Беззвучная нота

ГЛАВА 30

Зейн

Грейс стоит у двери, держа сумочку перед собой, как оружие. Верхний свет рисует оранжевое свечение на ее напряженных плечах. Она все еще одета в форму учительницы Redwood Prep, но ткань теперь помята. Ее волосы вьются сильнее обычного. Под глазами темные круги.

У нее был долгий день.

У меня тоже.

Теперь, когда мы благополучно добрались до нашего гостиничного номера, я начинаю дышать легче.

Это была адская ночь, и моя голова убивает меня. В такие моменты у меня возникает непреодолимое желание сделать что-нибудь, что угодно, чтобы сосредоточиться.

Барабаны.

Секс.

Алкоголь.

Как ни странно, просто смотреть на Грейс — лучшее противоядие, чем любые мои обычные средства. Я был полон гнева, пока ехал сюда. В моей голове крутились все плохие вещи, которые могли произойти, пока мы были в разлуке.

Но теперь, когда адреналин спадает, я чувствую себя более собой.

— Мне нужно тебе кое-что сказать. — Я расстегиваю рубашку. — О Славно.

— А что с ним?

Она летит через комнату, пока не оказывается передо мной.

Я почти улыбаюсь. Почти.

Однажды она пробежит через комнату, потому что хочет быть ближе ко мне, а не потому что я говорю о «Благодарном проекте» и мести.

Этот день не сегодня. Очевидно.

Но это произойдет скоро.

— Ты голодная?

— Зейн.

— Я закажу обслуживание номеров.

Я отказываюсь от расстегивания рубашки и беру свой мобильный телефон, на котором уже установлено приложение отеля.

— Хватит играть в игры, — голос Грейс яростен. — Если ты что-то знаешь, ты должен мне рассказать. Сейчас же.

— Здесь хорошие бургеры, — прокручиваю варианты.

Она молчит.

Я поднимаю взгляд и вижу, что она глубоко хмурится.

Вздохнув, ложу трубку.

— Я расскажу тебе о Славно, когда мы поедим.

— Я не…

— Ты сегодня ела? Ты что-нибудь ела после завтрака? — Она кладет руку на живот и отводит взгляд. — Я так и думал. — Я снова переключаю внимание на телефон. — Я возьму бургеры для нас обоих.

— Я бы лучше салат.

Мои глаза округляются.

— Салат?

Она поджимает губы.

— Я набрала вес.

Медленно окидываю ее взглядом.

— Где?

Ее рот открывается и закрывается, пока она пытается найти ответ.

— Я имею в виду, я буду набирать, если продолжу есть так, как сейчас. Я старше тебя. Я скоро потеряю свой метаболизм.

Я фыркаю.

— Мне все равно, сколько ты весишь, Грейс.

— Я никогда не говорила, что это для того, чтобы произвести на тебя впечатление. Может быть, я просто забочусь о своем здоровье.

— Когда тебя это заботило? Ты каждый день заказываешь пасту из меню ланча. Ты всегда ускользаешь с двумя чашками брауни. По пятницам ты ешь жареную курицу с картофельным пюре. Ты пьешь кофе с таким количеством сахара, что хватило бы, чтобы убить диабетика. А сегодня ты хочешь салат?

Ее глаза расширяются.

— Откуда ты все это знаешь?

— Я очень долго за тобой наблюдал.

— Ты преследовал меня.

— Ты первая меня преследовала.

Она морщит нос.

— Нет, я не делала этого.

Она делала.

Она преследовала мои сны.

Преследовала мои воспоминания.

Преследовала мое сердце.

Если бы она знала, как сильно я хотел быть с ней, прикасаться к ней, обнимать ее…

— Дело в том, — я переключаю ее внимание на меню, — что тебе не нужно считать калории, потому что ты думаешь, что я не найду тебя привлекательной в другом размере.

— Не лги, Зейн. Я знаю, что внешность важна для тебя.

— Ты важна для меня.

Она отводит взгляд, но когда поджимает губы, я понимаю, что она пытается скрыть улыбку.

— Ешь, что хочешь, — добавляю я.

Грейс думает об этом.

— Ладно. Я съем бургер. Но не потому что ты мне сказал.

Я киваю, гордясь ею. Вношу заказ и выбираю бутылку вина, отправляю его.

— Еда будет примерно через тридцать минут. Хочешь принять душ?

Она отстраняется, снова прижимая сумочку к груди.

— Это не было приглашением принять душ вместе, Грейс. Хотя я бы не расстроился, если бы ты захотела.

— Н-нет. Сначала прими душ ты.

Я не ожидал, что она скажет что-то еще.

После долгого, холодного душа я натягиваю серые спортивные штаны. Взглянув на футболку, которую я принес, решаю обойтись без нее, просто чтобы посмотреть, что сделает Грейс.

Ее глаза почти вылезают из орбит, когда я возвращаюсь в главную комнату. Ее оценка опускается на мои бедра и медленно поднимается вверх по моему прессу, пока не достигает моего лица. Она сглатывает так сильно, что ее горло комично подпрыгивает.

— Ты не спишь, Грейс.

Она не двигается.

Я выгибаю бровь.

— Ты ждешь, потому что действительно хочешь принять душ вместе?

Она влетает в ванную так быстро, что становится почти размытой. Я ухмыляюсь, когда слышу, как щелкает замок на двери.

Еду приносят, когда Грейс все еще принимает душ.

Я жду, когда она появится. В конце концов, она выходит в клубах пара, в шелковой пижаме, которую я для нее упаковал. Она ничего не говорит о выборе одежды или о том, что я перебрал ее трусики и выбрал свою любимую пару — красный комплект с соответствующим бюстгальтером.

Как только она замечает еду, ее глаза загораются, и она тут же бросается к ней.

— Наверное, ты была голодна, — размышляю я, когда она откусывает еще один большой кусок.

Замирает, не дожевывая, и, кажется, вспоминает, что ей должно быть неловко рядом со мной. Осторожно кладет бургер на стол и отряхивает руки от крошек.

— Я готова говорить сейчас.

— Кетчуп.

— Хм?

— У тебя немного кетчупа…

— Где? — Она потирает подбородок.

— Нет, слева.

— Здесь?

Я протягиваю руку и провожу большим пальцем по уголку ее губы, слегка оттягивая губу вниз. Она замирает, глаза стекленеют.

— Вот, — говорю я, вытираясь салфеткой.

Она кашляет. Я предлагаю ей глоток вина, замечая, что она не притронулась к своему. Грейс отказывается и тянется к стакану с водой справа от нее.

— Ты в порядке? — спрашиваю я. Она глубоко вздыхает и кивает, все еще пытаясь отдышаться. — Я слышал, что сегодня студенты ушли.

Она неподвижна. Продолжает смотреть в пол, как будто под ее ногами находится что-то чрезвычайно интересное.

— У тебя был паршивый день. Мне жаль, что я не исправил ситуацию тем, что сказал в машине. — Милые карие глаза поднимаются на мои. Она быстро моргает. — Мне жаль, что сегодня я могу сказать тебе только плохие новости. Меня очень злит, что я ничего не могу сделать для тебя прямо сейчас. — Она икает. Это действительно чертовски мило. — Но больше всего мне жаль, что я не смог дать тебе то, что тебе действительно нужно. — Я протягиваю руку и беру ее ладонь, потирая большим пальцем безымянный палец. — Все думают, что я просто тот парень, которого можно вызвать, чтобы хорошо провести время. Но с тобой, Грейс, — судорожно вздыхаю, потому что, черт возьми, я ненавижу быть уязвимым, — с тобой… Я не хочу, чтобы ты приходила ко мне только тогда, когда тебе нужен секс. — Тишина падает, как камень. Она так часто моргает, что я думаю, не предложить ли мне сдуть что-то из ее глаз. — Не пойми меня неправильно. Не стесняйся просить о сексе. Когда угодно. Где угодно. Я всегда готов.

Грейс улыбается одной из тех неуверенных улыбок, которые говорят: «Я действительно хочу быть чопорной и порядочной учительницей, но сейчас я не могу». Я подношу ее пальцы к губам и целую.

— Но я хочу, чтобы ты приходила ко мне. Не только когда ты возбуждена или зла и тебе нужно выпустить пар. Когда ты устала. Когда тебе грустно. Когда ты счастлива. Когда ты даже не уверена, что чувствуешь.

Ее глаза выглядят немного стеклянными, и она быстро наклоняет голову, чтобы спрятаться от меня.

— Зачем… зачем ты все это говоришь?

Я замираю, задержавшись большим пальцем на ее безымянном пальце.

— А ты знала, что Датч отказался от выступления из-за меня? — Она морщит нос в замешательстве. — Он думал, что я не смогу вынести, увидев замену за своими барабанами. Он думал, что я потеряю его. И, вероятно, так бы и произошло. Так долго музыка была тем, что удерживало меня в здравом уме, когда я едва держался И все же я сказал Датчу, что ему следовало согласиться на эту работу. — Я снова останавливаюсь.

Она смотрит на меня.

— Зачем?

— Потому что у меня есть жена. Ее зовут Грейс Джеймисон, и она значит для меня больше, чем эти дурацкие барабаны. Она значит для меня больше, чем общение с другими девушками. Она значит больше, чем алкоголь и вечеринки, и если мне придется пить это чопорное вино всю оставшуюся жизнь, — я поднимаю бокал, а она смеется, — потому что она предпочитает вкус вина, когда я ее целую, то именно это я и сделаю.

— Тебе вообще нельзя пить. Тебе восемнадцать.

— В Европе это законно.

— Мы сейчас в Европе?

Ее глаза блестят от смеха.

Я улыбаюсь в ответ.

— Я хотел сказать тебе еще кое-что в машине, что-то важное, но вместо этого вырвалось несколько глупых слов.

Она напрягается и пытается отстраниться.

Я держу крепко.

— Я никогда не говорил этого ни одной другой девушке. Ни разу. Мне нужно, чтобы ты поняла это, потому что это правда. Грейс… Я лю…

Она прикладывает палец к моим губам, вдавливая остаток слов обратно.

— Не надо.

Я замираю.

Она жует внутреннюю часть щеки, обдумывая что-то в уме. Я даю ей пространство. Даю ей время.

Наконец она закрывает глаза и выдыхает.

— Сначала покажи мне, — шепчет она. — Покажи мне, что мир существует. Покажи мне, что это мир, в котором я могу выжить.

— Какой мир?

— Мир, в котором можно любить тебя.

Моя грудь спазмирует. Ощущение, будто все мои органы превратились в суп, а летучая мышь из ада помешивает мои внутренности гигантским половником.

Грейс успешно вытаскивает свою руку из моей и садится прямо, вся деловая.

— Моя очередь.

— Твоя очередь, — соглашаюсь я и делаю глоток вина, чувствуя себя странно сытым.

— Ты всю ночь тянул. Не сдерживайся больше. Что происходит со Славно?