Беззвучная нота

ГЛАВА 48

Зейн

Я деревянно иду рядом с Датчем и смотрю, не отрываясь, на стену, пока он зовет Кейди из моего номера. Мое сознание словно кто-то вычерпал и перевернул.

Все то, в чем Финн признался несколько минут назад…

Это вырвало пол у меня из-под ног.

Нет, не только это.

Это пробило дыру во всей моей вселенной.

Я знал, что у моего брата есть секреты, но не предполагал, что они будут такого масштаба. Правда до сих пор путается у меня в голове, становясь все сложнее и сложнее с каждым ударом часов.

Как бы мне ни хотелось забежать к Грейс, сначала нужно привести себя в порядок. Она наверняка переживает из-за видео, и я не хочу волновать ее еще больше.

Финн поклялся нам хранить тайну, но даже если бы он этого не сделал, я бы не смог рассказать ей, что мой брат — сын японского криминального авторитета. Как мне сказать ей, что разоблачение «Благодарного проекта» разоблачит и Финна?

— Ты плакала?

Грубый вопрос Датча выводит меня из оцепенения.

Я смотрю на свою невестку и замечаю, как покраснел кончик ее носа.

— Нет. — Глаза Каденс перебегают на меня, а затем на пол. — Наверное, аллергия.

Датч сердито хмурится.

— Аллергия, да?

Она судорожно кивает, на грани того, чтобы пролить еще больше слез. Глаза моего брата сужаются до щелей. Судя по тому, как напряженно он смотрит, я наполовину ожидаю, что Датч подхватит Кейди и снова перекинет ее через плечо.

К моему удивлению, Датч ловит ее за руку и притягивает к себе, чтобы обнять.

— Все в порядке. — Он гладит ее по волосам.

Мои глазные яблоки чуть не выпадают из глазниц. Я никогда не видел, чтобы этот большой идиот был так нежен с кем-то.

— А что, если не все в порядке? — Каденс фыркает.

Датч обнимает ее за лицо.

— Тогда я сделаю так, что все будет в порядке.

Она дарит ему шаткую улыбку.

Датч поворачивается ко мне и кивает.

Я киваю в ответ, а затем поворачиваюсь лицом к невестке.

— У Грейс тоже есть эта аллергия?

— Грейс… ведет себя так, будто у нее ее нет. Но у нее тоже есть, Зейн. Правда, есть.

Обеспокоенный тем, что Грейс плачет внутри, я врываюсь в гостиничный номер и оглядываюсь в поисках жены.

В номере пусто.

На грани помешательства, пока не слышу, как в ванной работает душ. От облегчения у меня опускаются плечи.

— Грейс. — Я стучу в дверь. — Это я.

— Я выйду через минуту.

— Не торопись.

Душ возобновляется.

Направляясь к кровати, прохожу мимо стола Грейс и вижу что-то на ее блокноте. Любопытствуя, что она нашла в видео, я беру блокнот.

От надписей на странице у меня стынет кровь.

Якудза.

Нагасаки

Смерть Слоан.

У нее все черно-белое. Единственное, чего не хватает, — связи Финна, но этого никто не ожидает. Все остальное учтено. Здесь есть чертова блок-схема со стрелками, указывающими на все события, которые произошли с нами и вокруг нас.

Ужас сковывает горло. Мои конечности автоматически блокируются, тревога нарастает вместе с внутренними тревожными звонками.

Если вы не избавитесь от этих улик, то в следующий раз я увижу вас в аду.

Предупреждение отца звенит как колокол.

Отец хочет со мной встретиться, но у меня не хватает смелости. Если за проектом действительно стоит он, боюсь, он убьет вас, ребята, если меня не будет рядом.

Признание Финна не менее ужасно.

До сих пор все члены нашей семьи были спасены благодаря Финну, но Грейс умрет, если узнает слишком много.

А похоже, что она уже знает.

— Привет.

Я слышу ее милый голос и поворачиваюсь, замечая, что она выходит из ванной в моей футболке и с полиэтиленовым пакетом на голове.

Я смотрю на нее.

— Что это?

— Я делаю глубокое кондиционирование.

В этот момент замечаю на подставке для телевизора несколько предметов, которых там раньше не было. Это разноцветные контейнеры с этикетками, на которых изображены кокосы и масло. Должно быть, она попросила кого-то из отеля доставить их.

— Что такое глубокое кондиционирование?

— Это то, что очень полезно для натуральных волос.

Я не очень понимаю, что такое «натуральные волосы» — разве не все волосы «натуральные»? Но я молчу, потому что не хочу выглядеть глупо.

— В последнее время мои локоны кричат о необходимости увлажнения, но у меня не было времени, чтобы как следует вымыть волосы, и, — она застенчиво хихикает, — … не то чтобы тебе это было интересно.

Я хмурюсь.

— Мне интересно. Я хочу знать о тебе все.

Ее глаза переходят на меня, а затем на пол. В выражении есть что-то тяжелое. А может, это просто я проецирую.

— Ты нашла какие-нибудь подсказки на видео? — спрашиваю я.

— Да, но я еще не готова тебе рассказать. — Она подходит к столу и закрывает блокнот. — Может быть, завтра.

— Почему завтра?

В ее глазах проскальзывает грусть.

Мое сердце замирает в груди.

— О, ты знаешь… — Ее голос слегка дрожит, даже когда она натягивает милую улыбку. — Потому что я просто хочу провести с тобой сегодняшний вечер.

Если бы молния ударила меня в то место, где я стою, это потрясло бы меня меньше.

Ее лицо смягчается, она подходит ко мне, обнимая меня за шею. Ее рука скользит по моим волосам, слегка проводя ногтями по коже головы, заставляя меня хмыкнуть.

— Я всегда хотела спросить, ты красил волосы?

— Нет.

— Значит, они действительно такие черные. — Она проводит пальцами по прядям. Затем линию по моей челюсти. — Хм…

— Что ты делаешь? — требую я, но резкость моего тона прерывается выдохом.

Она наклоняется.

Откидываюсь назад, заставляя ее ухмыльнуться.

— Как прошла встреча с отцом?

— Примерно так же, как и все остальные. Папа все время говорил о том, какие мы ужасные и как мы постоянно рушим его планы.

— И тебя это беспокоит?

— Что? — спрашиваю я, мое дыхание вырывается на очередном трепетном всплеске.

— Когда он врет о том, какие вы ужасные?

— Я бы не назвала это ложью. Никто из нас не святой. Особенно я. Я худший из моих братьев…

Грейс приподнимается и проводит губами по моим губам, заставляя мое объяснение рассыпаться в пыль на языке. Это даже не настоящий поцелуй. Я возвышаюсь над ней, а значит, для лучшего контакта ей потребовалось бы подняться на цыпочки.

И все же даже это едва заметное прикосновение заставляет мое тело реагировать.

Она отстраняется, ее взгляд встречается с моим.

— Ты не самый худший, Зейн. И ты тоже не шутник. Ты добрый, чувствительный и радостный. Ты освещаешь комнату, когда входишь в нее. И если у кого-то плохой день, ты точно знаешь, что сказать, чтобы рассмешить его. Чтобы они успокоились.

Милые, красивые карие глаза поднимаются на меня, и я вздрагиваю при виде того, насколько она чиста. От нее исходит почти видимое сияние. Как будто меня посетил ангел.

— Не только это. — Грейс закрывает мне лицо. — Ты — клей, который держит эту семью вместе. Твои братья суровы и опасны не только для окружающих, но и друг для друга. У них есть шипы, которые выдвигаются при любом резком движении, они всегда в обороне. А ты стоишь посередине. Ты позволяешь пронзить себя.

Я качаю головой, чувствуя себя застенчивым. Стыдливым.

Грейс решительно кивает.

— У меня есть глаза, Зейн. В этой группе было много, много ссор, которые могли бы произойти, но не произошли, потому что ты был там, чтобы разрядить напряжение. Ты держишь эту семью вместе. В тишине. В тени. Ты жертвуешь собой. А потом поддерживаешь их, не ожидая ни благодарности, ни даже признания. Ты проливаешь за них кровь, ты весь в крови, и ты никогда не теряешь эту прекрасную улыбку Зейна. — Она проводит большим пальцем по моему рту. Ее слова — бальзам на рану, о которой я даже не подозревал. К ней больно прикасаться, но чем больше она говорит, тем сильнее она заживает. Грейс слегка откидывается назад и вздергивает бровь. В ее голосе звучит удивление: — Ты действительно этого не знал?

Подавленный и немного смущенный тем, что на глаза навернулись слезы, я наклоняюсь и целую ее вместо ответа. Она начинает страстно целовать меня в ответ, полностью отдаваясь притяжению между нами, бросаясь в темное, опасное течение.

Но я не поддаюсь ее бешеному ритму. Вместо этого медленно глажу ее рот своим. Наслаждаюсь ею, как драгоценным даром, которым она для меня является.

Ее ногти впиваются в мою спину. Когда ее тело отдается моему, она издает звук «ммм» и улыбается во время поцелуя.

Довольный, я добавляю еще одну строчку в свой растущий список «мелочей о Грейс Джеймисон».

Пункт номер 435: она любит медленные, романтичные поцелуи.

Это видно по тому, как она растворяется во мне и вокруг меня. Это определенно скорость Грейс.

И она противоположна моей.

Мое тело жаждет залезть под ее футболку, где, как я догадываюсь, нет трусиков. Мои руки жаждут прикоснуться к ней и дразнить до тех пор, пока она не сойдет с ума. Пока она не начнет умолять, пульсирующей потребностью. К этому времени, сломано запястье или нет, я бы уже поставил женщину на четвереньки, спина выгнута, тело содрогается, пока я пожираю ее на куски.

Но сохраняю медленный темп поцелуя, как любовное письмо.

И этого достаточно.

А почему бы и нет?

Что-то настолько ценное, что-то настолько чистое, что я никогда не думал, что оно будет моим. Я? Зейн Кросс? Парень, который может швырнуть женщину, как тряпичную куклу. Вгрызаться в нее, как жеребец. Вылизывать ее до слез? Парень, который ложится спать с блондинкой, а просыпается с брюнеткой, потеряв сознание между переключениями?

Этот парень сможет обнять Грейс Джеймисон? Называть ее женой?

Нежность ее прикосновений оседает вокруг меня, теплая и манящая. Мягкое место для приземления. Дом.

Я отстраняюсь, вдыхая ее, как кислород.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу я.

Ее рот приподнимается.

Наклоняюсь к ней, снова целую ее и подталкиваю обратно к кровати. Когда моя здоровая рука начинает блуждать по ее лицу, я делаю слишком большой шаг вверх и вместо локонов чувствую пластик. Грейс замечает, куда направляется моя рука, и отчаянно толкает меня.

— Ах! — кричу я.

Ее глаза расширяются.

— О, боже мой. Зейн! Ты в порядке?

— Да. — Я заставляю себя улыбнуться, когда боль проникает в руку и простреливает шею. — Я просто… никогда не думал, что женщина с полиэтиленовым пакетом на голове может так меня возбудить.

Грейс нервно смеется.

— Тебе стоит принять таблетки.

Я хочу возразить, но боль, пронизывающая меня насквозь, заставляет согласиться.

— Это еще не конец, — указываю на пространство между нами. — Примерно через полчаса мы сможем продолжить с того места, на котором остановились.

— Мне все равно нужно закончить с головой. У тебя достаточно времени, чтобы заказать что-нибудь поесть, чтобы не принимать таблетки на голодный желудок. Может, встретимся через час или около того?

Я качаю головой.

— Мы превратились в старую супружескую пару, у которой есть расписание секса.

— Это ты женился на старухе.

— Называть себя старой в двадцать четыре года — оскорбительно для настоящих старух.

— Я старуха внутри. — Она постукивает себя по груди. — Вот это, — Грейс показывает на полиэтиленовый пакет, прикрывающий ее волосы, — и чтение книг во время дождя — это то, что я называю хорошим времяпрепровождением.

— Тебе нужно больше гулять, тигренок.

Она смеется.

— Иди, заканчивай причесываться, пока я не передумал и не нарушил расписание.

Я жду, что она поспешит уйти, как всегда, но Грейс медленно идет назад, держа меня под прицелом.

— Что-то на моем лице?

Я вскидываю бровь.

Улыбка мелькает на ее красивых коричневых губах.

— Ты просто… очень красивый.

Мое сердце замирает, а жар долетает до ушей.

Грейс смеется.

— Зейн, ты покраснел?

Черт возьми.

— Я не краснею.

— Но твое лицо покраснело.

— Просто здесь жарко.

— Окно открыто.

— Правда?

— Не могу поверить, что я заставила краснеть великого Зейна Кросса, — поддразнивает Грейс.

— Я не краснею, — настаиваю я, направляясь к окну.

Грейс возвращается в ванную, и я все еще слышу ее смех, пока работает душ.

У окна меня встречает прохладный воздух, который помогает успокоить мой учащенный пульс. На мгновение я любуюсь видом.

Уже далеко за полночь, но город жив и шумит. На улице внизу сигналят машины, их фары отражаются в свете красных звезд. Вокруг нас — плоские крыши и еще более высокие небоскребы. Коммерческие здания упираются в бархатное черное небо.

Я глубоко вдыхаю, позволяя ночным откровениям вернуться в мое сознание.

Что-то не так. Грейс знает о связи якудзы с Redwood Prep. А ранее Каденс вышла из этой комнаты в слезах, так что о чем бы они ни говорили, это не должно было привести Грейс в столь игривое настроение.

Мои подозрения усиливаются.

Грейс никогда не была так откровенна со мной, за исключением того случая в машине. Как бы сильно она ни хотела меня, тонкая ниточка морали, которая твердит ей, что быть со мной неправильно, все еще держит ее в удушающем захвате.

Так что же происходит?

Я снова смотрю на блокнот. Или, по крайней мере, на то место, где должен быть блокнот.

Он исчез.

Так вот почему она меня поцеловала? Это было сделано, чтобы скрыть результаты ее расследования? Что за планы, о которых она не хочет, чтобы я узнал?

Ветер ледяной. Я захлопываю окно. Оно слишком бессистемно распахивается. В замешательстве наклоняюсь, чтобы проверить, и замечаю, что в прутья решетки вбит гвоздь.

Какого черта? Что это за халтурная работа? Если бы Грейс прислонилась к раздвижной двери, все бы рухнуло.

Я кручусь на месте, ярость захлестывает меня, но прежде чем я успеваю позвонить на ресепшн, замечаю, что в углу дивана что-то зажато.

Похоже на длинную палку, но она с необычным напряжением торчит прямо из подушек. Подойдя поближе, замечаю изысканную железную конструкцию с резьбой в виде цветущей сакуры. Это определенно не было сделано в отеле. Судя по тому, как глубоко она вбита, тот, кто послал эту стрелу в полет, сделал это с большой силой.

Мой взгляд мечется туда-сюда между окном и диваном.

Медленно, неуклонно приходит осознание.

— Нет, — шепчу я, кровь оттекает от головы к пальцам ног. — Нет, нет, нет.