Чужая кровь

Глава 28

Николай Андреевич с волнением шел в дом Фор-сов на встречу с Антоном.

Легко сказать: "Улетел из гнезда" или "Отрезанный ломоть". А понять и принять это очень трудно, почти невозможно. Да еще и встретил Антон его в виде крайне трогательном, в рабочей одежде. Надо же, сподобился на то, чтобы сделать в Светкиной студии ремонт (пока она в больнице).

— Ну, здравствуй… отец, — встретил Антон.

— Привет, привет, — с максимально возможной доброжелательностью сказал Астахов.

Постояли молча.

— Я не могу стоять так просто, там, в студии, раствор затвердеет.

— Ну пошли, — улыбнулся, почти невымученно, Николай Андреевич.

Вошли в студию. Астахов присвистнул:

— Нормально наработал.

— Да, — с плохо скрываемой гордостью за сделанное сказал сын. — Хочу совместить лучшие качества арт-студии и детской комнаты.

Антон сам удивился своим словам. Вот ведь как забавно получилось. Он давно уже сомневается в нужности этого ребенка. А вот идея со студией-детской так крепко засела в голове, что он ее начал реализовывать, несмотря ни на что.

— Надо же, — прервал размышления Антона Астахов. — Впервые вижу сына за такой работой. Света действительно на тебя хорошо влияет. Как она себя чувствует?

— Хорошо. Присаживайся.

— Нет, я ненадолго. Антон усмехнулся.

— А-а… значит, по делу, да? А я-то думал, пришел поговорить по-отцовски. Пустьс ремнем, но по-отцовски.

Астахов постарался не услышать иронии.

— Да. Между нами остался один невыясненный вопрос. Ты так быстро убежал, хлопнув дверью, что я не успел…

Антон скрестил руки на груди. Самый красноречивый жест агрессивной защиты.

— Значит, так, папаша. Покороче можно? А то мы, люди рабочие. Как говорится в американщине, время — деньги!

— Можно. Я предлагаю тебе вернуть закладную Зарецкому, а вместо нее взять те деньги, которые я дал ему в кредит: двести пятьдесят тысяч евро.

Таким образом, я урегулирую наши взаимоотношения с Зарец-ким, а ты получишь средства к существованию. Купишь жилье, обустроишься, как хочешь. Может быть, бизнес какой-то начнешь. Только одно условие: передача закладной должна происходить в моем присутствии.

— Значит, двести пятьдесят тысяч евро… во столько ты оценил собственного сына, да?

— О-о-о, — разочарованно протянул Николай Андреевич. — Антон, давай без лирики, не будем выяснять отношения. Все уже сказано. Тем, что сделано!

— Значит, так, насколько я помню, вовремя нашей последней "беседы" в основном говорил ты… Теперь моя очередь.

— Ну-ну…

Астахов образцово-показательно выдвинул кресло, спрятанное в угол, под газеты, в центр студии. И громко плюхнулся в него.

— Давай, сынок. Давай! Начинаем старые песни о главном. То есть о "бабках".

— А ты не увиливай, не увиливай, папаша! Значит, вот так, легко решил откупиться от собственного сына?

— Так ты ведь всегда мечтал о больших деньгах.

— Да, мечтал. Но, не о каких-то там двухстах пятидесяти тысячах евро, а обо всех.

— Что и требовалось доказать… Вот жадность, сынок, тебя и сгубила. О своих наполеоновских планах можешь забыть!

— Да? Отчего же… Я — твой единственный сын. Прямой наследник. Так что, рано или поздно, тебе придется со мной делиться.

— Ты никак меня уже хоронишь?

— Да, жаль, конечно, что мне приходится… ждать твоей смерти, чтобы получить мои законные деньги, но ты сам поставил меня в это положение.

— Приятно это слышать от собственного сына. Что тут скажешь? Во-первых, у меня еще могут быть и другие дети. Во-вторых, у меня должен появиться, и очень скоро, внук. А в-третьих, ты всегда плохо учил предмет под названием "Юриспруденция". Знаешь, в мире есть такая штучка, как завещание…

Антон открыл рот — хотелось еще как-то побольнее укусить отца. Но он так и не нашел, что сказать. Поэтому закончил разговор самым банальным образом:

— Так. А по поводу вот этих двухсот пятидесяти тысяч я подумаю…

Наверное, они мне тоже пригодятся.

— Подумай, подумай, — сказал Николай Андреевич, а про себя вновь ужаснулся: "Боже мой, что я вырастил?"

Антон подождал, пока Астахов уйдет, и позвонил Форсу.

— Алло, Леонид Вячеславович? Это Антон… Леонид Вячеславович, нам надо с вами встретиться.

Утром Кармелита позволила себе поспать подольше. Земфира не стала ее будить. Девушка даже удивилась, не получив обычной взбучки.

— Земфира, а ничего, что я вчера так поздно домой вернулась? Отец не сердится?

— Да нет, что ты. Мы же знали, что тебя Максим проводит, значит, все в порядке…

— Знаешь, а я ведь у него и задержалась, у Максима. Там так неожиданно сама собой сложилась вечеринка.

— Ну, понятно, — хозяйничая и оттого не особо обращая внимания на ее слова, сказала добрая мачеха. — Дело молодое.

— Да не только. На вечернике я познакомилась с начальником Максима, с Астаховым…

Земфира бросила всю работу и похолодела от ужаса. И чтоб не выдать, не показать своего волнения, подошла к окну.

— С кем?

— С Астаховым… Николаем Андреевичем, вот… А ты знаешь его?

— Нет, то есть да. То есть… я слышала о нем… от твоего отца… — Земфира попыталась скрыть свое замешательство за улыбкой. — От отца я что-то слышала… не помню…

Нет, ну никак ей было не совладать со своим лицом. Земфира отошла от окна и села в кресло, отвернувшись в сторону.

К счастью, Кармелита, увлеченная своим рассказом, не заметила ее странного поведения.

— Ну, если ты слышала об Астахове от отца, то наверняка что-то не очень хорошее.

Земфира опять через силу улыбнулась.

— Ну, не знаю.

— Да-да, а я точно знаю, у них были какие-то трения по бизнесу. Но на самом деле он человек очень интеллигентный, умный, образованный, тонкий. В общем, он мне очень понравился. Знаешь, я очень рада, что у Максима именно такой начальник. С ним, наверное, приятно работать. Конечно, жаль, что у них с отцом разногласия. Если бы они вот помирились!

— Боюсь, доченька, это невозможно.

— Почему?

— Слишком много у них общего, и слишком многое они не могут поделить.

То есть замириться они могут, а помириться — нет.

— Жаль. Когда я с ним пообщалась, мне показалось, что я его знаю давным-давно, и он мне сказал, что я ему кого-то напоминаю…

И вот тут Земфира испугалась по-настоящему. Но внешне никак не проявила своего страха. Сказала по-матерински, заботливо:

— Кармелита, девочка моя, ну послушай… Вы только что помирились с отцом… все стало налаживаться..

— Ну да… — Кармелита явно не понимала, к чему ведет собеседница.

— И зачем ты все это разрушаешь?

— Я? Что разрушаю? Каким образом?

— Зачем? Зачем ты общаешься с врагом своего отца?

— Что ты, Земфира. Какой из Астахова враг? Он не враг. В худшем случае он просто конкурент по бизнесу, вот и все…

Как же трудно говорить, когда знаешь все, а другому человеку нельзя сказать ничего. Земфира встала из кресла, нервно заходила по комнате и продолжила речь, тщательно подбирая слова:

— Да. Конечно… конечно, но разве ты не понимаешь, что, если отец узнает о ваших встречах, ему будет неприятно.

— Земфира, я не понимаю тебя. Мне кажется, что ты преувеличиваешь, — нахмурилась Кармелита.

— Ну постой, послушай! Вот ты встречаешься с Максимом, да? Отец разрешил, ну и ладно… Ну зачем ты стремишься так уж попасть в его мир, зачем общаешься с его друзьями, с начальником?

— Да ни к чему я не стремлюсь, это все случайно получилось, Земфира. Мы встретились с Астаховым у Максима…

— Так ли уж случайно?

Последняя фраза ввела Кармелиту в недоумение.

— Что ты имеешь в виду? Земфира будто очнулась:

— А? Что? Нет, ничего… — и заставила себя улыбнуться.

Кармелита же осталась наедине со своим изумлением.

Зашпаклевав один угол студии и оставив его сохнуть, Антон принялся за следующий. В этот момент почувствовал, что в доме есть еще кто-то. Мелькнула глупая мысль: "Грабители!"

К счастью, в комнату вошел Форс, бросив Антону:

— Привет.

— Здравствуйте, Леонид Вячеславович! — уважительно сказал жених, он же ремонтный рабочий.

Форс с недоумением осмотрел студию.

— Не понял…

— Извините, — рассмеялся Антон. — Забыл предупредить. Вы не пугайтесь.

Я здесь хозяйничаю с разрешения Светы… Так сложились обстоятельства…

— Да нет, чего уж там. Знаю, знаю. Я всегда все знаю. А что ремонт затеял… молодец. Мужик! Как говорят на зоне. Так что у тебя за "чрезвычайные" обстоятельства?

Антон замолчал, не зная, как начать.

— Мы проиграли. По всем статьям, полный крах…

— Так, давай без паники. Излагай подробно.

И Антон рассказал все о денежной афере. В финале печально подвел итог:

— …Ну вот, а потом отец меня выгнал.

— Да… Недооценили мы Олесю. Ловка, шельма… Прокололись. Все вместе.

Перефразируя классиков: на каждого из мудрецов довольно простоты. А я вас вовремя не остановил, когда принимали такое рискованное решение — сделать горничную зиц-председателем.

— Постойте, так ведь вы же, Леонид Вячеславович, обещали ее устранить.

Форс тяжело вздохнул:

— Обещал. Но с какого-то момента она стала неуязвима.

— Хорошо… А сейчас ее никак нельзя нейтрализовать?

— Нейтрализовать, говоришь? — задумался Форс. И вновь повисла пауза.

— Поздно. В данный момент это уже не имеет смысла.

— Почему?

— Второй раз операцию по изъятию астаховских денег провернуть не удастся.

— Конечно, я это понимаю, но все-таки хочется ей отомстить.

— Месть денег не принесет.

— Зато моральное удовлетворение…

— Антон, сколько я тебе даю мастер-классы большого бизнеса. А ты все тот же. Для нас моральное удовлетворение — в материальном благополучии!

— Это понятно. Но пока это материальное благополучие недостижимо, может, все же…

— Ну почему же — сразу недостижимо…

— А что? — с неожиданно вспыхнувшей надеждой спросил Антон. — У вас есть какой-то конкретный план?

— Пока нет… Но будет, обязательно будет. И рано или поздно все достанется нам. Я имею в виду нашей семье: мне, тебе, Свете и ему.

— Кому "ему"?

— Ну, ты меня удивляешь. Внуку. Или внучке. Антон замялся.

— Да, конечно… Рано или поздно… Но пока все не досталось нам, я имею в виду нашу семью, мне… нам… надо на что-то жить.

— Я так понимаю, ты у меня взаймы просишь?

— Нет… Вы неправильно поняли, — чуть решительнее, чем прежде, сказал Антон. — Я прошу вернуть закладную на имущество Зарецкого.

— С какой это стати?

— Отец сказал, что за нее я могу взять себе те двести пятьдесят тысяч евро, которые отдаст Зарецкий.

— Какой щедрый у тебя папа! Всех бы сыновей выгоняли из дому с такими деньгами!

— Так что, прикажете получить?

— Нет.

— Почему?

— Антон! Зятюшка, слишком много "почему". Потому! Это слишком важный документ, чтобы отдавать его просто так.

— Но это же не ваш документ, Леонид Вячеславович.

— Мой! Раз находится у меня, значит, мой. Благодаря этому документу мы можем воздействовать не только на Зарецкого, но и на твоего папу — Астахова.

Пока у нас в руках есть предмет воздействия, у нас есть и рычаги давления на них.

— Вы хороший юрист, Леонид Вячеславович. Прекрасный стратег. И замечательно говорите… Но… мне сейчас… сегодня нужны деньги, и все…

— Деньги? — Да.

— Я дам тебе деньги. По-родственному. Мы с тобой компаньоны, партнеры.

Ты не обижайся, если я иногда бываю слишком резок. Я ведь и со Светой так.

Хотя люблю ее безмерно. Просто у меня чуть больше опыта. А ты учись. И не обижайся. Да, Антон?

— Да, Леонид Вячеславович.

— Я рад, что мы поняли друг друга.

— А деньги?

— А! Да. Конечно.

Форс достал бумажник, довольно-таки щедро отсчитал и протянул стопку будущему зятю.

— Спасибо, — сказал Антон, стараясь, чтобы это не звучало заискивающе.

Кажется, получилось. Почти.

Представляете ли вы, как скучно волку в клетке!

Ни зайца задрать.

Ни за волчицу с собратьями подраться.

И даже отсутствие опасности быть подстреленным случайным охотником раздражает.

В четырех стенах Рука с Лехой совсем истосковались. Телевизор до дыр засмотрели. Одна радость оставалась: пивко с малой дозой водки да картишки.

— А мы ее валетом! — ехидно кинул Леха.

— Каким валетом? Козыри — трефы! Леха, бери карту, не выеживайся.

— Ну ладно…

Леха разложил карты аккуратным веером.

— Знаешь, Рука, о чем я думаю?

— Об том, как выиграть у меня, об том, как выпить рюмку водки. Об том, как дать кому-нибудь по морде? — интеллигентно спросил коллега.

— Не. Я думаю об Удаве! Какой он все-таки умный и хитрый, правда?

— М-г-м, — промычал Рука, обдумывая, как вернее навесить Лехе дурацкие "погоны".

— Но одного понять не могу. Если он такой хитрый, зачем с этим цыганом связался?

— С Рычем-то?

— Да. Мы бы вдвоем для него все… все и так в лучшем виде сделали б.

Пока Леха трепался, Рука скинул ему последние карты:

— Продул ты, дружище. Дурак ты "в лучшем виде"… — да еще и погоны повесил.

— Ниче. Отыграюсь.

— Да надоело, — сказал Рука, завалившись на кровать.

Леха тяжело вздохнул.

— Да-а, блин… — мечтательно сказал Рука. — Эх-эх-эх… Ахорошо было Рычу сидеть-то, прятаться, когда мы ему пивко носили свеженькое, еду, еще горячую. Нам бы кто чего принес. А то тут по ночам, как шакалы, побираемся…

— Слышь… Давай я пожрать принесу. Прямо сейчас! И водочки…

— Да ты че, а если кто тебя увидит?

— Не увидит! Да и что на мне такого. Не я цыгана валил. Я ж быстро.

Никто меня не узнает.

Леха быстро оделся, направился к выходу.

— Водки принеси! — крикнул Рука вдогонку.

— Принесу! И пива тоже, — ответил на ходу приятель.

— Люблю, когда пиво с водкой правильное, — подвел итог Рука и включил телевизор.