Под тяжелой рукой Рады было так хорошо, так сладко свернуться клубочком и не высовывать носа наружу. Долгие четыре недели они спали хоть и рядом, но не вместе, и за это время Лиара успела истосковаться так, что хоть плач. Сейчас же тело звенело от приятной сладкой истомы, а поцелуи Рады все еще горели на разгоряченной коже. И Лиаре казалось, что она — самая счастливая женщина в мире.
Лунный свет протянул по полу маленького домика длинную дорожку, падая сквозь окошко, приоткрытое наружу и впускающее в дом прохладу летней ночи. Вместе с ней в тесные стены забрался и чуть терпкий запах криптомерий, и сладкое благоухание жасмина, что цвел почти что под самым окном, и нежный голос соловья, хоть это уже и казалось Лиаре совсем странным. Соловей ближе к середине лета? Обычно они замолкали уже в самом его начале, принимаясь вить гнезда и обустраивать свою деловитую жизнь. А этот, ишь, надрывался во всю глотку. То ли подругу еще не успел себе отыскать, то ли тоже был частью того невыразимого волшебства, которым Держащая Щит оплела Рощу Великой Мани.
Лиара обвела глазами помещение, жмурясь от золотистого счастья, что сейчас текло по ее венам, пропитывало каждую ее клеточку. Этот дом был таким же уютным, что и тот в становище Сол, но по-своему. Маленькие окошки, сквозь которые врывается ночной ветер, покачивая белоснежные занавески. Запах свежего дерева; вряд ли этот домик срубили больше пяти-шести лет назад. Ощущение шершавых досок настила под ногами, ощущение, от которого Лиара уже успела отвыкнуть. Густая наполненность, почти физически ощутимая атмосфера домашнего тепла, которая бывает только в деревянных домах, где буквально каждая дощечка дышит. И дом дышит вместе с ними со всеми.
Тихонько скребся кто-то под крыльцом, наверное, ежик, которого Лиара приметила пару дней назад. Шуршало что-то в темных углах под потолком, куда не доставали бледные отсветы щита Аленны. Дом поскрипывал, постукивал, дом дышал сквозь открытые настежь окна в летнюю теплую ночь. Дышала и Рада рядом. Ее грудь медленно и мерно вздымалась, и Лиара, прижавшаяся ухом прямо к ее сердцу, слушала его неторопливый стук. Повлажневшая от жара кожа уже высыхала, сердце замедлялось, стуча все ровнее и мягче. А ведь всего какие-то минуты назад оно гремело, как бешеное, грозя лопнуть в любой миг.
Покачивались на ветру занавески, и луч лунного света, расчерченный квадратом оконной рамы, падал на пол.
— Рада, — тихонько позвала Лиара, прикрывая глаза и слушая всей собой эту сладкую, будто жасминовый запах ночь.
— Ммм? — прогудела рядом та. Голос ее был хриплым, похожим на мурчание огромной кошки, свернувшейся в калачик и довольно помахивающей кончиком хвоста. От его звучания по спине Лиары пробежали сладкие мурашки истомы.
— Ты теперь… какая-то другая, — Лиара и сама смутилась своей откровенности и принялась водить пальцем по предплечью Рады, покрытому золотыми узорами, похожими то ли на завитки морского прибоя, то ли на кучерявые облака под пронзительными копьями солнечного света. Именно такая татуировка появилась у нее на правой руке после получения крыльев.
— Другая? Ты о чем, кошечка моя? — мягко проговорила та. Мурчащие нотки так и не исчезли из ее голоса, сделавшись только гуще и как-то… призывнее. Лиара ощутила, как в груди, там, где постоянно пульсировало золотом маленькое солнышко, соединявшее их воедино, сладко ёкнуло, и нежность вновь начала растекаться по ее венам, наполнять ее всю.
— Ну… — она замялась, не зная, как продолжить, и кончиком пальца обводя узоры на предплечье Рады. Золотой рисунок на нем казался частью ее кожи, а не чем-то инородным, метами, которые были у нее с рождения. И очень шел ей, подчеркивая тугие жгуты мышц и старые бугорки шрамов, полученных в сражениях много лет назад. — Мне кажется, ты теперь как будто ближе ко мне. — Лиара с трудом подбирала слова, особенно, учитывая специфику темы. Ни с кем другим она бы никогда не решилась говорить о таком, а с Радой это было… сложновато. Несмотря ни на что. — Ты всегда была со мной, прямо у меня в груди, но сейчас как будто еще ближе. Или я говорю ерунду?
— Нет, искорка моя, — вторая рука Рады двинулась, пальцы зарылись в волосы Лиары, и та прикрыла глаза, буквально тая от ее прикосновений. — Сейчас действительно что-то иначе. Я чувствую себя по-другому. Как-то… — Рада замялась, подыскивая слово. — … мягче, что ли? Более открытой?
Это была правда, и речь сейчас шла не только о том, что происходило между ними и касалось лишь их двоих. Речь шла обо всем.
Прошла почти неделя с тех пор, как они вступили в Рощу Великой Мани вместе с отрядом Младших Сестер. Осталась далеко позади церемония принятия крыльев и праздник, что последовал за ней, как всегда бурный, полный радости, танцев, пения и игр. Иногда Лиаре казалось, что анай в общей совокупности времени пляшут едва ли не больше самих эльфов, про которых говорили, что в их городах вечный праздник из музыки и танца. Только вот энергичные пляски анай, их громкие гуляния и шумное веселье даже здесь, в самом сакральном для них месте, кардинально отличались от сухой чопорности торжеств в эльфийских государствах.
День Жизни отмечали как раз в утро принятия крыльев, и празднование продлилось на целую ночь и весь следующий день. С окрестных гор от святилищ клановых Богинь спустились Младшие Сестры вместе с опекающими их Жрицами, и у костров, разожженных перед основным храмом Рощи, начался праздник. К тому времени Рада и Тиена уже успели пошептаться о том, о чем бы они там ни шептались, и крыльями своими Рада с грехом пополам, но овладела. Впрочем, у других Младших Сестер получалось далеко не лучше, чем у нее. Они тоже то и дело бледнели и взмывали в воздух, а кое-кто даже валился на ровном месте, когда уже открывшиеся за спиной крылья вдруг начинали отчаянно хлопать, толкая их вперед.
Жрицы утверждали, что так будет еще несколько месяцев. Та, что проводила им обряд, предупредила Лиару, чтобы они с Радой не слишком надеялись на скорый успех.
— Учиться летать так же сложно, как и учиться ходить, если не сложнее, — негромко проговорила она, положив мягкую руку Лиаре на спину перед тем, как уйти. Та тревожилась, что у Рады ничего не получается, и спросила об этом Жрицу. Любовница Небесных Сестер только по-матерински улыбнулась ей в ответ и поправила на плечах ничего не скрывающую тонкую шаль. — Ты ведь не помнишь, как трудно тебе было заставить собственные ноги держать вес твоего тела, сохранять равновесие, шагать вперед. А сейчас ты даже не думаешь о том, как легко бегаешь или взбираешься на гору. Тело учится гораздо тяжелее, чем голова, Светозарная, но тело, в отличие от головы, запоминает раз и навсегда, и ему не нужно повторять постоянно, чтобы не забыть. Тело не забывает ничего.
В словах Жрицы ей чуялась какая-то очень верная, очень правильная простота. Они подтверждали уже не раз прочувствованное откровение, которое вновь приходило к ней и здесь, в Роще, накануне получения крыльев. Тело могло стать посредником между тонким миром и миром физическим, и все вокруг, на что смотрели глаза Лиары, это подтверждало, в том числе и Рада.
С той поры, как с нее спал блок, как Тиена о чем-то негромко побеседовала с ней, в Раде что-то изменилось. Едва заметно, со стороны почти не ощутимо, но Лиара слишком любила ее и слишком внимательно смотрела, чтобы это прошло мимо нее. В Раде появилось как будто больше терпения, усидчивости, вдумчивости. Она теперь все больше слушала и смотрела вокруг большими глазами, словно хотела одним своим взглядом объять весь мир, раз и навсегда впустить его в собственную грудную клетку. Она меньше раздражалась по мелочам или обращала внимание на какие-то досаждающие вещи, вроде ситуации с той же Дани или задиристых Дочерей Воды, которые попытались все-таки привязаться к ним в ночь празднования Дня Солнца.
Тогда не произошло ровным счетом ничего страшного. Просто какая-то не в меру наглая девчонка, вскинув голову и окидывая Лиару хозяйским взглядом, пригласила ее потанцевать, не обращая никакого внимания на хмурый взгляд стоящей рядом Рады. Когда Лиара вежливо отказала ей, сообщив, что ее это не слишком интересует, Дочь Воды принялась жеманничать, посмеиваться и уламывать ее так нагло и беспардонно, словно Лиара и не дала ей прямого и твердого отказа. В обычной ситуации, если бы все так произошло где-нибудь в становище Сол с месяц-два тому назад, Рада моментально напряглась, набычилась бы и сама начала объяснять зарвавшейся девчонке, почему той лучше немедленно отойти в сторону и забыть обо всех своих предложениях. Сейчас же она лишь молча и без выражения смотрела на Дочь Воды достаточно долго, чтобы та сама неловко затопталась на месте, а затем и вовсе ушла.
Что же касается Дани, то на нее Рада теперь совсем не обращала внимания, даже головы не поворачивала, когда та с ней заговаривала. Не то, чтобы Дани уж очень активно пыталась это сделать, и уж тем более не в присутствии Лиары, которую она с той памятной ночи упорно избегала, но раза три упрямая Клинок Рассвета улавливала возможность подойти к Раде, пока Лиары не было рядом, и все три раза Рада даже ухом не повела, даже не поглядела в ее сторону. И в этом не было никакой агрессии или напряжения, не было видно, что ей сложно игнорировать девчонку. Ее словно больше не существовало на свете для Рады, не существовало и все. Или она была чем-то настолько мелким и незначительным, что на него и внимания обращать не стоило. Не будет же человек долго и упорно объяснять какой-нибудь мошкаре, чтобы та у него перед носом не кружилась.
Правда, когда в один прекрасный момент Лиара все-таки отошла от Рады, чтобы налить им обеим еще пряного меда Нуэргос, специально привезенного в Рощу для празднования Дня Солнца, Дани все-таки добилась того, чтобы Рада взглянула на нее. И сделала это самым топорным из всех возможных способов, что явно продемонстрировало всю степень ее отчаяния.
Изрядно перебравшая Младшая Сестра протолкалась сквозь толпу танцующих и празднующих Каэрос прямо к Раде, дернула ее за рукав, резко разворачивая к себе, и принялась что-то горячо и быстро говорить ей, настойчиво глядя в глаза. Лиара была слишком далеко, чтобы увидеть подробности или прочитать по губам, о чем они говорили. Но Раде хватило всего пары коротких, произнесенных спокойным тоном фраз, чтобы Дани вспыхнула и так же быстро бросилась прочь сквозь толпу, зло утирая текущие по щекам слезы. Рада только задумчиво посмотрела ей вслед и вновь вернулась к изучению собственной тарелки со съестным.
— Что она тебе сказала? — все-таки не выдержала и задала вопрос Лиара, вернувшись к Раде с двумя кружками хмельного меда в руках. Та только пожала плечами со слегка сбитым с толку видом.
— Она спросила меня, почему я остаюсь в Роще Великой Мани, а не отправляюсь вместе со всеми на Серый Зуб. Я ответила ей, что такова воля Держащей Щит анай и Великой Царицы, и что они хотели бы работать с нами. Тогда она принялась нести какую-то околесицу про то, что я готова работать с кем угодно, заниматься с кем угодно, только не с ней.
— И что ты сказала? — с интересом склонила голову набок Лиара.
— Что она не может научить меня ничему кроме того, чтобы подбородок вздергивать. — пожала плечами Рада. — И что мне все эти детские игры просто неинтересны. А потом она развернулась и убежала, крикнув, что я жестокая и ненавижу ее. — Рада нахмурилась с совершенно бестолковым видом. — Странно, будто я не говорила ей раньше вещей гораздо более резких. Почему именно сейчас и именно эти слова ее так обидели?
Лиара не стала ей рассказывать об их с Дани разговоре той ночью. Да она и сомневалась, что только в нем одном и заключалось все дело. Рада могла не заметить этого, но она изменилась, изменилась внутри, а не снаружи. И ведь всем прекрасно известно, что одну и ту же фразу можно произнести настолько по-разному, что в одном случае она заставит человека почувствовать себя самым счастливым во всем мире, а в другом — разорвет его сердце на клочки. Видимо, теперь безразличие Рады стало для Дани поистине невыносимым, подкрепленное удивительным покоем, что наконец-то наполнил все существо Рады, сделав ее задумчивой и погруженной в себя. Возможно, это могло бы стать даже опасным для Клинка Рассвета, но на следующий день наставницы распрощались со Жрицами и обитателями Рощи и увели Младших Сестер обратно по извилистой тропе к выходу из долины. Им предстоял долгий путь на Серый Зуб и трехмесячное пребывание там. Во время всего этого срока молодые анай будут учиться летать под приглядом старших наставниц. Для Рады и Лиары такими наставницами должны были стать Жрицы из Рощи Великой Мани.
На прощанье наставница Ута пожала им обеим руки, крепко Раде и бережно, будто птенчика баюкала, Лиаре. Вид у нее как всегда был недовольным, словно она горчичное семечко раскусила, но в глазах отражалось искреннее сожаление.
— Видимо, не удастся мне вас в хвост и гриву погонять, — проворчала она, неодобрительно поглядывая на Жриц, вышедших проводить уезжающих Младших Сестер. — А жаль. Любовницы Небесных Сестер, конечно, плясать умеют прекрасно и все такое, но вот вряд ли они смогут натаскать вас строевой и прочим тонкостям, которые вам в будущем уж точно пригодятся гораздо больше, чем виляние задом.
— Ох, первая, этого ты знать наверняка не можешь! — хмыкнула Рада, но ее улыбка стала значительно слабее после того, как Ута в ответ зыркнула на нее. Будто оправдываясь, Рада вскинула ладони: — Совсем скоро мы вернемся в Сол, и ты сможешь вволю потренировать нас по той программе, которую мы должны изучить.
— Уж потренирую, — с угрозой в могильно холодном голосе сообщила ей Ута. — И поверь мне, если ты вместо того, чтобы строить Сеть, будешь мне перед носом махать своими костлявыми мослами, которые даже подыхающего от голода дряхлого пса привлечь не способны, тебе не поздоровится, Черный Ветер. И я не посмотрю на то, что ты вроде как на особом положении, и на все твои предыдущие подвиги, и на эльфийскую кровь. Я ясно выражаюсь?
— Так точно, наставница! — отчеканила Рада, непроизвольно вытягиваясь и пристукивая каблуками.
Ута окинула ее еще одним не слишком доброжелательным взглядом и хмуро проворчала сквозь зубы:
— Надеюсь, Великая Царица тебя погоняет, когда у нее будет время. Сдается мне, ей и самой не терпится размяться, пока все эти малолетние дуры не глазеют на нее огромными глазами. Молись, чтобы так оно и было, и чтобы по возвращении в Сол я не нашла у тебя ни одной лишней капли жира. — Она бросила на Лиару короткий взгляд, и глаз ее сверкнул глубоко затаенной иронией. — А то если мне покажется, что жирку все-таки прибавилось, придется сходить с тобой вместе попариться в баньку и все внимательно разглядеть, чтоб уж точно не промахнуться с оценкой.
На этот раз улыбка действительно сползла с губ Рады, а лицо побледнело и вытянулось. Лиара поспешила скрыть смех, занявшись очисткой своего платья от чешуек коры, налипших спереди на подоле. Кажется, Ута заметила, что ей смешно, но вида не подала.
— Бывайте под очами Огненной, — отрывисто буркнула она и ушла прочь, сплевывая сквозь дырку между зубов.
Построившись цепью, подрастающее поколение кланов, которому пришло время учиться летать, потянулось под тенистый полог Рощи в обратный путь. Первыми шагали Нуэргос, которым ехать было дальше всего, за ними Каэрос, Лаэрт, и замыкали движение Раэрн, до родных земель которых от Рощи можно было добраться меньше, чем за неделю. Они с Радой и еще некоторыми обитателями становища стояли на опушке, махая руками уезжавшему молодняку и провожая тех в путь. Лиаре показалось, что она видела Дани, выскочившую из строя и пятящуюся спиной вперед, чтобы в последний раз перед уходом взглянуть на Раду. Но это мог быть кто-то еще: из-за коричневой формы Каэрос и не поймешь, кто именно.
С уходом Младших Сестер в Роще стало сразу же как-то слишком тихо. Опустели казармы, до этого под завязку набитые молодыми девчонками, из здания временной едальни унесли столы и лавки, упрятав их до следующей инициации в сараи. Теперь только соломенная крыша на толстенных столбах да вытоптанный пятачок земли с краю от нее, где Ремесленницы после еды мыли посуду, напоминали о том, что раньше здесь столовались почти что две сотни человек.
Жизнь в становище возвращалась в свой привычный ритм. Теперь обитатели смогли спокойно вернуться к прерванным делам. Не так-то легко работать, когда над твоим плечом постоянно галдят две сотни глоток, любопытные руки все трогают и всем интересуются, длинные носы просовываются везде и пытаются понять, что к чему. Вновь застучали молотами по наковальням кузнецы, с утра до вечера над становищем плыл резкий хруст пил, вгрызающихся в дерево. Мускулистые высокие анай, сняв белоснежные куртки и подкатав рукава расшитых цветами рубах, возобновили строительство какого-то длинного приземистого здания в восточной части поселения. Теперь оттуда постоянно слышался стук молотов, негромкие голоса, смех, оклики.
Оказалось, что и беременных в Роще гораздо больше, чем они видели в дни, пока здесь околачивались Младшие Сестры. Иштум, зеленоглазая анай, с которой они вместе получали крылья, рассказала Лиаре, что на последних месяцах беременности все анай перебирались в Рощу, чтобы получить благословение Жриц и Великой Царицы. Рожать они могли и у себя дома, и здесь по желанию, но после того, как живот округлялся, обязаны были хотя бы месяц прожить в Роще, чтобы ребенок впитал в себя через их кровь и дыхание благость этого места. И вырос счастливым и здоровым.
Пока Младшие Сестры сновали по улицам становища взад-вперед, лазали в водопад, без конца галдели, смеялись, пели или толкались, беременные анай старались держаться там, где потише: все больше в построенных для них домах становища или глубже в Роще, куда Младшим Сестрам забредать запрещалось. Сейчас же они вновь вышли на улицы поселения, и оказалось, что их здесь едва ли не под сотню. Женщины бродили вокруг, поддерживая тяжелые животы, общались между собой и со Жрицами, сидели на лавочках на солнышке, наслаждаясь летним ветерком, гуляли вдоль самого водопада. Отовсюду слышались негромкие разговоры, которые по большей части касались родов и будущего воспитания детей. Каждый день кто-то из рожениц собирался и улетал домой, к супруге в родное становище, кто-то наоборот прилетал, чтобы проникнуться святостью этого места. Казалось, что беременных здесь едва ли не больше, чем представителей свиты Великой Царицы.
Из-за этого Лиара чувствовала себя несколько не в своей тарелке. Она как-то и не думала никогда о том, что однажды будет иметь детей. В детском доме было не до того, да она сама еще была сущим ребенком до встречи с Радой. Потом, когда между ними вспыхнули чувства, Лиара достаточно спокойно распрощалась с мыслью о том, что у них могут быть дети, ведь физически это было просто невозможно. Теперь же, когда вокруг нее с утра до ночи ворковали беременные женщины, зачавшие детей от других женщин, когда выяснилось, что это вовсе даже не невозможно, и Лиара тоже может это сделать, она не понимала, что чувствует по этому поводу. И снова и снова возвращалась своими мыслями к ребенку, который однажды мог родиться у них, к маленькой дочери. С одной стороны, от мысли о дочери Рады с ее глазами и этими соломенными волосюшками, такими непослушными и торчащими во все стороны, в груди просыпалась еще большая нежность, буквально сбивающая ее с ног. С другой стороны, Лиара знать не знала, что думает об этом сама Рада, а спросить боялась.
Впрочем, поведение Рады касательно этого вопроса никакой надежды ей не внушало. По поселению Рада передвигалась будто кот, вжав голову в плечи, навострив уши, и стараясь поменьше попадаться на глаза беременным анай. Когда они пытались заговаривать с ней, рассеяно поглаживая животы и с любопытством что-то выспрашивая, Рада кривилась, корчилась, отвечала односложно и все пыталась куда-нибудь смыться с их глаз, где никто бы ее не трогал. Впрочем, так вела себя не только она, но и большая часть постоянных обитателей становища. Особенно Воины, что присягнули на верность Великой Царице и Держащей Щит анай.
Сейчас в становище насчитывалось как минимум три тысячи сестер, отказавшихся от своих кланов и решивших посвятить жизнь служению своему народу. Ремесленниц из них было меньше, примерно четверть, все остальные сестры расхаживали с оружием за плечами, одетые в белоснежную форму, чем-то похожую на то, что носили в зимнее время года Каэрос. Насколько успела понять Лиара, к этим трем тысячам следовало добавить еще и примерно по тысяче представителей от каждого из остальных кланов, которые не обитали на территории, но селились окрест и посвятили себя служению и поддержанию Рощи в том виде, в котором она сейчас существовала.
Самыми интересными из них для самой Лиары были Раэрн, которые с завидной регулярностью наведывались в Рощу и проводили в ней примерно столько же времени, сколько и в своих становищах. В Сол она успела наслушаться от своих подружек о том, насколько сильно Раэрн отличаются от остальных кланов, об их еще более диковинных и странных обычаях и традициях, чем у других анай. Теперь ей было особенно любопытно поглядеть на них, когда Рей и Ная ей все уши об этом прожужжали. Правда, пока еще они с Радой не видели Дочерей Земли; на время празднования Дня Солнца Великая Царица настоятельно рекомендовала им отправиться по домам, иначе в Роще стало бы слишком тесно. Но скоро Раэрн должны были вернуться, и Лиара с любопытством гадала, какими же они окажутся.
Одно она поняла совершенно точно: в Роще происходило что-то странное, совсем несвойственное народу анай. Не только воздух, пропитанный насквозь силой и почти сочащийся ей, будто соты медом, здесь все было другим, хоть немного, но отличалось от становища Сол и земель Каэрос.
Во-первых, ощущение. Странное, непонятное ощущение еще большей свободы, если это только можно было себе вообразить, чем в том же Сол. Здесь не было такого невероятного количества запретов и правил, здесь не действовали девять десятых всех обычаев, что соблюдались среди анай, и прежде всего потому, что Рощу населяли выходцы из всех кланов, и чтобы они не вцепились в глотки друг другу, приходилось поддерживать нейтралитет и взаимное уважение. И, конечно же, убрать все камни преткновения, которые могли высечь искру.
Той заметной разницы, что наблюдалась у Каэрос между Воинами и Ремесленницами, здесь не было. По сути, они отличались между собой только наличием или отсутствием оружия на поясе или за спиной. Ну, еще Воины иногда тренировались на открытом пятачке в стороне от селения, отрабатывая удары и связки, соревнуясь в мастерстве. Но делали они это не так часто, как те же Каэрос, и скорее, ради собственного развлечения, чем в целях обучения чему-то новому.
Большую часть времени Воины и Ремесленницы посвящали становищу. Роща строилась и расширялась, работы было невпроворот, и каждые лишние руки ценились на вес золота. Строились новые дома для желающих временно пожить в Роще — на открытом месте возле храма Небесных Сестер. В стороне, укрытое за высокими криптомериями, на скале раскинулось поселение постоянных обитателей Рощи. Эти жилища ничем не отличались от тех, что Лиара видела в Сол: крохотные фасады, лепящиеся к скале на головокружительной высоте, за которыми скрывались выдолбленные в скале жилые помещения. Издали они походили на ласточкины гнезда или домики каких-то невиданных птичек. Лишь по вечерам, когда тьма укрывала своими широкими крыльями Рощу Великой Мани, становились заметны россыпи огоньков на склонах гор, будто светлячки, подмигивающие из темноты.
Поселения требовали дорог, по которым к ним будут подвозиться строительные материалы и грузы. Необходимы были колодцы с питьевой водой, бани и хозяйственные постройки. Нужно было где-то хранить дрова, припасенные на холодные зимы, нужно было эти самые дрова где-то рубить и привозить на телегах в Рощу, а для этого кто-то должен был построить телеги, кто-то должен был ухаживать за волами, что будут тащить те самые телеги. А волам требовалась пища, как и людям.
Лиаре оставалось только гадать, как Великая Царица и Держащая Щит успевают координировать деятельность такого огромного поселения, следить за всем, быть в курсе всего. В Сол Лэйк с Саирой тоже целыми днями были заняты делами клана, но Сол стояло на одном месте уже пару тысяч лет, и им приходилось решать ежедневные задачи, возникающие перед ними повсеместно вопросы снабжения, судебные тяжбы и прочее. Здесь же все строилось с нуля, и работы было столько, что закачаешься.
По приказу Тиены окрестные долины, ранее считавшиеся сакральными, а потому неприкосновенными, распахали под сады, в которых трудились все те же Раэрн, вызывавшиеся помогать в обустройстве Рощи Великой Мани. Там растили хлеб и овощи, там пасли многочисленные стада крупного и мелкого рогатого скота, и в Роще теперь было свое мясо, молоко, хлеб. Лаэрт, разведывающие окружающие горы, сообщили о большом месторождении черного масла или крови земли, как его здесь называли, и Тиена приказала начать разработку месторождения, а следом за этим и производство ароматических масел и красок для тканей. Несколько сотен Ремесленниц Нуэргос, сменявшиеся каждые полгода, целыми днями ткали и ткали полотно, чтобы не только одеть всех обитателей Рощи, население которой увеличивалось буквально с каждым новым месяцем, но и предоставить часть продукции на продажу. Странное дело, но выяснилось, что лошадники-корты с жадностью скупают произведенную анай ткань, меняя ее на изделия из кожи и металла, продукты, шкуры и шерсть…
Странно было видеть, как буквально на глазах самой Лиары Роща превращается из крохотного поселения в настоящий город, находящийся на полном самообеспечении, способный вести торговлю и поддерживать дипломатические отношения с миром, город, которым руководили всего двое, так бесконечно похожие чем-то друг на друга, столь гармонично дополняющие друг друга, что представить одну без другой было просто невозможно. Даже за эту неделю, что Лиара с Радой пробыли в Роще, сюда уже прибыло несколько десятков сестер, выказавших желание остаться подле Великой Царицы. Для них уже строили жилье и подыскивали работу.
Ощутив, что мысли унесли ее слишком далеко в сторону от теплых рук Рады, Лиара поерзала, устраиваясь поудобнее рядом с ней. Как же хорошо было лежать под одним одеялом на неширокой кровати в уголке маленького дома, срубленного из сосновых бревен. Как же хорошо было делить эту простоту, это бесконечную красоту каждого мгновения поровну с ней.
Тень от какого-то деревца с резной листвой слегка дрожала под едва слышным ветерком, шевелилась на фоне расчерченного квадрата лунного света на полу. Лениво шевельнулась занавеска, мазнув самым краешком по столу. Соловей заливался, словно безумный, выводя одну трель за другой.
— Рада, а пойдем, погуляем? — вдруг вскинула голову Лиара, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в смущенную улыбку. — Я знаю, тебе может показаться, что мне неймется по ночам…
— Ох, кошечка моя, мне нравится, когда тебе неймется, — мягко улыбнулась рядом Рада. — С чем бы это ни было связано. И, в общем-то, я тоже спать еще не хочу, так что почему бы и нет?
Они оделись и вышли вдвоем в теплую тихую ночь. Лиара даже не сдержала вздоха наслаждения, закрывая глаза и раскидывая руки в стороны, позволяя ночному ветру обнимать ее со всех сторон, пропитывать каждую пору ее тела. В прохладе ночи и тишине была особенная манящая красота и Тайна, от которой у Лиары внутри все буквально звенело и рассыпалось разноцветными искрами.
На миг Рада остановилась на пороге, вглядываясь в ночь. Вид у нее был, как у охотящегося зверя, что слушал ветер или вынюхивал добычу. Лиара перетаптывалась на месте внизу ступеней, такая легкая, такая нетерпеливая. Сейчас ей казалось, что ее тело весит не больше прозрачного лепестка жасмина, что медленно сыпались с веток невысокого куста, словно крупные снежинки ложась на темную землю. Казалось, налетит порыв ветра, подхватит ее в свою ладонь и унесет далеко-далеко, забросит на ледяные верхушки гор, закрутит над ущельями, которым нет дна, долинами, которые ни разу не видели ничьи глаза. Ей хотелось смеяться. Или плакать. И то, и другое казалось одинаковым сейчас.
Пустые улицы становища вовсе не выглядели покинутыми или необжитыми. У некоторых крылечек горели маленькие подвесные фонарики, заливая сработанные из сосновых досок ступеньки разноцветными мазками света. Лиара поспрашивала об этом Иштум, и та пояснила, что так принято у Раэрн. Когда в доме обитает беременная женщина, над крыльцом вывешивают маленький фонарик с разноцветными стеклышками, чтобы он охранял порог, не пускал в дом злые силы, сообщал всем и каждому, что здесь затеплилась новая жизнь. Фонарики были четырехгранными, а цвет стеклышек выбирали сами будущие матери по собственному желанию.
Словно отвечая крошечным ярким точкам фонарей, горели в небе над ними звезды. Рада вскинула голову, глядя туда, и в ее лице Лиаре почудилось что-то новое. Раньше она такого не видела в нем, раньше это было эльфийское лицо с глазами-солнцами, в котором не было ничего от эльфов. Теперь же все стало иначе.
Серебряные блики звездного света концентрировались на дне глаз Рады и слегка отсвечивали, едва различимыми капельками собравшись на ее ресницах. Лиара видела это своим новым взглядом — одновременно и обычным, и эльфийским зрением. После того, как был сломлен ее блок, Рада все больше и больше становилось эльфийкой, хоть сама ничего не делала ради этого и, возможно, даже не замечала происходящих с ней изменений. А Лиара смотрела на нее и думала о том, к лучшему ли приведут эти изменения? Что еще изменится в ней, когда она осознает наконец свое бессмертие?
Этот вопрос в последнее время начал беспокоить ее, и день ото дня беспокойство становилось все сильнее. В жилах Рады текла та же самая кровь, что и в жилах Алеора, и в ней дожидался своего часа Тваугебир. Да, сама Рада не могла использовать эту силу и превращаться в монстра, но его влияние, тем не менее, отравляло ее кровь. И пока эльфийская сила Рады была заблокирована в этой крови самим Сагаиром, проклятье рода Стальвов тоже было лишено силы. Изменится ли что-то сейчас, когда блок пал? Быть может, к Раде тоже придет вечная замкнутость и плохо сдерживая ярость, которой до самого края был полон Алеор?
Неужели ты действительно веришь в это? Веришь, чувствуя, как прямо между твоих ребер пульсирует ее золотое сердце? И не стыдно тебе так думать?
Лиара решительно прогнала все свои сомнения и тихонько спросила у застывшей на ступенях лестницы Рады:
— Пройдемся к реке?
— Пойдем, — кивнула та в ответ.
Ночь была пронизанной бледным сиянием луны, а оттого вовсе не такой темной, как обычно в этот предрассветный час. Пронзенный насквозь тонкими нитями лунного света низвергался с головокружительной высоты водопад. Вода казалась то ли тонким кружевом, сплетенным самыми умелыми руками неведомой мастерицы, то ли прозрачной шалью на обнаженных плечах опьяненной иллиумом Жрицы. Капли падали и падали на обточенные терпеливыми прикосновениями камни внизу, разбивались о них в мареве брызг и тумана, что расползался над долиной. Мелкая водяная взвесь под лунным светом приглушенно светилась, и это было так красиво, что Лиара забыла, как дышать.
Держась за руки, они медленно шагали вдвоем по самой кромке реки. Под ногами постукивали друг о друга белоснежные гладкие голыши, напитанные солью, обточенные водой за бескрайнюю толщу времени. Река, тихо плеская, уносила свои воды вдаль, плавно изгибаясь и исчезая за длинными ветвями плакучей ивы, что полоскались в воде. У Лиары перед глазами все кружилось, и на миг ей привиделось, что это молодая женщина, изящная, стройная и тоненькая, что присела у воды и тянет руку к ее поверхности, а ее длинные кудри полощут волны, и лунный свет вплетает в них нежными пальцами золотых ночных светлячков.
— Я… я что-то вижу, — вдруг тихо проговорила Рада, и Лиара с трудом вынырнула из захлестнувших ее образов, выбралась на поверхность из плавленых волн силы, что пропитывали здесь все, растекались повсюду. Почему-то к ночи эти волны она ощущала острее, видела гораздо ярче, а на дневном свету они бледнели, как рассветный туман.
— Что ты видишь, радость моя? — тихонько спросила Лиара, изо всех сил стараясь сосредоточиться на разговоре с Радой и не дать видениям и образам увлечь себя прочь.
Почему-то в последнее время ей все больше казалось, что нет почти никакой разницы между явью и грезами, в которые она вступала по ночам. Или эта грань слишком тонка, чтобы отследить, где заканчивается физический мир, а начинается мир энергий? Или просто здесь, в этом неописуемом месте, законы бытия уже были немного другими?
— Я вижу… — Рада замялась, щурясь в пространство перед собой. Вид у нее был одновременно сосредоточенный и донельзя удивленный. — Серебристое сияние, — чуть погодя все-таки сказала она. — Оно разливается вокруг. Раньше мне казалось, что это звездный свет, но сегодня все как будто ярче, чем обычно.
— Какое оно? — Лиара с затаенной радостью взглянула на нее. Пусть сама расскажет, сама опишет, хоть Лиара и без этого прекрасно знала, как все выглядит теперь для глаз Рады. Но она должна была сама понять и описать разницу, чтобы это переживание стало постоянным. Чтобы ее внутреннее око привыкало к тому, как выглядит мир на самом деле.
— Серебристый свет, будто все предметы — крохотные светильники, накрытые сверху абажурами, — заговорила Рада, оглядываясь вокруг. Лиара тихонько улыбнулась. Сама она подобрала бы другую метафору, но Рада все равно оставалась самой собой. И хвала Тебе за это, Великая Мани! Тем временем Рада продолжила: — Еще я вижу разноцветные волны. Как будто радуга, которая все время меняется, перетекает, цвета смешиваются…
— Замечательно, — ободряюще сжала ее ладонь Лиара. — А еще?
— А еще я вижу… — Рада прищурилась, а потом вдруг резко остановилась на месте и замерла, огромными глазами глядя вперед. — Какую-то бхару! — выпалила она, хлопая глазами, и Лиара, не сводящая с нее глаз, недоверчиво переспросила:
— Что?
Вид у Рады был до того сбитый с толку, что она тоже взглянула вперед и буквально вздрогнула. Прямо перед ними стояло существо. Точнее, не стояло, а висело в воздухе на высоте не больше ладони над землей. Вся его фигура была прозрачной, розово-золотой и светящейся, словно наливной бочок персика, напитавшийся солнцем. Узкие плечи, тонкие плети рук и ног, едва намеченные, почти невидимые. Когда глаз пытался проследить за их очертаниями, голова начинала кружиться, и Лиара лишь краешком глаза смогла смотреть на тело существа. Оно было укутано в золотую дымку, словно вместо одежды натянуло на себя тонкие перьевые облака, впитавшие рассветное солнце. А еще все его тело испещряли серебристые узоры, как будто виноградная лоза, разросшаяся и украшающая его угловатые черты. Существо было невысоким, едва ли по плечо самой Лиаре, и казалось удивительно легким: вот сейчас подует ветер, подхватит его и унесет прочь. А самым странным были его глаза.
Огромные, гораздо больше, чем подошли бы к такому узкому вытянутому лицу и тщедушному телу, прозрачные и чуть выпуклые, со зрачками, в которых перетекали те же золотые волны, те же переливы силы, что и во всем окружающем. Лиара смотрела в его глаза и терялась, отрывалась от собственного тела, уходила все дальше, дальше, в полную звезд бесконечную тьму, в переливы световых волн между мирами, которые делали свой первый вздох, и теми, что в последний раз закрывали глаза-солнца, чтобы никогда уже не видеть нового рассвета.
Существо моргнуло, и Лиара рывком вернулась обратно в тело, дрогнув с ног до головы. Она испытывала такое глубочайшее удивление, что забыла, как дышать или как говорить. Она только смотрела, смотрела во все глаза. Существо моргнуло еще раз, а затем медленно и плавно скользнуло прочь, к высоким пушистым криптомериям в стороне от водопада. Еще несколько секунд золотой силуэт виднелся среди длинных ивовых кос, а затем и вовсе исчез.
— Что это?.. — Рада не договорила, с очумелым видом таращась в ту сторону, где исчез дух.
— Это нойя, — прозвучал рядом знакомый мягкий голос, и Лиара повернула голову. Держащая Щит стояла в двух шагах от них возле воды, с мягкой улыбкой на губах глядя вслед ускользнувшему существу. Все ее тело светилось, почти как у него, и глазам Лиары стало больно. Казалось, что в груди Держащей Щит спрятано самое настоящее солнце, и его свет пробивается изнутри сквозь ее тело, окрашивая его в золотисто-розовый цвет, а из глаз вырывались почти что золотые пульсары, смотреть на которые было больно. — Я призвала его из вечного сна, чтобы он помог восстановить Рощу.
— Нойя… — повторила Лиара. Это название тронуло что-то в памяти, что-то очень древнее, слышанное ею так давно, едва ли не в другой жизни. И из этой глубины всплыл и перевод с эльфийского языка. — Играющий со светом.
— Да, Играющий со светом, — улыбнулась Эрис. Золотые пульсары глаз испускали тысячи мельчайших пылинок, что разлетались вокруг, подпитывая скользящие над землей волны силы. Словно стайки светлячков вылетали из зрачков Эрис, и это выглядело так странно, что Лиара даже не сразу сообразила, что вспомнила, кто такой нойя. Но Рада уже опередила ее.
— Постойте, нойя? — удивленно спросила она, глядя во все глаза на Держащую Щит. — Те самые? Духи деревьев, что помогали Первопришедшим на заре мира выращивать леса? Те, что обрекшись плотью, в конце концов, стали нимфами?
— Да, — вновь кивнула Эрис. Так просто, будто речь шла вовсе не о чуде из чудес, которого мир не знал уже долгие тысячелетия. Не об ожившей сказке, одной из самых красивых и древних сказок мира.
— Но они же вымерли! — выдохнула Лиара, во все глаза глядя на Держащую Щит. — Они же ушли в небытие, они больше не касаются мира!
— Они ушли, это точно, — согласно кивнула Эрис. — Но многое изменилось. — Взгляд ее затуманился, и золотые пылинки хлынули из ее глаз густой волной. — Все изменилось. Возвращается старое, давно забытое, рождается новое, о котором еще не успели вспомнить. Мир переживает свой первый рассвет на самом краю времен, возвращаясь туда, откуда все началось. И нам посчастливилось наблюдать это.
Лиара не знала, что ответить на это, только безмолвно разглядывая Держащую Щит. Ей казалось, что она уже знала кое-что о силе Великой Мани, о том, что они должны были сделать с Радой, о том, как это будет выглядеть. Она была уверена в том, что осознает, как устроен мир, как наслаиваются на него тонкие миры, по каким законам они живут. А в следующий миг сама Жизнь подносила к ее глазам свою новую тайну, тыкала ее носом в ее невежество, в который раз уже с мягкой улыбкой показывая ей, что она на самом-то деле не знала ничего. И оставалось лишь улыбаться в ответ и благодарить за это. В мире еще столько сказок, которые мне суждено увидеть! Еще столько волшебства в Твоих щедрых ладонях, Великая Мани! И нет ему конца и края во веки веков!
— Доброй вам ночи, Дочери Огня, — тихо пробормотала Эрис, в последний раз улыбнувшись им и разворачиваясь, чтобы уйти обратно в становище. — Я буду ждать вас завтра в полдень для медитации и беседы. Думаю, нойя больше не покажется сегодня, они застенчивы и побаиваются новых людей.
— Доброй ночи, Держащая Щит, — пробормотала Лиара, и рядом с ней точно так же проговорила ту же фразу и Рада.
Они взглянули друг на друга одинаково удивленно, а затем одинаково тепло улыбнулись друг дружке. Лиара прижалась к плечу Рады всей собой, спрятав лицо в ее белой рубахе и вдыхая ее запах. Нежные пальцы Рады зарылись в ее волосы.
— Вся жизнь с тобой стала одним единственным, невероятно красивым чудом, — едва слышно прошептала она, закрывая глаза и чувствуя, как золото в груди поет и поет свою бесконечную песню.
— С тобой, моя маленькая, — тихо отозвалась Рада, и в груди Лиары нежно ёкнуло второе сердце. — С тобой.