Беззвучная нота

ГЛАВА 3

Грейс

Я поднимаю взгляд на Зейна, у меня начинает звенеть тревожный колокольчик, когда он озорно смотрит на меня.

— Ложись, — шиплю я, жестом приказывая ему пригнуться.

Он наклоняет голову, ухмыляясь.

— Что ты мне дашь, если я это сделаю?

— Честно говоря, — голос мамы становится ближе, — я не собиралась жаловаться. Я действительно не из тех, кто просит позвать менеджера, но моей дочери так тяжело. Ей не следует беспокоиться о таких простых вещах, как полезные напитки.

Дверь открывается.

В панике я выскакиваю из кровати, бросаюсь на Зейна и валю его на землю. Он падает с криком «уф».

Каблуки мамы цокают по полу.

— Грейс? Грейси?

Я вскакиваю на ноги, мой кудрявый пучок небрежно падает налево.

— Мама, ты вернулась.

Она тоже не одна. С ней дежурит медсестра, они обе смотрят на меня так, будто я в смирительной рубашке.

— Что ты там делала? — спрашивает мама, подходя ближе.

— Ничего, — выпаливаю я, останавливая ее.

Она вздрагивает.

— Почему ты кричишь?

— О, я… — Я замечаю, как Зейн начинает садиться и я стучу своей босой ногой по его груди. Он падает обратно на пол. — Я устала быть в постели. — Двигая руками вперед и назад, словно делаю упражнения, я добавляю с нервным смешком. — Я хотела немного подвигаться.

— Ложись. Доктор сказал, что тебе пока не следует делать ничего слишком напряженного.

— Стоять не так уж и тяжело, мам.

— С раной на голове никогда не знаешь, что будет. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

— Я в порядке. Правда.

Мама делает отгоняющий жест.

Я сурово смотрю на Зейна, который умудряется выглядеть как мужчина-супермодель, растянувшись на полу с развевающимися вокруг него волосами и яркими глазами. Слегка расширив глаза, я бросаю взгляд под кровать.

Он выгибает бровь: что ты мне дашь?

Я прикусываю губу от разочарования.

— Грейс? — мама подходит ближе. — На что ты смотришь?

— Ничего. Я просто… пытаюсь втиснуть ногу в тапочки. — Я провожу ногой по груди Зейна, он обхватывает мою пятку длинными, коварными пальцами. Тепло его руки заставляет мой пульс учащаться, это напоминает мне о том, насколько предательским может быть мое тело, когда дело касается его.

Я с трудом сглатываю, когда его рука скользит вверх по моему бедру.

Я тихонько пищу:

— Почему мне так трудно надеть тапочки? — Я решительно наступаю ему на ребра, он опускает свои исследующие пальцы, сгорбившись от боли.

— Тебе не нужно надевать тапочки, если ты собираешься вернуться в постель, — отмечает мама.

— Ты права. — Я смеюсь. — Почему я об этом не подумала?

Снова смотрю на Зейна и поджимаю губы.

Он вызывающе вскидывает подбородок.

Я застряла между молотом и наковальней.

Не имея другого выбора, показываю высокомерному барабанщику знак «хорошо».

Он ухмыляется и извивается под кроватью, словно змея, которой он и является.

Как раз вовремя, потому что мама подходит ко мне и хватает меня за руки.

— Перестань дурачиться, Грейси. Медсестра должна тебя осмотреть.

— Извини. — Я забираюсь в кровать и молюсь изо всех сил, чтобы Зейн оставался тихим и свернулся в клубок. Потому что я почти уверена, что он будет выше этой койки, если вытянется.

Но его ноги, должно быть, не торчат, потому что медсестра выполняет свою работу, не спотыкаясь о пару армейских ботинок, а мама, похоже, совершенно не замечает четвертого человека в комнате.

Медсестра заканчивает свою оценку.

— Ваша дочь чувствует себя намного лучше, миссис Кросс. Я не думаю, что вам стоит беспокоиться.

— Я поверю, когда это скажет врач.

Медсестра сдержанно улыбается маме.

— Доктор должен вернуться сегодня днем, чтобы поговорить с вами обеими.

— Эм, — говорю я, — как вы думаете, меня можно будет выписать к завтрашнему дню? — Мне надоело быть запертой на этой больничной койке. Я потратила впустую драгоценное время, которое могла бы потратить на поиски кукловодов, стоящих за «Благодарным проектом»

— Выписать? Вам не хватило двух осколков стекла, чтобы сделать операцию на мозге. Не торопитесь, Грейс Элизабет Джеймисон.

Я не вижу Зейна, но чувствую внезапный холодок и каким-то образом понимаю, что на его лице снова появилось это опасное, злое выражение.

— Вы также можете обсудить это с врачом, — вежливо говорит медсестра.

Мама выводит медсестру, задавая ей еще вопросы.

Когда мы остались одни, я заглядываю под кровать. Зейн что-то набирает на своем телефоне, но, словно почувствовав, что я за ним наблюдаю, его взгляд неуклонно устремляется на меня.

Он подмигивает.

— Грейси.

— А? Что? — я вскакиваю.

— Отличные новости, — заявляет мама, — медсестра сказала, что ты можешь есть ребрышки, если они не слишком острые. Разве это не здорово? — Она подходит и подтыкает одеяло вокруг моих ног. — Может быть, вкусная спинка молодой свинки поднимет твой аппетит.

Остро ощущая Зейна под кроватью, я киваю маме и пытаюсь найти повод, который выманит ее из комнаты. Стоит ли мне попросить ее пойти и приготовить ребрышки прямо сейчас?

Прежде чем я успеваю это сделать, у мамы звонит телефон.

— Алло? Что? Конечно. Я сейчас буду.

— Кто это был? — спрашиваю я, по выражению ее лица понимая, что это что-то серьезное.

— Полиция. Они нашли что-то у скрывшегося с места ДТП водителя и хотят, чтобы я приехала в участок. — Улыбка мамы меркнет, она колеблется, глядя на меня, а затем на дверь.

— Чего ты ждешь? Иди! — подгоняю я ее. Чем быстрее поймают этого придурка, тем быстрее я смогу хорошо выспаться.

— Я не хочу оставлять тебя одну.

— Я не ребенок. Я могу выдержать несколько часов в одиночестве.

— Дело не в этом.

— В чем же тогда?

Ее взгляд становится острее. Я читаю ее так, словно каждая мысль в ее голове записана в книгу.

— Ты беспокоишься, что Зейн придет ко мне, — шепчу я.

— Сегодня утром я видела, как Датч и Финн ходили по больнице. Я в этом уверена. Значит, третий где-то рядом.

Он ближе, чем ты думаешь, мама.

— Я же говорила тебе. Мы с Зейном больше не разговариваем и больше никогда не встретимся. — Мама выглядит неубежденной, поэтому я добавляю: — Мне сейчас неинтересно усложнять себе жизнь. Из-за аварии и всего, что происходит в школе, я едва держусь на плаву.

— Я просто ненавижу, что он соблазнил тебя, сделать что-то настолько безнравственное. Вся твоя жизнь могла быть разрушена. Ты все еще можешь быть разрушена. В таких случаях неважно, как ты себя оправдываешь. Если кто-то даже подумает, что ты вела себя неподобающе со студентом, да еще и со своим сводным братом вдобавок ко всему…

— Мама.

— Он думает, что он крутой с мотоциклом и татуировками…

— У Датча и Финна тоже есть татуировки.

— Но они не такие наглые. Я чувствую это по нему. Ему нравится играть с девушками, только чтобы разрушить их жизнь.

Я опускаю глаза. Не то чтобы я не согласна. Просто мне неловко, что Зейн слышит ругань мамы вживую.

— Я обещаю, мама. Мы с Зейном — никто друг для друга. Он никогда не будет кем-то большим, чем мой ученик и сын Джарода Кросса.

Легкий укол в груди шепчет, что я лгу, но игнорирую его. Я не позволю себе перейти черту.

Не снова.

Авария показала мне, что дорога, по которой я иду, опасна, и мне нужно идти по ней в одиночку, если у меня есть хоть какой-то шанс добиться справедливости для Слоан.

Мама подходит ко мне и обнимает.

Ее выдох шевелит мои волосы.

— Ты всегда была хорошей дочерью, Грейси. Всегда. Вот почему я простила тебя за то, что ты позволила всему зайти так далеко. Твоя свеча мерцала, но это не значит, что пламя должно погаснуть. Если кто-то и может удержать свой свет, так это ты.

Я быстро моргаю и киваю.

Мама отступает назад, глаза ее полны слез, посылает мне воздушный поцелуй.

— Я куплю ребрышки на обратном пути.

— Звучит отлично.

Ее шаги удаляются, дверь открывается и закрывается.

Мы одни.

— Ты ее слышал, — заявляю я. — Это не может повториться снова.

Зейн медленно вылезает из-под кровати и выпрямляется во весь рост. Мускул на его челюсти дергается, подчеркивая его разочарование или решимость, а может, и то, и другое. Он проводит здоровой рукой по волосам, взъерошив чернильно-черные пряди.

Я отворачиваюсь, заставляя себя делать вид, что мне все равно.

— Мне жаль, но ты не сможешь сдержать это обещание, — говорит Зейн.

Я напрягаюсь.

— Какое обещание?

— То, где мы с тобой — никто друг для друга.

Я разворачиваюсь и смотрю на него. Его радужные оболочки цвета морской волны, словно крючки, впиваются во все недоступные части меня и держат меня в заложниках.

— Мы с тобой всегда будем что-то значить друг для друга, — говорит он.

Я пытаюсь изобразить презрительную усмешку.

Вот и все.

Мне нужно покончить с этим прямо сейчас, иначе я всегда буду искать его, ждать его, думать о нем.

— Не веди себя как сумасшедший, Зейн. — Прищурившись, я выдыхаю. — Тебе не стыдно? Даже если нет, мне за тебя стыдно. Сколько раз мне еще говорить, что мне это неинтересно…

— Выходи за меня.

Остальная часть моих жестоких слов заканчивается икотой.

Зейн ухмыляется, совершенно невозмутимо.

— Грейс Элизабет Джеймисон, будь моей женой.

Во мне все замирает…

Потому что, в отличие от ночи аварии, это предложение не звучит как просьба.

Это приказ.