Астахов долго тянул и наконец решился. Он вызвал Олесю к себе в кабинет.
Опять стал мяться.
— Простите, Олеся, я хочу вас спросить… Я заранее прошу прощения, но я должен спросить вас…
И вдруг резко перешел к главному:
— Это правда, что вы сидели в тюрьме?
Олеся вздохнула и опустила глаза.
— Я так боялась этого вопроса…
— Значит, это правда. В чем вас обвиняли?
— Хищение в особо крупных размерах.
— А вы… Вы действительно совершали то, в чем вас обвиняли?
— Нет, но я не могу этого доказать.
— Значит, вы невиновны?
— А какое это теперь имеет значение?.. Николай Андреевич, я понимаю, что уголовнице не место в вашем доме. Но вы — очень добрый человек, вы не сможете мне прямо об этом сказать. И поэтому я уйду по собственному желанию.
Олеся решительно встала и направилась к выходу.
— Олеся! — окликнул ее Астахов. — Я забыл поблагодарить вас за прекрасный ужин. Спасибо!
— Не за что.
Олеся вышла, а Астахов злился на себя: "Ну вот, хотел сказать на прощание что-то теплое, а получилось издевательство!"
Баро никак не мог поверить в такое счастье — он целовал и обнимал прибежавшую к нему дочку, которая выглядела — о чудо! — совершенно здоровой и скакала, как молодая козочка.
— А ты не рано встала с постели?
— Нет, не рано. Я прекрасно себя чувствую, папа, со мной все в порядке!
— Слава Богу! Слава Богу! Голова не кружится?
— Сейчас проверим. — И Кармелита закружилась на месте, как делала это когда-то в детстве.
Баро смеялся и плакал одновременно.
— Нет, папа, не кружится. И у меня есть еще одно доказательство того, что я абсолютно здорова!
— Какое же?
— Папа, я так хочу есть…
— Солнышко мое, доченька… Груша! — закричал Баро на весь дом.
Прибежала Груша, увидела пляшущую Кармелиту, сияющего Баро — и тут же сама расплылась в счастливой улыбке.
— Груша, накорми нас.
— Накормить? Конечно! Сейчас, сейчас…
В две минуты стол был накрыт. Земфира привела и усадила Рубину, но та ни к чему не притронулась. А Кармелита уплетала за обе щеки.
— У меня такое чувство, будто я три дня не ела! — делилась она с набитым ртом со своими родными.
— Так оно и было, Кармелита, — отвечали ей отец и Земфира.
Груша принесла блюдо с горячими пирожками.
— Кушайте, мои дорогие, кушайте!
— Груша! Говорят, я три дня не хотела есть. Неужели я могла отказаться от Грушиного пирожка? Ничего себе!
Кармелита тут же съела пирожок, а радостная Груша пережила, может быть, самую счастливую свою минуту в доме Баро.
— Бабушка, а почему ты ничего не ешь? — Кармелита внимательно посмотрела на Рубину.
— Что-то не хочется. Я лучше пойду, прилягу.
— Что с тобой, бабушка?
— Просто устала, родная, просто устала.
— Ну тогда давай я тебя провожу, — вскочила Кармелита.
Но Рубина усадила ее на место:
— Ты кушай, кушай, а мне надо побыть одной Рубина вышла, и только Земфира смотрела ей вслед тревожным взглядом.
Бейбут вернулся домой с хорошими вроде бы новостями.
— Завтра священное золото будет у нас, — сказал он Миро. — Но для этого Баро нужна наша помощь.
— Что мы должны делать?
— Передать деньги сообщникам Рыча. — Бейбут присел рядом с сыном. — Их там целая банда. А Баро в это время заберет у Рыча золото. Но самое главное, сынок, чтобы они не смогли нас обмануть.
— Ну что ж. — Миро потянулся к своему ножу, с которым почти никогда не расставался. — С ними, я думаю, мы справимся.
— Да, но вот только нож придется оставить дома — это их условия.
— Обожди, отец, а если они будут вооружены?
— Приходится рисковать…
Миро с сожалением отложил нож в сторону, а Бейбут старался не показывать сыну, как он нервничает.
— Эх, Миро, жду не дождусь, когда мы уже разберемся здесь со всеми делами. И как же это люди всю жизнь живут на одном месте?
— Так давай прямо завтра и уедем, отец?
— Вот наступит завтра, тогда и решим.
— Но людям же надо успеть собраться.
— Не хочу решать заранее. Отложим пока.
— Не узнаю тебя, отец.
— Да я сам себя не узнаю! Какие-то не те мысли в голове крутятся… — И Бейбут вышел из шатра на свежий вечерний воздух.
Кармелита сидела на постели Рубины.
— Бабушка, ну скажи мне честно: что с тобой? Рубина с трудом открыла глаза и слабо улыбнулась:
— Ничего, все пройдет. К сожалению, возраст дает только опыт, но не прибавляет здоровья.
Кармелита взяла Рубину за руку и стала ее поглаживать:
— Хочешь сказать, что ты у меня старая? Нет! Помнишь, как ты недавно в театре на представлении отплясывала?
— Я бы хотела, чтобы меня такой и запомнили.
— Ты сейчас говоришь, как будто уезжать куда-то собираешься.
— Кармелита, внученька моя. Могу сказать тебе только одно: пока я жива, я тебя не покину…
А Баро и Земфира остались сидеть вдвоем за большим столом. Земфира поделилась с мужем своими мыслями.
— Значит, это все-таки правда — Рубина действительно взяла на себя всю болезнь Кармелиты? — переспросил Баро.
— Да, Рамир, это так.
По лицу цыганского барона пробежала тучка.
— А ведь я много лет не разговаривал с ней. Винил ее в смерти Рады. А она мне все прощала.
— Рамир, Рубина — человек большой души и очень сильная шувани.
— Да уж, сегодня я в этом убедился окончательно. Земфира вздохнула.
— Знаешь что, Земфира? Когда Рубина поправится, я устрою в ее честь большой праздник!
Но Земфира мягко взяла мужа за руку и посмотрела ему в глаза:
— Боюсь, что она уже не поправится, Рамир… Повисла звенящая тишина.
— Помнишь, Рубина говорила о связи с этим обрядом священного золота? — вновь начал Баро. — Так вот, завтра золото должно быть здесь. Мы отдадим Рычу деньги и вернем священный слиток!
Опять помолчали.
— Скажи, Земфира… А если бы золото не было похищено, тогда бы Рубине не пришлось на все это идти?
Земфира пожала плечами.
— Значит, и этот грех на моей душе!
— Не надо, Рамир, не вини себя. Так распорядилась жизнь. Ну ты же не можешь предвидеть все на свете!
— Но я и подумать не мог, что цыган может украсть цыганское золото — у меня это в голове не укладывается!
— Поэтому будь завтра осторожен, Рамир!..
Наконец Палыч с Максимом дождались, пока Рыч уснул.
— Все, пошли, — не выдержал Максим.
— Подожди, подожди еще, — зашептал в ответ Палыч, — видишь, он шевелится.
— Конечно, шевелится, — Максим начинал раздражаться. — Он же не сдох, а только спит.
— Ну, значит, не крепко еще спит. Надо подождать. Но Максим только махнул рукой и осторожно двинулся вперед.
Палыч нагнулся и поднял увесистый булыжник. Максим удивился:
— Это ты чего, Палыч? — Так, на всякий случай.
Чтобы добраться до того места, где лежало золото, нужно было пройти рядышком со спящим Рычем. И тут, в самый неподходящий момент, Максим наступил на какую-то железку — она отскочила и предательски задребезжала.
Рыч заворочался. Друзья замерли. Но, к счастью, Рыч только повернулся во сне на другой бок.
Друзья двинулись дальше и наконец добрались до заветной коробочки.
Максим схватил ее и собрался было двинуться обратно, но Палыч его остановил.
Он взял у парня коробочку, открыл ее, достал сверток, развернул, вынул золотой слиток и отдал его Максиму. Затем завернул в эту же тряпку свой, подобранный минуту назад камень, положил в коробку и поставил ее на место.
Максим молча поднял кверху большой палец, оценив выдумку друга. И снова на цыпочках, мимо спящего Рыча, друзья выбрались из каменоломен под ночное небо.
Добравшись до родимой Палычевой котельной, они плюхнулись на стулья и вдруг, совершенно для себя неожиданно, разразились припадком истерического смеха. Видно, так выходило из них все напряжение последнего дня.
Максим достал золото, и друзья залюбовались слитком.
— Слушай, Макс, а ты заметил, как оно блестело в темноте? Я, конечно, не большой знаток, но, по-моему, обычное золото так не блестит.
— Ага. Пойдем прямо сейчас к Зарецкому, отнесем — я думаю, с таким подарком он будет рад видеть нас в любое время дня и ночи.
— Ну что ж, давай. Сейчас, через минутку… Друзья думали действительно только пару минут передохнуть. Но не прошло и минуты, а оба они уже спали, прямо сидя на стульях — сказалась усталость, и нервная, и физическая.
Ах, если б только Палыч перенял от своей любимой Рубины хоть чуть-чуть дара предвидения будущего — пусть не далекого. Если бы мог предугадывать — пусть на день, на несколько часов! Тогда бы он бросился в дом к Баро, чтобы отдать это золото немедленно, а потом бы еще и побежал в табор, чтобы сообщить об этом цыганам!..
Но ни Палыч, ни Максим не умели смотреть в грядущее и спали, сидя на стульях, спали сном тяжело уставших людей, честно выполнивших большое и сложное дело.
Бейбут и Миро приехали в дом Зарецкого ранним утром, без четверти пять.
Баро встретил их с дипломатом в руке.
— Форс звонил еще ночью. Нас ждут через 40 минут. Меня — Рыч за городом на склонах у Волги. Вас — его дружки в склепе на Старом кладбище. Знаете, где это?
— Знаем, Баро, знаем.
Зарецкий заметил кнут у Миро за поясом.
— Миро, а ты что — верхом?
— Нет, кнут — это так, по привычке. Мы на машине. Баро открыл дипломат, показывая лежащие в нем деньги:
— Вот, здесь ровно полмиллиона евро. Но отдадите вы их бандитам только тогда, когда я позвоню и скажу, что золото уже у меня.
— Я все понял, Баро, — ответил Бейбут. — Не волнуйся.
— А я в вас и не сомневаюсь. Дай мне твою руку, ДРУГ.
Бейбут протянул руку, и Баро защелкнул на ней браслет наручников. Второй браслет он защелкнул на ручке дипломата.
— Неужели ты боишься, что я выпущу его из рук?
— Бейбут, так надежней, поверь мне. У бандитов будет меньше соблазна у тебя его из рук вырвать. Вот ключ. — И Баро передал ключ от наручников Миро. — Ну что, готовы? Тогда — вперед. И дай нам Бог удачи!
Мужчины вышли из дома. Бейбут и Миро сели в свою машину, Баро — в свою и разъехались в разные стороны.
В это же время Удав инструктировал Руку и Леху:
— Будете мне докладывать о каждом шаге — и чтоб никакой самодеятельности! Мобилы проверили?
— Да. — И бандиты показали свои телефоны, — Оружие? — спросил Удав. Рука вынул пистолет.
— Хорошо, спрячь. И без надобности не доставай.
— Ноя, если что…
— Никаких "если что" — только по моему приказу! Ясно?
Бандиты кивнули:
— Ясно.
— Тогда идите. И смотрите, если что-то пойдет не так…
— Обижаешь, Удав. Мы свое дело знаем. Ты ж сам сказал "Никаких "если что"". Все будет в лучшем виде!
Вечером Кармелита уложила бабушку в своей комнате, дождалась, пока Рубина уснет, и только потом позволила уснуть и себе.
Ближе к утру Рубина застонала. Кармелита проснулась, вскочила и подбежала к бабушке:
— Бабушка, бабушка, что ты? Пить хочешь? Рубина, увидев склонившуюся над собой внучку, попыталась улыбнуться.
— Там отвар, — проговорила она едва слышно. Кармелита тут же налила Рубине отвара.
— Вот твой отвар, бабушка, попей. Вот так… Рубина с трудом сделала пару глотков и бессильно упала на подушку. Потом с трудом взяла за руку присевшую рядом Кармелиту.
— Девочка моя, я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я всегда любила тебя. Любила и люблю!..
— Ты меня пугаешь, бабушка. Все будет хорошо, ты поправишься. Хочешь, я посижу с тобой?
— Посиди, посиди…
Рано утром, пока Астахов еще не выходил из спальни, Олеся, подгоняемая Тамарой, собрала все свои вещи в небольшой чемоданчик. Вышли в прихожую.
— Ну что, Олеся, присядем на дорожку. Я надеюсь, на новом месте у вас все сложится удачней, чем здесь.
— Да уж, хуже мне вряд ли где-то будет. — Теперь Олеся могла уже не сдерживаться.
— Иначе говоря — мы вас не поняли, не оценили по достоинству? Вероятно, в тюрьме все было по-другому?
— А знаете, Тамара Александровна, в тюрьме было лучше!
— Ну что ж, не вижу причин, почему бы вам туда не вернуться.
И тут в прихожую случайно вышел Астахов.
— Что здесь происходит?
— Ничего особенного, мы мило прощаемся с Олесей.
— Почему прощаетесь?
— Олеся от нас уходит. Надеюсь, дорогой, ты понимаешь — после того, что мы о ней узнали, я не могу держать в доме такую горничную.
— Да, но я Олесю не увольнял.
— А я уволила. Коля, мы же с тобой договорились. Ты же согласился с тем, что иметь в доме уголовницу, по меньшей мере, безрассудно.
— Николай Андреевич, я пойду, — Олеся взяла свой чемоданчик и направилась к выходу.
— Подождите, Олеся! Тамара, о чем мы договорились? Я с тобой ни о чем не договаривался. Олеся, пройдите, пожалуйста, в мой кабинет.
— Может быть, не стоит?
— Стоит-стоит, Олеся. Решения в этом доме принимаю я. И прежде чем вас уволить, я хочу с вами поговорить. Прошу вас!
Астахов проводил Олесю в кабинет и закрыл дверь почти перед самым Тамариным носом.
— Олеся, я хотел бы прояснить кое-какие детали. Садитесь, думаю, у нас будет долгий разговор, — сказал он.
Девушка присела на стул.
— Я не скрою, Олеся, мне стали известны некоторые факты вашей биографии, и поэтому я хотел бы кое-что выяснить, хотя и не считаю, что это повод для увольнения. — Астахов тоже волновался и, чтобы не показать этого, перешел на язык деловой беседы.
— Что именно вы хотите узнать?
— Вы, конечно, вправе ничего мне не рассказывать. Я не следователь и не судья, я не могу вторгаться в ваше прошлое…
— Мое прошлое? Я не сделала ничего такого, за что мне было бы сейчас стыдно.
— Ну, если так — тогда расскажите все сами.
— Николай Андреевич, может быть, не стоит вам забивать этим голову? Я уйду, и вы просто забудете обо мне.
— Ну раз уж вы действительно собрались уходить, то, думаю, ничего не потеряете, если все мне расскажете.
— А вы уверены, что хотите это знать?
— Я не просто хочу — я на этом настаиваю. Олеся помолчала.
— Хорошо, я вам расскажу…
Когда Рука с Лехой зашли в склеп на Старом кладбище, Бейбут и Миро были уже внутри.
— Здорово, ромалы! — развязно начал Рука. — Заждались?
Цыгане молчали, но взгляды их были красноречивее всяких слов.
— Ладно, что смотрите? Деньги принесли?
Бейбут все так же молча показал бандитам дипломат. Леха потянулся было к нему, но Бейбут тут же спрятал дипломат за спину, а Миро выступил на шаг вперед и закрыл отца.
— В чем дело? — занервничали бандиты.
— Деньги вы получите только тогда, когда слиток будет у Зарецкого, — ответил Миро.
— А как же вы узнаете, что Зарецкий уже получил золото?
Бейбут молча достал мобильник.
— И как только раньше люди обходились без мобильных телефонов? — иронично спросил Леха.
— И не говори, — ответил Рука.
— Так вот, — заговорил Бейбут, — как только золото окажется у Баро, вы получите деньги.
— Ладно, мы подождем. Нам спешить некуда.
В это же время Баро подъехал к пустому обрыву над Волгой недалеко от города — может быть, к самому красивому месту на всей великой реке. Солнце уже встало над левым берегом и осветило отлогий склон с обнажившимися слоями древнего ила, густую траву, небольшие скалы у воды и широкую, спокойную, древнюю, как Русь, но каждый раз новую Волгу.
Однако Баро было сейчас не до того, чтобы любоваться пейзажем. Он вышел из машины. Место вроде бы то самое, как сказал Форс. А Рыча нигде нет.
Рыч появился совершенно неожиданно, как будто из-под земли вырос.
— Ну, здравствуй, хозяин, — проговорил он, ухмыляясь.
— Я тебе не хозяин, подонок!
— Конечно. Теперь, скорее, я хозяин положения.
— И ты этому радуешься?
— А почему бы и нет? Приятно видеть, как сам великий и могущественный Баро идет ко мне на поклон.
— Не дождешься, чтоб я тебе кланялся!
— А ты это уже сделал. Теперь все зависит от меня, как я захочу — так и будет! Это раньше Рыч был для тебя мальчиком на побегушках, а теперь…
— А теперь стал вором и вымогателем, — резко оборвал его Баро. — Ты предал свой род! Ты своими грязными руками осквернил нашу святыню!
— Хватит меня воспитывать, Баро, — я человек свободный!
— Это ненадолго. Ты еще за все ответишь!
— Эх, Баро, Баро. Да я с твоими деньгами сорвусь в такие места, где ты меня вовек не найдешь.
— Если успеешь. Где золото?
Рыч протянул красивую яркую подарочную коробочку.
— Прошу!
Как только Баро взял коробочку, Рыч тут же набрал по мобильнику Удава:
— Алло, это я. Все сделано — золото передал. Удав тут же позвонил Руке, — Рука, ты на месте?
— Да, мы здесь, — послышалось из телефона.
— Рыч отдал золото — можете брать деньги!..