Чужая кровь

Глава 31

Кармелита почувствовала, что обязательно должна увидеть Максима. Вот не увидит сейчас — и совсем плохо будет. Поэтому, как на крыльях, прилетела в гостиницу. Постучала в дверь его номера.

— Нельзя, — раздалось из-за двери.

Она открыла дверь, заглянула в комнату и уточнила:

— И мне тоже нельзя?

Максим вскочил из-за стола, взял девушку за руку и притянул к себе.

— Здравствуй, любимая.

— Здравствуй. Все работаешь?

— Да.

— Устал, наверное?

— Устал. — Максим посмотрел на часы. — Слушай, я собираюсь пойти поесть, пойдешь со мной?

— Ой, извини. Я только что из ресторана.

— Не понял, — удивился Максим. — А что ты там делала?

— Ела.

— Ела? С кем?

— Ревнуешь? — заискрилась Кармелита.

— Пока нет. Хотя… Это смотря с кем ты ела.

— С Астаховым.

— С Антоном? — нахмурился Макс.

— С Николаем Андреевичем.

— А, ну и…

Максим так и застыл, не договорив фразу до конца.

— Мы встретились с ним у Светки в больнице, — пояснила Кармелита. — Разговорились о тебе, об Олесе. Знаешь, оказалось, у нас с ним судьбы так похожи…

— Да, Астахов — хороший мужик, надежный. Но… как-то странно. Вы только вчера с ним познакомились и уже по ресторанам ходите. О судьбах разговариваете…

— Вот именно, Максим, вчера только познакомились. Атакое ощущение, что давным-давно друг друга знаем… И к тебе он, ну как к сыну…

— Это правда. Астахов меня после института сразу взял. Сопляка. Опыта никакого не было.

— Ну, ты же у меня талантливый. У тебя все получается, со всем справляешься.

— И тут тоже кругом его заслуга. Сама говоришь — он ко мне, как к сыну, с самого начала.

— Ага. Это, наверное, потому, что его родной сын такой непутевый.

— Наверное.

— Зато уж ты — Орлов. Орел. Любой мечтал бы иметь такого сына, как ты.

Думаю, и мой отец тоже.

— Да уж что уж, куда уж там, — Максим заговорил комической скороговоркой.

— И вот именно поэтому жена у тебя будет цыганка…

Кармелита обняла его.

— Нет, не так. Жена у меня будет самая красивая цыганка.

Максим поцеловал любимую, но тут в дверь постучали.

Они отпрянули друг от друга.

— Да.

Вошел новый охранник Кармелиты.

— Здравствуйте.

— Привет, и что опять произошло? — жестковато спросила она.

— Ничего. Я пришел проводить тебя домой.

— Что?! Опять охрана? Отец снова мне не доверяет!

— Нет, Кармелита, извини, но меня послал не Баро, а Земфира.

Девушка разозлилась еще больше:

— Ну это уже слишком! Ладно, отец, но Земфира…

Максим постарался ее успокоить:

— Ну что ты… Перестань. Их можно понять — они волнуются за тебя.

— Я все понимаю, все! Но я не могу вечно ходить с охраной?!

— Так мне что? — мирно спросил охранник.

— Ну пойдем. — Кармелита повернулась к Максиму: — Это я благодаря тебе такая смирная. А то в окно бы убежала.

Он засмеялся. И когда Кармелита ушла, еще долго улыбался своим мыслям.

Нет, это немыслимо — быть таким счастливым.

В потайную квартиру Удав нагрянул неожиданно. И как только щелкнул замок, Рука насторожился, ожидая, что сейчас будет взбучка. Уже прошло много времени, а Лехи все нет и нет.

Где ж его нечистая носит?

Или вправду попался? Не, вряд ли. Он человек опытный… Только как все это объяснишь Удаву, который уже в комнату заходит. Леха вскочил с кровати и начал делать какие-то непонятные кругообразные движения руками, типа зарядкой занимается для поддержания формы. Удав посмотрел на него с нескрываемым недоумением:

— Привет!

— Здравствуй.

— А где Леха?

Рука усиленно махал руками, стараясь не смотреть Удаву в глаза.

— Ты это… Присаживайся…

— Я спрашиваю, Леха где?

— Он… Он скоро будет. В кафе пошел поесть купить.

Удав побагровел и задохнулся от негодования.

— Что? Какое кафе? Вы что забыли, что в розыске?! Кретины!

— Удав, ну, мы помним, помним… Ночтожтеперь, с голоду подыхать?

— Какое "подыхать"? У вас же на кухне все шкафчики "сухпаем" забиты.

— Так сухое ж уже горло дерет. Свеженького захотелось.

— Свеженького? Хорошо, в тюрьме вас будут регулярно кормить… три раза в день! Свеженьким! Идиоты!

— Удав, ну что ты сразу… Чуть что, сразу — тюрьма-тюрьма… Мы же не кутята дурные. Понимаем, надо быть аккуратными! Мы понимаем…

— Да ни черта вы не понимаете! Ты в розыске за мокрое дело, на подходе к другому делу и жизни шоколадной. А думаешь о какой-то жратве…

Удав со злостью посмотрел на Руку, который нервно играл желваками.

— Значит, так: если Леха попадется и хоть слово вякнет, шкуру спущу с обоих!

Вот, поговорил с Кармелитой и сердце совсем растравил. Просто совсем никакого покоя. В прежние времена, до Олеси, подумал бы, что "бес — в ребро".

А тут нет, чувствует, что все не так, что сложнее намного.

Николай Андреевич достал старый семейный альбом и стал рассматривать пожелтевшую от времени черно-белую фотографию. В те времена он сам фотографией увлекался и, видно, закрепитель слабый сделал — вот снимок и пожелтел. А на снимке — Женя, Женечка…

В кабинет вошла Олеся, села напротив него. Астахов улыбнулся ей, отложил альбом в сторонку.

— Я соскучился.

— Я тоже.

Ее взгляд упал на фотку в раскрытом альбоме.

— Кто это?

— Это? Это моя первая жена. Она умерла. Давным-давно при родах…

Олеся взяла альбом в руки и внимательно рассмотрела фотографию.

— Она была красивая… — сказала мягко, аккуратно, боясь обидеть чем-нибудь, даже интонацией.

— Да, красивая… А ты ни с кем не замечаешь сходства?

Олеся еще раз посмотрела в альбом.

— Нет. Ни с кем?

— Всмотрись внимательней. Вылитая Кармелита, невеста Максима, а?

Олеся опять уткнулась в альбом:

— Может быть, — не очень уверенно сказала она. — Может, действительно что-то есть… Но как это вообще может быть?

Астахов обрадовался, что кто-то подтвердил, пусть и с натягом, найденное им сходство:

— Я ж говорю. Вот и я ничего не понимаю. Просто мистика какая-то…

Женя… Женечка… — Николай Андреевич улыбнулся своим давешним воспоминаниям. — Любил ее… Помню, мы еще нервничали очень, что она забеременеть не может. Ну и Тамара тоже… — он как-то неловко крякнул.

Олеся не стала переспрашивать, поскольку хорошо поняла, что история там была сложная и запутанная.

— Я долго потом Тамару не видел. А встретился с ней в роддоме, куда Женю привез. Тамара там акушеркой работала. Как мы ждали этого ребенка…

Какие планы строили! А потом мне сказали: ваша жена умерла, а дочь родилась мертвой.

Олеся с сочувствием посмотрела на Астахова, погладила по руке.

— Если тебе тяжело вспоминать — остановись, не вспоминай…

На глазах у Николая Андреевича появились слезы.

— …Женя умерла буквально на руках у Тамары… Он остановился, чтобы взять себя в руки и всерьез не расплакаться.

— И мне всегда казалось, что часть ее души осталась, отпечаталась в Тамаре. Потом прошло какое-то время, Тамара была рядом, утешала… И однажды призналась мне, что у нас есть общий сын, познакомила меня с ним… А еще через какое-то время я сделал ей предложение… Антон был маленький. Мы не хотели его травмировать, поэтому придумали какую-то историю про то, как я забирал их из роддома, про первые годы жизни… Вот так получилось, что я усыновил собственного сына… А тот Женин отпечаток, что был в Тамаре, за это время, наверное, совсем выветрился…

Он замолчал. Олеся тоже не говорила ни слова — говорить после услышанного не хотелось и не моглось. Некоторое время спустя Астахов нарушил молчание.

— Но все это в прошлом, а в настоящем у меня есть ты! Я благодарен судьбе, что ока свела нас, Наверное, именно этой встречи я ждал столько лет.

Олеся посмотрела в глаза ему, взяла за руки.

И в это мгновение в кабинет вошла Тамара (она вообще довела до совершенства свое умение приходить не вовремя).

— Какая идиллия… Просто приятно посмотреть.

— Если ты пришла ерничать или скандалить — то я не советую, — сказал Астахов глухим голосом.

— Нет, ну что ты, Коля, я только хотела бы кое-что обсудить. Наедине…

— Обсуждай! У меня от Олеси нет секретов.

— Ты меня неправильно понял, я хочу поговорить с Олесей, а не с тобой.

Ну, так сказать, по-женски.

— А я не вижу в этом необходимости, тем более, я помню, как ты умеешь с ней разговаривать. Ты вообще можешь обидеть кого угодно.

— Не нужно, Николай. — Олеся чуть сильнее сжала его руку. — Я готова поговорить с Тамарой Александровной.

— Вот видишь, чужой человек понимает меня лучше, чем ты.

— Я не чужой человек!

— Да! — подтвердил Николай Андреевич. — Она совсем не чужой человек. И помни об этом во время разговора. Хорошо?

— Очень хорошо. Олеся, пойдемте ко мне. Там удобнее.

На правах хозяина Рука занялся хозяйством: поставил чайник на газ.

Заварил крепкого кофейку из порошка. Разорвал несколько пакетов сухариков и высыпал их в глубокую тарелку.

— Угощайся, Удав!

Но угоститься прямо сейчас не удалось. Раздался звонок мобильного. Удав молча выслушал сказанное. И взгляд его снова стал свинцовым. Закончив разговор, он по-отечески дал Руке легкий подзатыльник:

— Ну что, доигрались, голодающие?! Вот мне сообщили. Твой напарник уже в отделении, отдыхает. Уроды, темноты не могли дождаться?

Удав неторопливо достал из потайной кобуры пистолет. Рука всмотрелся в его глаза и понял: убьет! Прямо сейчас, чтоб концов поменьше осталось. А потом кому-то весточку кинет, и Леху в КПЗ тоже замочат.

Рука начал заикаться от волнения.

— Удав! Удав! Я понял все, Удав. Я тебе зуб даю, буду осторожен. Удав, я не попадусь. Любое приказание, любое твое слово. Я сделаю все…

Главный махнул рукой.

— Все! Ладно… Живи пока. Мараться об тебя неохота.

Рука испуганно посмотрел на шефа, все еще не веря, что пронесло…

Удав спрятал пистолет. И только после этого Рука чуток успокоился.

— А что теперь делать-то? Валить надо отсюда. А вдруг Леха расколется?

— Ты думаешь, он может?

— Не знаю… — задумался Рука. — Вообще-то он парень крепкий. Знаешь, так… вроде простой, гибкий. А как его пересилить захочешь, становится как кремень. Хрен перешибешь.

— Тогда оставайся здесь. Я на свои рычаги нажму, чтоб Леху там морально поддержали.

— А потом что? Ты что, хочешь сказать, что сможешь вытащить его оттуда?

— Я все могу. Другое дело, захочу ли я это сделать. Вообще, еще посмотрю, как будете вы себя вести. Оба. Он там, в тюрьме, а ты здесь, на воле.

— Хороша воля, сидишь в четырех стенах…

— Чего ты там лопочешь?

— Я говорю: Удав, мы же с тобой в одной упряжке?

— Нет, Рука. Это ты с Лехой в одной упряжке, которой я управляю.

Запомни это, крепко держи в голове. Никогда не забывай.

Есть такое громкое звание — мама, И что бы с ребенком ни произошло, она за это в ответе. И чтобы ни случилось, должна нести свой крест. От всего, что рассказала Люцита, у Земфиры просто голова распухла. А в висках звонкие молоточки застучали. Боязно, страшно за всех — за дочку, связавшуюся с Рычем, за Кармелиту, которой, по их словам, угрожает опасность.

Как же защитить всех? Да так, чтобы ни с кем не поссориться, никому не навредить.

Когда Баро вернулся домой, бросилась Земфира к нему, как на первом свидании:

— Слава Богу! Я очень волновалась. Ты где был? Ушел и ничего не сказал.

— Мы поймали человека, который был при передаче денег вместе с убийцей Бейбута.

— Асам убийца?

— Мы его не нашли. Да и этот молчит. Миро пришлось отвести его в милицию…

— Значит, убийца все-таки на свободе?

— Да. И не только убийца. В Управске у нас, оказывается, есть еще кто-то третий — Удав. Он у них за главного…

Земфира принялась аккуратно вести свою мысль:

— Странно все-таки, что они не сбежали сразу после убийства. Знают ведь, что их будут разыскивать…

— Да, действительно… — задумался Баро.

— Мне кажется, они остались, потому что затевают что-то новое против тебя…

— Ты думаешь, бандиты захотят все же достать деньги, которые не смогли получить за золото?

— Такое вполне может быть.

— Но как они собираются это сделать? Золото надежно спрятано. Деньги в банке…

О Господи, ну как же ему сказать? Земфира начала мучительно подбирать слова, стараясь при этом не смотреть Баро в глаза.

— Рамир, боюсь я…

— Чего?

— Что они станут искать твои слабые стороны…

— Какие у меня слабые стороны? — удивился Баро.

— Я не знаю, Рамир, но у меня очень нехорошие предчувствия…

— А я думаю, все нормально. Один парень уже в милиции. Там его заставят признаться во всем…

— Но пока в милиции только один, а не все, лучше подстраховаться…

— Как?

— Ну, например, не пускать Кармелиту одну… Пусть охранник будет рядом с ней.

— Хорошо, Земфира, я подумаю…

И только тут она вздохнула с облегчением.

Рыч совсем заждался Люциту. И как только заслышал ее легкие шаги, забыв про осторожность, сам выскочил из-за занавески.

— Предупредила? — Да.

— И про меня сказала?

— Пыталась не говорить. Увиливала, как могла. Но мама не верила.

Поэтому все открыла. Сказала даже больше, чем хотела. Хорошо получилось.

Знаешь, маму это очень испугало. Нобольше всего… — Люцита запнулась.

— Что? Что больше всего?

— Мама за меня испугалась, когда узнала, что я с тобой общаюсь.

Говорит, что ты убийца. Я защищала, как могла. Но она не верит.

— Конечно. Я ее понимаю… Кто же мне теперь поверит? Люцита, но я не могу так! Не могу. Давай я сам пойду к твоей матери. И скажу ей, как ты мне дорога, и что мы хотим быть вместе.

Люцита посмотрела на него то ли с нежностью, то ли с изумлением.

— Пойду! Если, конечно, ты хочешь быть со мной… — горячо продолжал Рыч.

— Ты делаешь мне предложение?

— Да, я делаю тебе предложение.

Люцита внимательно посмотрела на Рыча. Так, как будто увидела его впервые в жизни.

— Значит, ты хочешь, чтобы я всю жизнь была рядом с тобой?

— Да. Я уже и не представляю свою жизнь без тебя. За такое короткое время ты стала для меня самым дорогим человеком. Самым близким.

Девушка довольно улыбнулась, встала с места, прошлась по палатке вперед-назад. Рыч с тревогой смотрел на не. Согласится ли?..

— Люцита, что же ты молчишь? Ты не ответила… Не сказала, готова ли принять мое предложение?

Смутилась Люцита. Как долго и безнадежно ждала она таких слов. Не от Степана, конечно. Что Степка — сущий ребенок, его она никак не могла принять за взрослого. А тут Рыч, большой, сильный, ошибающийся, мятежный.

Раскаявшийся, мечтающий о прощении. Как много сразу всего вскипело в ее душе. Но цыганка застеснялась, не хотела, чтоб это все так, разом вышло наружу. Постаралась укрыть за ехидной маской.

— Допустим… Но не могу же я выйти замуж за человека по имени Рыч…

— А за человека по имени Богдан ты выйдешь замуж?

— Ой, да! Точно! Ты же Богдан. Красивое имя…

— Да, наверно. Но я даже не знаю. Меня давно так никто не называл.

— Богдан, — сказала Люцита, перекатывая имя на языке, как леденец. — А мне нравится… Я теперь всегда буду называть тебя Богданом.

Они обнялись, чтобы поцеловать друг друга. Но тут зазвонил телефон Рыча.

— Да! — сказал он.