Чужая кровь

Глава 23

Совсем осмелела Кармелита. И решила поговорить с отцом. Зашла к нему в кабинет, отвлекла от работы.

Впрочем, Зарецкий и сам был рад отвлечься, чтобы поговорить с выздоровевшей дочкой.

— Папа… Я поговорить хотела…

— Говори.

— Вот ты уже лучше знаешь Максима… Ты даже разрешил нам видеться…

— Да. Он хороший человек.

Ну, вот, как все хорошо. Неужели сейчас раз и навсегда все решится?

— Пап, я хотела спросить…

— Я знаю, доченька, ты хочешь спросить, не буду ли я мешать встречаться вам? Нет… не буду..

— И ты ничего больше не будешь говорить о цыганских традициях?

Баро задумался. Сколько раз беседовал он с дочкой на эту тему. И раньше он всегда говорил одно и то же. Но теперь, похоже, времена переменились.

— Знаешь, Кармелита, по традиции дочку должна воспитывать мать. А тебя воспитывал я. И воспитал так, как смог.

— Папа…

— Не перебивай. Пришло время сказать самому себе правду. И помогла мне в этом ты.

— Я?

— Да. Я сделал тебя такой, какая ты есть! А от многих традиций я и сам уже давно отказался.

— Ну от каких традиций ты отказался? Тебя уважают все цыгане. И ты — хранитель золота.

— Что из того? Прав был Бейбут, цыган всегда должен быть в дороге. А я надолго осел, остался здесь, в Управске. Поэтому впервые говорю тебе это: каждый должен решать свою судьбу сам. И ты в том числе. Не всегда все это можно переплести. Традиции пусть остаются традициями. Любовь — любовью. А человек — человеком.

Словно на крыльях летела Олеся в офис к Астахову. Представляла, как сейчас вбежит к нему, с ходу все расскажет. Он, конечно же, сначала удивится, потом обрадуется. И посмотрит на нее так, по-особому, с благодарностью…

Но в действительности вес оказалось не так хорошо и приятно.

Николая Андреевича на месте она не застала.

Зато Антон был в офисе. И вел он себя нагло. Пожалуй, даже наглее обычного.

Олеся сначала хотела развернуться и уйти. Но потом испугалась непонятно чего. Хотя нет, понятно: а вдруг сейчас что-то с ней произойдет и никто не узнает правды о замечательной фирме "Спецстроймонтаж-проект", ее владельце и гендиректоре. Потом за большую взятку собственника фирмы поменяют. И банкротство Астахова станет свершившимся фактом.

А вдруг…

Поэтому Олеся решила никуда не уходить, потерпеть соседство Антона, но дождаться Николая Андреевича.

Антон же не понял ее решимости. И, оставшись наедине с Олесей, решил пощипать ее словесно:

— Надо же, как быстро, перестав быть горничной, ты расправила крылья!

— Именно потому, что я больше не ваша горничная, я попрошу обращаться ко мне на "вы". Хотя культурный человек и к горничной обращался бы так же…

Олеся произнесла это с такой аристократической холодностью, что Антон даже немного растерялся.

— Да?.. Надо же! Какие мы гордые! Не ожидал такой прыти от ВАС!

— Так и я от ВАС! Надо же: заправляли здесь по-хозяйски, фирму новую открыли…

Антон напрягся. Как же нехорошо произнесла она последние три слова. Зло и уверенно. Неужели произошло самое страшное, что только могло произойти — Олеся узнала всю правду о "Спецстроймонтажпроек-те" до того, как Антон с Тамарой обналичили астаховс-кие капиталы, переведенные на счета этой фирмы?

— Так. И какую же новую, как вы изволили выразиться, фирму мы открыли?

— Очень перспективную. Хоть и дочернюю, но с огромным капиталом! Не расскажете о ней поподробнее?

Да. Точно. Она все знает.

— Я вас, Олеся, не нанимал, чтобы отчитываться!

— А и не надо, Антон Николаевич, можете ничего не говорить. По документам и так все видно, по бухгалтерским счетам…

— Так если все видно, то какие ко мне вопросы?

— Только один, но очень важный: кто подписал все решающие счета, платежки, проводки?

Антон откровенно испугался. И как ни пытался бодриться, испуга своего скрыть не смог.

— Неужели вы? Ай-яй-яй. Неосмотрительно! Надо было бы найти какого-то "мальчика для битья". Ну вроде зиц-председателя "Спецстроймонтажпроекта".

Чтобы было на кого все спихнуть, в случае чего!

Барский сынок с ненавистью посмотрел на нее. Представил, как здорово было бы придушить эту наглую выскочку.

— Когда сильные дерутся, слабому лучше не лезть! — сказал Антон хриплым голосом. — Целее будешь, а то ненароком голову можешь потерять!

Олеся увидела его глаза, и ей стало страшно. Ее всегда пугали столь резкие перепады настроения в Антоне.

Но, к счастью, в ту же секунду в офис вошел Николай Андреевич Астахов.

Обрадовался, увидев своего бухгалтера.

— Здравствуйте, Олеся!

— Здравствуйте!

— У вас есть, что сказать? Новенького. Интерес-ненького.

— Да!

— Пройдемте в кабинет!

— Николай Андреевич, — твердо сказала Олеся. — Я вас прошу, чтобы при нашем разговоре присутствовал ваш сын! Можно?

Астахов тяжело посмотрел на Антона.

— Ну почему бы нет, раз вы просите… Пройдемте. И ты, Антон.

"Ох, что сейчас будет!" — только и успел подумать наследник.

Света засмотрелась на банановую гроздь, лежащую на прикроватной тумбочке. И подумала, что бананы уже заканчиваются. Всего-то штук пять осталось. И поймав себя на этой мысли, вслух засмеялась. Это уже какой-то фруктово-банановый психоз. Стоит отщипнуть от грозди несколько бананов, и уже кажется, что бананы заканчиваются.

Такой, смеющейся, ее и застал отец. И сразу же спросил:

— Ты смеешься? Я был у врача! Как ты? Что случилось?

— Здравствуй, папа, все уже позади. Мне уже намного лучше. Вот даже пытаюсь одолеть очередной банан.

— А что с ребенком? Ты уверена, что с ним все в порядке?

— Я же говорю, папуля, нам намного лучше… Сердцебиение в норме, анализы тоже в порядке! Поэтому, как говорится, хорошо все, что хорошо кончается!

Форс нахмурился:

— Слушай, да перестань ты есть эти бананы. А может, все из-за них и началось? Этот, как его? Авитаминоз, эдикулез, тьфу ты, совсем все перепутал, как его там… токсикоз?

— Что ты, причем здесь бананы, я их вон уже сколько ем и в каком количестве. И все было хорошо. Говорят, если беременной женщине хочется чего-то, то надо есть.

— А больше ты ничего не ела?

— Нет. Хотя…

— Что "хотя"?

После слов отца в Светиной голове что-то щелкнуло. И (C)на вдруг отложила недоеденный банан.

— Слушай, папа, а я вдруг поняла, что ты совершенно прав. Не могу уже есть эти бананы, не лезет.

— Ну и слава Богу, — успокоился Форс. — Может, и вправду отравилась…

А что ты еще хотела сказать?

— Даже и не знаю. Я толком ничего не помню… Помню, мне спать почему-то очень захотелось. Легла спать, заснула, а во сне мне снились ужасные кошмары! А потом вообще темнота, чернота… Папа, я толком ничего не помню.

— Хорошо, а до того, как ты уснула? Кто у тебя был и что ты ела?

— Кто был? Тамара Александровна, например, была, ну, мама Антона… Мы с ней чай пили… Чем-то она меня угощала!

— Чем?

— Пирожков мне испекла! Очень вкусных. Мы с ней пили сок с пирожками!

Форс помрачнел, спросил металлическим голосом:

— Пирожки, говоришь?..

— Да. А что в этом такого…

— Ничего, доченька… Ничего особенного. Только… Не нравится мне все это. Просто не нравится.

— Но почему? В чем дело? — спросила Света встре-воженно.

Леонид Вячеславович понял, что говорит слишком резко — вон, как дочка беременная разволновалась. Теперь нужно успокоить ее.

— Да ладно, доченька, не волнуйся, я во всем разберусь! Это у меня так просто… стариковское ворчание.

И все равно не сдержался Форс. Последние слова сказал более мстительно, чем следовало бы в присутствии дочери.

В свои слова Олеся вкладывала всю любовь к Астахову и всю ненависть к тем, кто покусился на ее святыню.

— …Таким образом, становится ясно, что деньги со счетов вашей фирмы переводились на подставную фирму "Спецстроймонтажпроект".

— А кто подписывал документы? — по-деловому быстро спросил Николай Андреевич.

— Тот, кто имел право подписи… Но не вы, — сказав это, Олеся посмотрела на Антона.

Вслед за ней на сына глянул и Астахов.

— Что вы оба на меня так смотрите. Это наглая ложь! Я не имею ни малейшего отношения к подставной фирме!

— А как насчет закладной на имущество Зарецко-го, сынок? А все твои указания Форсу через мою голову — это тоже ложь?

Можно, конечно, было бы сдать Форса, чтобы отец не думал, что этот суперюрист такой уж ангел. Только боязно. И Антон затянул прежнюю песню, которую уже не раз пел в отцовском кабинете:

— Давайте, давайте! Валите все на меня. Пожалуйста! Я все вытерплю.

— Молодой человек, нет смысла изворачиваться! — официально заявила Олеся. — Ваши подписи легко проверить с помощью экспертизы. Да и в банке все подтвердят, что это вы переводили деньги.

Антон патетически махнул рукой:

— Отец! Кого ты слушаешь?! А ты знаешь, что она сама преступница?

Знаешь? Лучше поинтересуйся, кому принадлежит эта подставная фирма?

— Да, Олеся… Действительно, а вы узнали, кто владелец этой фирмы?

— Я узнала удивительную вещь, Николай Андреевич!

"Спецстроймонтажпроект" принадлежит мне!

Глаза Астахова округлились до размера пятаков:

— Принадлежит вам? Но как? Как это могло произойти?

— Как? Очень просто. Я была горничной в этом доме. Все мои вещи находились здесь. Документы специально не прятала. Злоумышленники, — Олеся опять выразительно посмотрела на Антона, — взяли ненадолго мой паспорт. И тайком оформили фирму на меня… И я бы узнала об этом только тогда, когда за мной пришла бы милиция!

— Как?.. Каким образом?..

— Очень просто, Николай Андреевич. Схема классическая. Все ваши деньги переводятся на счет "Спец-строймонтажпроекта". Потом обналичиваются. Фирма становится банкротом, а уголовную ответственность за ее деятельность несет владелец и гендиректор Олеся Викторовна Платонова.

— Неужели?.. Неужели именно так?

Астахов выглядел совершенно растерянным. Олесе жалко было окончательно добивать его правдой, но и не показать все коварство Антона тоже было бы неправильно. Олеся уставилась в глаза неверному наследнику:

— Кстати, извините, что сразу не спросила. Антон Николаевич, а откуда вам известно, что "Спецстроймонтажпроект" принадлежит не кому-нибудь, а именно мне?

Антон ничего не ответил. Вместо него сказал Астахов:

— Ну и мразь же я вырастил…

— Папа, подожди, — в отчаянии Антон попытался спасти ситуацию. — Ты что? Ты веришь ей… Этой, этой… А мне, твоему сыну, не даешь возможности объясниться…

— Молчи! Олеся, а вы что намерены предпринять?

— Николай Андреевич, я уже была в банке и заблокировала все переводы на "Спецстроймонтажпро-ект" со счетов вашей фирмы. А также, как главный бухгалтер вашей конторы, посоветовала банку пока, до вашего особого распоряжения, не принимать никаких документов за подписью вашего сына!

— Да как ты смеешь? Как посмела? Ты, поломойка! Из грязи — в князи?!

Что ты о себе возомнила???

Астахов выскочил из-за стола и схватил сына за грудки:

— Это что ты о себе возомнил?! Совсем ум потерял. Думаешь, тебе все позволено в этом мире?

Антон с трудом вырвался из железных рук.

— Все! Надоело. Оставляю вас! Делайте тут, что хотите!

— Стой! Верни закладную Зарецкого, которую вы с Форсом состряпали!

— Сейчас. Разогнался! — сказал Антон, но подумал, что получилось как-то слишком по-плебейски, поэтому завершил общение загадочной фразой: — А вот над этим я подумаю в свете последних событий! — и ушел, раскланявшись.

Открыто, честно, не таясь, Кармелита пришла к Максиму в гости.

Рассказала любимому, как ей не хватает бабушки, как тяжело жить без нее, без ее советов. А он рассказал о Палыче, как тяжело старик переживает смерть своей любимой.

— Да, плохо без Рубины. И Палыча жалко… — совсем загрустила Кармелита.

— Знаешь, — сказал Максим. — Может быть, это кощунственно звучит, но…

— Говори, Максим, говори.

— Но, кто знает, может быть, если бы не эта история любви Рубины и Палыча, мы с тобой не сумели бы пройти через все это…

— А мы прошли?

— Мне кажется, прошли. А ты как думаешь? Кармелита задумалась.

— Я тоже думаю, что мы прошли свою дорогу. И теперь должны, просто обязаны быть счастливыми.

— То есть ты хочешь сказать, что я когда-нибудь смогу назвать тебя своей женой?

— Вот в этом ты теперь можешь быть полностью уверен. Уж я-то свое счастье не упущу.

— А отец? Он не будет мешать, как это было раньше?

— Отец… отец сказал, что я теперь сама могу выбирать свою судьбу.

— И плевать на традиции, на цыганские, вековые?.. — Да!

Максим порывисто обнял Кармелиту и поцеловал ее так долго и страстно, как никогда еще этого не делал.

Сладко, конечно, было, но в какое-то мгновение девушке показалось, что она просто задыхается от страсти. И Кармелита вырвалась из его объятий.

— Сумасшедший! Дай отдышаться… Видел бы нас мой отец!

— Что я могу сказать? Теперь это уже не страшно. Твой отец наконец понял, в чем заключается твое счастье…

— Ты думаешь, он считает, что мое счастье — в твоих поцелуях?

— Ну…

— Нет! Максим, нет. Мое счастье — в моих руках!

— Если так, то в твоих руках еще и мое счастье. Так ты выйдешь за меня замуж?

— Сударь, выделаете мне предложение?

— Да, сударыня. Хотелось бы уже как-то определиться. Как сказала бы наш бухгалтер Олеся, наметить вектор судьбы.

— Вы знаете, предложение очень серьезное… Я должна хорошенько подумать…

Максим серьезно принял ее слова, не заметив игривого тона.

— Конечно… естественно… у вас есть время, чтобы определиться, чтобы все как-то утряслось…

— Макси-и-им… — дразняще-сладким голосом позвала его Кармелита.

— Что…

— Знаешь, я уже подумала.

— И позволь узнать, что же надумала?

— Вы знаете, сударь, я думаю, что "да". Почему бы и нет? Да. Я буду твоей женой. Буду!

И они вновь заключили друг друга в объятия, сразу же побив рекорд по длительности поцелуя, поставленный совсем недавно…