Беззвучная нота

ГЛАВА 31

Грейс

— Он мертв.

В моем мозгу происходит короткое замыкание, и я качаю головой.

— Что?

— Мне позвонили как раз в тот момент, когда вы уехали в полицейский участок.

— Ты говоришь, что Харрис покончил с собой, а затем Славно умер сразу после этого…

— Да.

— Чего?

— Острое сердечно-сосудистое заболевание.

Я чувствую заговор.

Слоан расхаживает перед кроватью в отеле, ее руки сцеплены за спиной, а юбка Redwood Prep развевается.

— А как же доказательства, которые он обещал? — спрашиваю я, изо всех сил стараясь держать себя в руках и не задыхаться. — Мы спасли его бабушку. Он сказал, что предоставит нам доказательства тогда. Теперь мы возвращаемся к исходной точке?

— Не совсем.

Я с надеждой смотрю вверх.

Зейн держит на пальце ключ.

Хватаю его и осматриваю сзади наперед.

— Что это?

— Уборщица в тюрьме сказала, что Славно оставил его для нас. Логотип принадлежит компании по хранению. Мы с Финном думали, что улики будут заперты в контейнере для хранения, но мы проверили, и ключ не принадлежит ни одному из шкафчиков там.

Поэтому мы ищем за пределами города.

— Поэтому мы ищем за пределами города, — выпаливаю я. — Мы ищем по всей стране, если придется.

— Я думал то же самое.

— Отлично, тогда давай…

Зейн качает головой.

— Но, увидев тебя сейчас, я понимаю, почему мы не можем этого сделать.

— Зейн.

— Ты искала везде, и это неэффективное использование нашего времени. Кроме того, это может быть бесполезно. Я понятия не имею, кто была эта уборщица и слышала ли она что-то от Славно. Это могли быть лидеры «Благодарного проекта», пытающиеся сбить нас со следа. Возможно, этот ключ вообще не имеет никакого отношения к Славно.

Мы что-то упускаем. Этот ублюдок не был глупым. Он бы сохранил улики на случай, если бы от него избавились.

Слоан шагает в другую сторону.

— Славно сохранил бы доказательства, — говорю я.

— Мы не знаем, что он сделал. Единственное, что мы знаем, это то, что ты в опасности, и чем глубже мы в это копаемся, тем опаснее это становится.

Его голос имеет опасно низкий тембр, застрявший где-то между шелушностью Джарода Кросса и твердостью Датча. Это немного пугает.

Несколько минут назад эта пугающая загадка собиралась признаться мне в любви. Но любовь — это слово со множеством значений, и оно принимает множество различных форм.

Ромео и Джульетта умирают в объятиях друг друга.

Отелло, доведенный до безумия ревностью.

Орфей спускается в подземный мир за своей женой Эвридикой.

Как и у них, любовь Зейна похожа на одержимость.

Как смерть.

Тёмная. Ненасытная. Неизбежная.

Слоан умоляет меня своими большими голубыми глазами.

Мы так близко. Я чувствую это.

— Мы зашли слишком далеко, чтобы останавливаться сейчас, — бормочу я.

— Не думай об этом как об остановке. Считай это «паузой».

— Паузой? — Я хмурюсь. — Это еще одно слово для остановки.

— Скорее, шаг назад. — Зейн вытягивает руки, словно приближается к бешеной собаке. — Ты бежала без остановки, билась головой об это дело годами. Может быть, ты слишком близко к этому. Может быть, тебе нужен перерыв, чтобы подойти к этому с другой стороны.

— А если я не остановлюсь? Если я продолжу? Что ты будешь делать?

Я вскидываю подбородок, бросая вызов.

Он смотрит вниз с хмурым видом.

— Ты хочешь драться, жена?

Мой адреналин зашкаливает, и кажется, что мое сердце вот-вот разорвется. Мысль о том, что я зашла так далеко, вышла замуж за Зейна, похитила старуху, сделала все эти безумные вещи ради несбыточной мечты, заставляет меня дрожать.

Не слушай его, Грейс.

— Мне все равно, что ты делаешь или говоришь, — бормочу я вслух, снова осматривая ключ. — Должна быть причина, по которой он оставил это, чтобы мы нашли, и я никогда не сдамся, пока не узнаю почему.

Зейн тяжело вздыхает, как будто это у меня проблемы, но, по крайней мере, он прекращает говорить о «паузах» и «перерывах».

Слоан заглядывает мне через плечо.

Есть идеи? — спрашиваю я ее.

Может быть, это ключ от ячейки хранения за пределами главного отделения? У них есть такие контейнеры для хранения в аренду на вокзалах, да? Как торговый автомат, но для хранения?

Мне кажется, ты на верном пути.

Конечно. Это я.

Слоан усмехается, ее глаза блестят.

Но это не сужает круг вопросов? Где контейнер будет? И будет ли он все еще занят после всех этих лет?

Держу пари, это где-то недалеко от его дома.

Нет, не его дом. Слишком очевидно.

В спортзале?

Нет.

Ладно, мисс. Не надо так просто отвергать все, что я говорю. Я не вижу, чтобы у тебя появились какие-либо идеи.

— Грейс? — раздается голос откуда-то издалека.

Может быть, его любимый бар? Где-то, куда он часто ходил?

Я потираю висок.

Куда-то он часто ходил, но это не может быть так заметно.

— Грейс?

Рука касается моего плеча.

Я отмахиваюсь от Зейна, раздраженная тем, что ее прервали.

— Просто дай нам минутку. Мы думаем!

— Мы? — говорит Зейн.

Я замираю и бормочу.

— Я имею в виду «я». Я думаю.

Но уже слишком поздно.

Брови обеспокоенно приподнимаются, Зейн снова тяжело вздыхает.

— Кто сейчас с нами в комнате, милая?

Он только что назвал тебя милой? Ой!

Мой взгляд метается в сторону, где на меня с влюбленным выражением лица смотрит Слоан.

— Оно здесь?

Зейн подходит к моей лучшей подруге.

Я не «оно». Скажи ему, что я не оно, Грейс.

Я сажусь за стол и прикладываю руку ко лбу.

— Кажется, у меня голова болит. Можешь проверить, нет ли на стойке регистрации чего-нибудь от температуры?

Не бросай свою основную работу. Актерство — не твое призвание.

— Кто это, Грейс? — его взгляд встречается со взглядом Слоан. — Лучше бы это был не парень. Не думай, что я выше ревности к призраку.

Я с трудом сглатываю, все мое легкое веселье покидает меня, когда Зейн оборачивается и пристально смотрит на меня своими пытливыми голубыми глазами.

Почему ты не хочешь рассказать ему обо мне?

Я встаю.

Глаза Зейна следят за мной, пока я расхаживаю взад-вперед. Серьезность на его лице говорит мне, что он не собирается это так оставлять.

— Ты смешон. — Я стараюсь говорить легкомысленно. — Я просто разговариваю сама с собой. Все так делают.

— Я знаю, что ты что-то видишь. И я знаю, что это было с тобой уже некоторое время, — говорит Зейн, прежде чем скрестить руки на груди.

Я вздрагиваю.

— Когда ты начал замечать?

— С той ночи в доме престарелых.

Это было давно.

— И ты до сих пор об этом не говорил?

— До сих пор я не был уверен, детка.

Коротко качаю головой.

— Так ты думаешь, я сумасшедшая?

— Мне кажется, ты сейчас видишь кого-то в комнате, но до сих пор не сказала мне, кого именно.

Ну?

Моя лучшая подруга призывает.

Зейн подходит прямо ко мне и смотрит сверху вниз со своего несправедливо внушительного роста.

— Нет ничего, что ты могла бы мне сказать, ничего, что ты могла бы когда-либо сделать, что заставило бы меня любить тебя меньше.

Рваный вдох пронзает мои губы и режет горло. Он говорит все правильно, но я знаю, что он не будет смотреть на меня так же. Не после этого.

Я Грейс Джеймисон. Родилась от матери-одиночки, родилась в борьбе. Я всю жизнь прожила в ужасном районе. Носила поношенную одежду и одежду из секонд-хенда по необходимости, а не по выбору.

Я вышла из ниоткуда, и все же я женщина, которая преодолела все трудности, чтобы получить стипендию в Redwood Prep. В конечном итоге стала учительницей в элитной академии, где я мою полы и выношу мусор.

Удавшаяся.

Ведомая.

Сильная.

Грейс Джеймисон — не та женщина, которая видит видения своей умершей лучшей подруги. Она не та, у кого, как назвали бы большинство в медицинском сообществе, психическое расстройство.

Все это время, что я видела Слоан, принимала ее с сухим безразличием. В основном потому что если бы я слишком глубоко в нее вникала, я бы раскопала что-то вроде травмы.

И женщины, похожие на меня…

Если мы падаем в кроличью нору травмы, то выбраться оттуда уже не получится. Так что лучше просто похоронить это. Чтобы продолжать. Чтобы быть сильной.

Сильной.

Я всегда была сильной.

Зейн обхватывает мою челюсть, проводя большим пальцем по моей щеке.

— Посмотри на меня.

Я откидываю голову назад.

Он крепко держит меня и приподнимает мой подбородок, пока я не смотрю в его решительное лицо.

— Ты в безопасности.

Мой пульс колотится в венах.

Он проводит по моей линии подбородка.

— Со мной ты в безопасности.

Его хватка на моей челюсти сжимается ровно настолько, что у меня перехватывает дыхание. Я издаю тихую трель, звук, который определенно не сильный.

— Ты веришь в это? — требует Зейн, его голос дымчатый и низкий.

— Я… верю.

Он улыбается, опасной, мощной улыбкой. Напоминая мне, что он брат, у которого женщины едят из рук не просто так.

Его взгляд устремляется к моим губам, в нем быстрое, явное желание.

Я тоже это чувствую.

Пальцы впиваются в его массивные, обнаженные бицепсы, я поднимаюсь на цыпочки, увлекаемая волной, которую даже не могу описать или убежать.

Но в последний момент я отвожу взгляд и вижу Слоан.

Внезапно я замираю.

Медленно, нежно, кончиками пальцев касаясь моих губ, Зейн ждет.

— Я не могу поцеловать тебя сейчас.

— Почему? Потому что оно наблюдает? — шепчет он.

— Потому что, — я напрягаюсь, — она исчезает, когда мы соприкасаемся.

Слоан порхает вокруг меня.

Наконец-то. Я думала, что снова улечу.

— Она? — Зейн наклоняет голову.

— Это Слоан, — признаюсь я.

Удивление, замешательство, а затем тихое понимание мелькают на его прекрасно высеченном лице. Он кивает себе, как будто это имеет смысл, а затем спрашивает:

— Где она сейчас?

Я морщусь и показываю пальцем.

Слоан стоит рядом со мной и застенчиво смотрит на Зейна.

Не знаю, почему я вдруг почувствовала себя так неловко. Он такой горячий, Грейс. Его лицо буквально неземное. Это заставляет меня нервничать.

— Привет, — говорит Зейн Слоан.

Привет.

— Я Зейн Кросс, муж Грейс. Я всегда хотел с тобой познакомиться.

— А ты? — бормочу я.

— Она спрашивает? — уточняет он.

Я пожимаю плечами, смущаясь признаться, что это я.

Но Зейн принимает это спокойно. Он поворачивается обратно к Слоан.

— Я. Я хотел поблагодарить тебя… за то, что ты подруга Грейс. — За заявлением следует озорная ухмылка. — Заставить ее выйти из своей раковины, должно быть, ты была жесткой. — Он наклоняется. — Мы оба знаем, что у нее аллергия на веселье.

Мои губы дергаются.

Слоан громко смеется.

— Но это же фасад, да? Она не только очень веселая, она еще и самый щедрый и преданный человек, которого ты когда-либо встречал. Такая, какой ты хотела бы видеть ее рядом с собой. Но она очень скучала по тебе. Больно думать, как одиноко она себя чувствовала, когда тебя не стало.

Мое сердце внезапно становится тонким, как бумага, и этот разговор разрывает его на мелкие кусочки. Я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза.

Слоан выглядит такой же плаксивой.

Ладно. Беру свои слова обратно. Самое горячее в нем — не его лицо и не его мускулы. Это его любовь к тебе.

Зейн разворачивается, чтобы спросить меня:

— Что она сказала?

— Она впечатлена.

— По моему прессу?

Он выглядит так, будто искренне задает этот вопрос. Я ухмыляюсь.

— Нет.

Вот и все!

Внезапная вспышка гнева Слоан заставляет меня подпрыгнуть.

— Что это? — спрашиваю я ее.

— Что это? — Зейн переводит взгляд с меня на Слоан, ничуть не смущаясь того, что, я уверена, вместо человека он видит пустое пространство.

Слоан подпрыгивает на цыпочках.

Любовь. Семья. Мама… Мать Славно умерла двадцать лет назад. Он ставил за нее свечи каждый год. Каждый. Год.

Я останавливаюсь. Мое дыхание становится учащенным и пустым. Озираясь по сторонам, бросаюсь к своему мобильному телефону.

— Ладно, детка. Поговори со мной, — обеспокоенно говорит Зейн.

— Любовь.

Он выглядит шокированным.

— Ты меня любишь?

— Нет, нет. Слоан что-то сказала о любви.

— Скажи Слоан, я женатый человек.

— Нет, это про Славно.

— Ты любишь Славно?

Я собираюсь дать ему пощечину.

— Зейн, Славно хотел спасти свою бабушку. Он подлый, но даже у самых плохих людей есть любовь к своей семье. Где она?

Где это?

— Что ты ищешь? — спрашивает Зейн.

Я открываю защищенную папку на своем телефоне и прокручиваю, пока не нахожу фотографии всех полицейских допросов и газетных вырезок из моего расследования. Я каталогизировала их в своем телефоне на случай, если когда-нибудь потеряю физические файлы.

— Вот! — торжествующе увеличиваю я масштаб.

— Церковь?

Подхожу к Зейну, мои глаза сияют.

— Мать Славно ходила в эту церковь. Он ставил за нее свечку каждый год после ее смерти. Когда попал в тюрьму, его бабушка взяла на себя его обязанности. Даже в доме престарелых она никогда не забывала. Она бормотала об этом, когда мы отправили ее к семье.

Замешательство длится всего секунду, прежде чем он бросается к своей сумке и достает свой мобильный телефон.

— Я попрошу Финна проверить, нет ли поблизости каких-нибудь ячеек для хранения вещей.

Скажи ему, что это может быть ближайшая станция метро или магазин у дома.

— Слоан говорит, что это может быть на станции метро или в магазине.

— Понял, — говорит Зейн, отходя в сторону, чтобы сделать звонок.

Я наблюдаю, как он подносит телефон к уху и твердо разговаривает с Финном.

Ты пускаешь слюни.

— Ты пускаешь слюни, — ворчу я смущенно.

Пожалуйста, пожалуйста, перестань меня отталкивать, когда вы двое раздеваетесь? Я действительно хочу посмотреть.

— Во-первых, мы не будем спать вместе в ближайшее время. Во-вторых, фу, ты извращенка. В-третьих, я не знаю, что заставляет тебя исчезать. Я же не делаю это специально.

Не ври. Тебе так хочется на него наброситься прямо сейчас.

— И почему ты так в этом уверена? — отвечаю я самоуверенно, но в глубине души в ее замечании есть доля истины.

Может ли кто-нибудь меня за это винить?

У Зейна Кросса серебряный язык.

Серебряный язык, способный делать множество вещей помимо разговоров…

Грейс, если бы у меня было тело, я бы отдала ВСЕ за это. Слоан облизывает губы, строя лунные глазки мышцам спины Зейна. Ну же, да ладно. Разве ты не хочешь просто шлепнуть его по заднице?

— Перестань олицетворять моего мужа, — говорю я. Хотя я украдкой бросаю взгляд на задницу Зейна, которая, надо признать, под его спортивными штанами выглядит неплохо.

Ты только что назвала его своим мужем.

— Я это сделала?

Ты это сделала.

— Я этого не помню.

Зейн возвращается ко мне, и я быстро отворачиваюсь от Слоан.

— Что сказал Финн?

Он не отвечает сразу и вместо этого подходит ближе. Мое тело инстинктивно наклоняется к нему. Отчасти потому, что мне не терпится услышать, что нашел Финн, но отчасти потому что вокруг него есть — всегда была — такая магнетическая сила. Его близость — это наркотик сам по себе, и я могу признать, что начинаю немного поддаваться притяжению.

— Финн нашел камеры хранения на железнодорожной станции возле церкви.

Волнение пробегает по моему позвоночнику.

Мы со Слоан торжествующе ухмыляемся.

— Ладно. Пошли.

Я иду к двери.

Прежде чем успеваю отойти далеко, Зейн обхватывает меня здоровой рукой за талию и притягивает к себе. Тени, отбрасываемые его телом, накладываются на мои.

— Зейн? — Я поднимаю глаза. — Что ты делаешь?

Тепло его тела обжигает мою кожу, пока он застывает передо мной. Его голубые глаза окутаны чем-то тяжелым и решительным.

— Мне жаль, Грейс. Сегодня вечером ты не покинешь этот номер отеля.