Главное достоинство ресторана в том, что в нем можно отлично проводить время, но нельзя жить. В противном случае это заведение потеряло бы всю свою прелесть. Вот и Астахов с Олесей отлично посидели в "Волге". Но в конце концов вернулись домой.
— По-моему, все было замечательно! — сказал Астахов уже в прихожей.
— Да, конечно, — печально произнесла Олеся, остановившись в дверном проеме. — Все было здорово! Только…
— Что "только"?
— Я не понимаю, зачем мы сюда вернулись? Мы могли бы погулять еще.
Астахов рассмеялся, принимая ее слова за шутку.
— Мы пришли сюда, любимая, чтобы побыть вдвоем! Как и положено двум влюбленным!
— Нет, Коля, нет. Сюда в любой момент может вернуться твоя жена…
Николай Андреевич перестал смеяться. И строго поправил девушку:
— Может вернуться не моя жена. А моя бывшая жена! Я прошу тебя запомнить это раз и навсегда. Навсегда! Она теперь — бывшая. И в прежнем качестве она сюда уже никогда не придет.
Раздался громкий, резкий звонок. Олеся уставилась взглядом в дверь.
— Никогда не придет, говоришь?
Астахов расстроился. Но постарался держаться бодрячком.
— Да нет, ну брось, Олеся. Это не она. Она бы не стала звонить. Ключ-то я у нее не отбирал. Ей сейчас все равно жить негде, — конец фразы он бессовестно скомкал, произнеся его практически шепотом.
Астахов открыл дверь. Олеся же решительно прошла дальше, в гостиную, плюхнулась на диван. Если это все же Тамара, она ее встретит не робкой овечкой, а ровней — такой же хищницей, как она сама.
Но все оказалось не так плохо. А намного хуже!
В гостиную Николай Андреевич вошел с Максимом…
— Проходи, проходи, Максим. Рассказывай, что там у тебя стряслось.
— Я… Тут… — В этот момент парень увидел Олесю, сразу вспомнилось, как здорово посидели они вчетвером на вечеринке, и от этого стало еще больнее. — Привет.
Олеся кивнула головой в ответ.
— Да не тяни кота за хвост. Рассказывай уже, что там стряслось.
Наверное, что-то по работе?
— Если бы, — грустно улыбнулся Максим.
— Ну, я не знаю, — удивился Астахов. — Что для тебя может быть важнее работы?
— Кармелита, Николай Андреевич. Она важнее. Не только работы. Она для меня важней всего на свете…
— И что же, вы опять поссорились?
— Нет. У нас все хорошо. Никогда раньше еще не было все так замечательно. Но… Кармелиту похитили, — наконец смог сказать Максим.
— Кармелиту похитили? — переспросил Астахов, все еще не веря, что такое может быть.
— Да.
— Как? Когда? Где? И… кто это сделал? Что-нибудь известно? Наверное, в этот момент рядом с ней никого не было?
От этих слов Максиму стало совсем плохо. Может, правду говорил Миро.
Лучше бы тот бандит покрепче ударил его по голове и насмерть вышиб мозги.
Потому что нет сил слышать такие слова. Да и самому больно понимать, что не смог защитить свою любимую.
— Николай Андреевич, я… Я был с ней. Но на нас напали. Двое. И я так понял, что у них неподалеку, в леске была машина с подмогой. Один из нападавших — Рыч. Он мне нес какую-то пургу, что хочет нам помочь, хочет спасти Кармелиту. А пока он отвлек мое внимание, второй подкрался сзади и оглушил меня.
— Да-а-а, — только и смог сказать Астахов. У Максима слов осталось немного больше:
— И еще я знаю, что все это какой-то Удав задумал.
— Макс, чем я могу помочь тебе? Все же Астахов — не последний человек в этом городе.
— Николай Андреевич, вы не просто "не последний", вы — первый. Мне сейчас нужно что-то делать, я должен как-то искать.
— Так объединился бы с Зарецким! Я так понял, что у тебя с ним отношения наладились, — сказал Астахов.
Максим ненадолго задумался: стоит ли рассказывать шефу о ссоре с Миро. И решил, что нет. Это только его дело. Точнее — их с Миро.
— Николай Андреевич, цыгане сказали, что сами будут разыскивать по своим каналам. Так, может, и мы, астаховская фирма, как-то объединимся?
Услыхав такие слова, Николай Андреевич собрался, как-то весь подтянулся и сказал проникновенно, но не слезливо:
— Максим, конечно. Не сомневайся. Я разузнаю по своим каналам, что за беспредел происходит в городе. Обещаю, я сделаю все, что смогу.
Олеся в этот момент невольно залюбовалась Астаховым. Какой он все-таки у нее замечательный! Какая же дура Тамара, что не ценила этого. И не ценит.
— Да, Максим, но мне, чтобы знать, о чем говорить, нужно кое-что выяснить. Уже известно, зачем похитили Кармелиту?
— Да… Они хотят выкуп.
— Сколько?
— Миллион евро…
— Миллион евро?.. С ума сойти. Для нашего тихого Управска… Ничего себе.
— Похитители считают, что у Зарецкого есть такие деньги. Наличными.
— Такую сумму, вот так с ходу, сразу найти невозможно! Я думаю, Баро должен обратиться в милицию.
— Но похитители сказали, что убьют Кармелиту, если он в милицию обратится.
Астахов помрачнел.
— Тяжело и больно говорить на такие темы. Только скрывать правду тоже нет смысла. Ты знаешь, Макс, я не хочу тебя пугать, но часто, даже получив выкуп, похитители стараются избавиться от жертвы…
— Значит, ты мне веришь? — спросил Рыч с надеждой.
— Нет. Не совсем… — ответила Кармелита.
— Но почему, черт возьми? Я же тебе уже все объяснил.
— Понимаешь, Рыч, за каких-нибудь пять минут доверие легко потерять. А вот вернуть — очень трудно. Очень. Тем более ты… Охранник, который вместо того, чтобы охранять… Как я могу тебе верить после того, как ты хотел убить Максима, а потом меня?
— Да не собирался я его убивать, — сказал Рыч, почти не соврав. — И потом, что ты только о плохом говоришь? Ты вспомни. Вспомни хорошенько…
— Да что ж мне вспоминать, Рыч, хорошего?
— А так уж и нечего?
— Да нет вроде, — засомневалась Кармелита.
— Значит, нечего? А кто ж это твоего любимого Максима из тюрьмы вытащил, от статьи спас. Кто? Рыч!
Кармелита не сразу нашла, что сказать.
— Ну, знаешь… Ты тогда все делал по приказу отца. Цыган грустно улыбнулся.
— Интересно у тебя получается. Рыч — такой… ну, дьявол, вроде… Как что плохое — то виноват на всю катушку. Причем за всех. Все остальные беленькие, один только Рыч плохой. А если что-то хорошее, то опять же Рыч ни при чем. Это ему другие приказали быть хорошим. А он как был дерьмом, так дерьмом и остался. Так, что ли?
На этот раз Кармелита вообще промолчала.
— Если б я был таким безнадежно плохим, просто промолчал бы. И сидел бы твой Максим как миленький. Зону топтал бы, а не в Управске прохлаждался.
Рассказав твоему отцу всю правду, я ведь прекрасно понимал, что Баро смолчать не сможет. А значит, Максима оправдают.
И снова его бывшая подопечная не сказала ни слова. Потому Рыч продолжил:
— Долго мы с тобой говорим, непростительно долго. Тут жизнь на волоске, а мы как в суде разбираемся. Давай, я сейчас зубами твои узлы развязать попробую…
Но в ту же секунду раздались чьи-то шаги. В голове почему-то мелькнула безудержно оптимистическая догадка: "Неужели свои идут?"
Земфира сидела, обхватив голову руками. А Люци-та суетливо ходила взад-вперед по палатке, не находя себе места.
— Хватит маячить! — сказала наконец Земфира, не поднимая головы.
— Что-то случилось… что-то случилось. Если бы все было хорошо, Богдан давно бы уже дал о себе знать.
— Вот как? — Мать освободила голову из своих рук. — Не ожидала я такого. Тебя только твой Рыч и волнует! — с горькой усмешкой подвела итог Земфира.
— Мама! Ну мама! Не нужно так! Дело не в этом. Если бы все сложилось, как он хотел, — он бы спас Кармелиту, и все бы уже давно закончилось. А получается, что все сложилось совсем плохо…
— Дочка, но почему ты такая доверчивая? Вопрос в том, хотел ли он на самом деле спасать Кармелиту? Может быть, он тебя обманул, а ты ему поверила?
Люцита застыла посреди палатки. И села на пол, почти рухнула. Сказала, чуть ли не плача:
— Мама, ты так говоришь о человеке, которого, может быть, уже убили. И убили именно тогда, когда он стал человеком.
— Боже, Боже, — сокрушенно вздохнула Земфира. — Боже, как же ты ему веришь! И кому? Кто он такой? Ты же его почти не знаешь…
— Нет, мамочка. Я хорошо успела его узнать. Сказано это было так горячо и с такой искренностью, что мать немного смягчилась:
— Хорошо-хорошо. Предположим… Только предположим, что твоему Рычу можно верить. Что с ним могло случиться?
— Он мог погибнуть?
— И кто его мог убить?
— Удав.
— В таком случае он получил то, что заслужил, — сорвалась Земфира в прежнюю пропасть недоверия.
— Как ты можешь так говорить?! Каким бы ни был человек — разве можно желать ему смерти!
— Да, дочка, можно желать и смерти. Особенно тому, кто так легко играет с жизнями других людей!
Люцита расплакалась. Мать смотрела на нее, не зная, что делать: то ли жалеть свою кровиночку, то ли ругать негодную дочь.
— Правду говорят: любовь зла. Господи, разве могла я подумать, что моя дочь полюбит бандита…
— Да, мама, — сказала Люцита сквозь слезы. — Твоя дочь полюбила человека, которого ты считаешь бандитом. Но на самом деле — она полюбила такого же несчастного, как и сама.
— Рыч — несчастный человек?
— Да! Его отвергли также, как в свое время отвергли и меня.
— Не путай, дочка, не путай. Рыч — изгой. И стал он им по своей вине. А тебя, Люцита, никто не отвергал…
— Нуда! Как же? Конечно! Никто! Когда-то я любила Миро, но была ему не нужна. Вначале я думала, что это из-за Кармелиты — но нет. Просто в его глазах я — "ничто".
— Он же не виноват, что не смог тебя полюбить.
— Хорошо, я согласна, что не виноват. Но кто тогда виноват? Никто.
Значит, такая моя судьба. То же самое произошло и с Богданом: он, как пес, был предан Баро, а тот выгнал его.
— Не надо было совершать то, что он совершил! Не нужно было бандитствовать. И никто бы его не выгнал.
— Ты знаешь, мама. Мы… так похожи с ним. Я поняла, что нас будут отвергать все и всегда — пока мы не будем вместе.
— Доченька… доченька… Но нельзя же так… Люцита перестала плакать, глаза ее заискрились, и в них была видна непреклонная воля любящей женщины.
— Дай мне договорить все до конца! Иначе ты никогда меня не поймешь. И вот теперь, когда мы нашли друг друга, когда у нас появилась надежда на счастье, — ты меня осуждаешь. Ты осуждаешь меня за то, что я полюбила человека, которого все вы считаете бандитом? А я его таким не считаю, потому что знаю лучше вас. Так неужели я не могу быть свободна хотя бы в своих чувствах?
Земфира впервые по-настоящему представила себя на месте дочери. И вдруг всем своим женским сердцем почувствовала всю ее боль. И ее надежду.
— Да, да, мама. Мне запрещали любить Миро. Теперь ты запрещаешь мне любить Богдана. Ну почему… почему я не могу быть просто счастливой?! Что ж я, виновата, что в таких неподходящих людей влюбляюсь?
— Боже мой… Бедная моя девочка… — только и смогла сказать Земфира.
Минут пять женщины посидели молча. Потом, так же молча, мать встала, начала собираться.
— Я должна идти. Мне сейчас надо быть рядом с Баро. Как бы он не натворил глупостей. Мужчины иногда принимают слишком быстрые и необдуманные решения. А ты, Люцита, пообещай мне одну вещь.
— Какую?
— Если Рыч все-таки появится у тебя — дай мне знать.
— Мама, ты что, хочешь, чтобы я его предала?
— Да нет, что ты! Ты не так меня поняла. Я не собираюсь его сдавать кому-то. Просто хочу с ним поговорить.
— О чем?
— Попробую помочь ему выпутаться из этой ситуации. И если он поможет Кармелите — я тоже помогу ему оправдаться перед Баро.
Люцита посмотрела на мать с удивлением и благодарностью. Слезы мгновенно высохли.
— Ты… Ты вправду это сделаешь?
— Дочка, ты меня в чем угодно можешь обвинять. Но уж точно не во лжи.
Если все, что ты сказала о Рыче, — правда, я помогу ему. А значит, и тебе.
— Спасибо, мама.
Женщины обняли друг друга. Как же здорово, когда дочь может сказать матери обо всем, что происходит. А мать может понять и принять все, что с ней случилось.
Нет! Нет! Это было слишком хорошо, неправдоподобно хорошо и просто, если бы сейчас пришли свои. В пещеру вбежал Рука. Застыл на мгновение, когда увидел, что Рыч и Кармелита содрали пластырь со рта. Сам по себе факт, может быть, и не такой страшный. Просто непослушание в пленниках ужасно и недопустимо само по себе.
— Поговорить захотели, сволочи?! — процедил сквозь зубы Рука и, угрожающе помахивая пистолетом, направился к паре пленников.
Рыч пополз ему навстречу, чтобы заслонить собой Кармелиту. Но дальнейшее поведение Руки было непонятным и необъяснимым. Он выключил свет и встал рядом с пленниками:
— Тихо, вы! Рыпнетесь, я вам все мозги повышибаю, понятно?
— Да, но я… — начал было говорить Рыч.
Но похититель тут же ударил его пистолетом по губам, чуть не выбив зубы.
— Т-с-с-с… Тихо, я сказал!
— Тихо, говоришь? — насмешливо переспросила Кармелита. — Ая цыганка.
Петь хочу. Сейчас как запою.
Рука оглянулся испуганно.
— Я тебе спою! Я тебе!.. Папашка твой идет сюда… Тебя, наверное, ищет…
Глаза цыганки загорелись надеждой. Рука не видел этого, но почувствовал.
И потому тут же стал ей угрожать:
— Пикнешь — пристрелю… Но начну не с тебя, а с бати твоего, когда он сюда с фонарем сунется. На твоих глазах замочу папашу — большого цыганского барона. Так что будешь умницей, девочка моя. Ты же будешь молчать, да? Ни слова не проронишь? Все, тихо. Идут!
Баро, Миро и охранник уже довольно долго ходили по катакомбам. Несколько раз в сердце закрадывалось нехорошее предчувствие — заблудились. Но нет — каждый раз выходили на знакомую дорогу. И с каждым часом поисков все меньше становилась надежда найти здесь Кармелиту. Вот забрели и в еще одно малоизвестное ответвление штреков.
— Баро, я там посмотрю! — махнул Миро рукой куда-то в сторону.
— Смотри, смотри, — кивнул Баро.
Миро прошелся вдоль неровной стены. И вернулся назад.
Эх, если бы он прошел еще метров двадцать да повнимательнее всмотрелся в каменные глыбы, наверняка бы заметил ход в пещеру.
Но он не прошел и ничего не увидел.
— Ну что, Миро? Никаких следов? — грустно спросил Зарецкий.
Миро отрицательно покачал головой.
— Ничего.
Баро тяжело вздохнул.
— Что ж, я так и думал. Не будет Рыч прятать Кармелиту там, где потерял золото.
— Но где же, черт возьми, ему ее еще прятать?
— Если бы я знал… Если бы… Здесь ее дальше искать бессмысленно.
— И что вы предлагаете дальше делать?
— Остается только одно — ждать. Будем ждать, пока они сами свяжутся с нами.
Шаги стихли.
Рука прислушался. Да, похоже, искатели далеко ушли. Опять включил свет.
Насмешливо посмотрел на Кармелиту и Рыча.
— Ну что, голуби сизокрылые? Не нашли вас… и не найдут. Я свое дело крепко знаю. Рука — настоящий мастер своего дела. За это Удав меня и ценит.
Говорит: "Ручная, ха-ха, у тебя работа!"
Домой Земфира приехала одновременно с Рами-ром. Ну разве что на пару секунд раньше. Успела забежать домой и уже оттуда, в окно, увидела, что муж возвращается. По лицам его и Миро все поняла. О деле лучше не спрашивать.
— Ну что ж, Миро, — сказал Зарецкий, прощаясь с парнем. — Езжай в табор. Я думаю, мы сегодня обошли все… По крайней мере, мы теперь знаем, где ее точно не прячут. Это уже хоть что-то…
Миро прекрасно понимал, что это отговорка. Но на сердце и так было погано. Так что еще больше ухудшать настроение правдой совсем не хотелось. И все же…
— Значит, Баро… надо собирать деньги на выкуп?
— Да, Миро… Форс прав, мы можем только разозлить Рыча.
— Табор, как всегда, готов помочь тебе. Я сейчас туда. Крепись, Баро.
Зарецкий вошел в дом. В прихожей его ждала жена:
— Рамир!
Баро мрачно, с болью посмотрел на Земфиру.
— Прости меня, — сказала она. — Я очень волнуюсь за Кармелиту..
Но прежняя обида его еще не покинула.
— И поэтому скрываешь от меня то, что знаешь?-!
— Я от тебя ничего не скрываю. Я говорила тебе правду. Давно говорила.
Баро не ответил.
— Ты верил Рубине… ты прислушивался к ее словам. Но ко мне прислушаться ты не захотел.
— Ты сама сказала, что похищение Кармелиты не твоя тайна. Тогда чья?!
— Тех, кто ее украл, Рамир. Мне так же больно, как итебе… Поэтому давай не будем делать друг другу еще больнее.
После слов Астахова лицо Максима скривилось. И Николай Андреевич понял, что сейчас может начаться истерика. Страшная мужская истерика с инфарктом или инсультом.
— Макс! Максим! — сказал жестко, по-отцовски. — Стоп-стоп-стоп!
Успокойся! Держи себя в руках. Мы все сделаем. Мы освободим Кармелиту. Все будет хорошо…
Максим закрыл глаза, взял себя в руки. Сделал глубокий вдох, потом выдох. И только после этого немного расслабился. А безобразная истерическая маска на лице — разгладилась.
— Да, да, Николай Андреевич, вы правы. Нельзя себя распускать. Нужно держаться. Извините…
— Ты меня извини, что я так разговариваю. Но, сам понимаешь, тут иначе нельзя. Мы ведь ничего не добьемся, если будем так психовать, закатывать истерики. Я понимаю, тебе очень больно, но нужно терпеть. И дело делать.
— Да я сам знаю, Николай Андреевич. Я, просто когда понимаю, что ничего сделать не могу, — и это, прямо… Прямо как… — он так и не смог сказать что-то внятное, а просто хлестнул рукой по воздуху.
— Именно поэтому ты должен сейчас собрать всю волю в кулак. Только в таком случае можно помочь Кармелите.
— Спасибо вам, Николай Андреевич.
— За что?
— Ну как за что? Вы меня поддерживаете, пытаетесь помочь.
— Да брось, ты же знаешь, как я всегда к тебе относился. И сейчас сделаю все возможное, чтобы спасти Кармелиту. Кстати… Что, если я предложу помощь Зарецкому?.. Ну, финансовую. Ему ведь трудно будет собрать такую сумму.
— Я даже не знаю, Николай Андреевич, он человек гордый, и так уже одалживал. А сейчас… Думаю, может отказаться.
— Даже в такой ситуации? Ему ведь так нужны деньги.
— Ну, я не знаю… такой человек. Хотя… тут такое дело.
— Ладно. Ты не расстраивайся, мы что-нибудь сообразим. Будем что-то придумывать, — Спасибо вам. Просто… спасибо.
В одно прекрасное мгновение Тамара вдруг поняла: все, хватит быть безвольной тряпкой, больше нельзя дергаться глупой, безмозглой марионеткой по велению чужих пальцев. Пора брать инициативу в свои руки и начинать играть наравне с другими сильнейшими игроками.
Ох, не зря, совсем не зря она сама толкнула Антона, родного сына, в историю с похищением. Уже тогда в ней мелькнула искоркой какая-то неясная догадка. А потом из этой искры разгорелось пламя. И с удивительной четкостью вырисовалась очень изящная комбинация.
Сначала Тамара подумала, а нельзя ли провернуть все самой? Или только с помощью Игоря? Но потом поняла: нет, слишком рискованно. Особенно если учитывать боевые качества ее давнего любовника. Тутнуж-ны люди покрепче. Вот что выходит. Как ни крути, а без Форса все равно ничего не получится.
Ну что ж — Форс так Форс. Он человек разумный, и нужный процент отстегнет по-родственному. Бог даст, не обманет. Тем более что тайна, которую собралась ему открыть Тамара, может обернуться хорошей добавкой к выкупу, который затребовали у Зарецкого…
Правда, сам Форс своего счастья сначала не понял, спросил недовольно:
— У меня так много дел, а тут ваш звонок. Вы хотели меня видеть, Тамара Александровна?
— Очень, Леонид Вячеславович, очень, — обворожительно улыбнулась она.
— Вы сказали, это что-то срочное.
— Весьма. Да вы садитесь, присаживайтесь, Леонид Вячеславович, в ногах правды нет. А разговор, видимо, предстоит долгий.
— Весь — внимание. Так о чем вы хотели со мной поговорить, Тамара Александровна?
— Я попросила вас о встрече, Леонид, чтобы сообщить информацию, которая может вас заинтересовать.
Форс выжидающе посмотрел на нее. На губах Тамары заиграла едва заметная усмешка.
— Дело в том, что Кармелита Зарецкая, на которой мы собираемся неплохо заработать…
— "Мы"?! — с удивлением переспросил Форс.
— Мы! Мы! — подтвердила Тамара. — Так вот, на самом деле Кармелита — не дочь Зарецкого. И благодаря этому мы сможем заработать еще больше!
— А чья же она дочь? — обескураженно спросил Форс.
— Моего мужа, бывшего мужа — Николая Астахова!