Грохот двери, которой хлопнул Антон, надолго застрял в ушах. После этого как-то не хотелось говорить, не моглось. Но прошло несколько минут, и Астахов все же заговорил.
— Меня предал сын! Обанкротил тот, ради кого я работал, на кого надеялся! Какже это так? За что? Хотя, наверное, я сам виноват во всем…
— Коля, ты ни в чем не виноват!
А разве могла любящая женщина сказать что-то иное?..
— Виноват. Виноват. Отец не может быть не виноват в поведении сына. Это я его таким воспитал. Зачем же снимать вину с себя. Значит, что-то недоговорил, недообъяснил…
— Неправда! Все, что мог, ты ему объяснил и рассказал. Прости, не хочу вмешиваться в историю вашей семьи, но раз уж пошел такой разговор… Боюсь, что его мама многое в жизни объясняла ему совершенно иначе. Так что Антон очень хорошо понимает разницу между плохим и хорошим. И он сам сделал свой выбор!
— Да… Может быть, ты права. Просто я не привык уходить от ответственности. Атак вот, изнутри, очень трудно рассмотреть ситуацию. И если бы не ты… Если бы не вы с Максимом, все было бы гораздо хуже.
Спасибо, спасители вы мои…
— Не за что… Тем более что я, как выяснилось, в этой ситуации, — Олеся шутливо-кокетливо поправила волосы, — сторона совсем не пострадавшая!
От этих слов и этого жеста в Астахове что-то переменилось, он посмотрел на Олесю с удивлением, как будто впервые ее увидел:
— Действительно. Хозяйка фирмы, хозяйка денег! Надо же, какой неожиданный поворот событий.
— Да! — Олеся не заметила перемены, произошедшей в нем. — Я теперь очень богатая женщина!
Неожиданно взгляд Николая Андреевича совершенно заледенел. И таким же холодом повеяло от его слов:
— Я вас поздравляю, Олеся Викторовна! Вы проделали рекордно быстрый путь от горничной до миллионерши!
Олеся враз перестала дурачиться:
— Что? Ты… меня поздравляешь?
— Конечно! Вы теперь богатая женщина — единолично распоряжаетесь такими значительными средствами!
— Да… — Лицо Олеси скривилось. — Да, я богатая, потому что у меня есть ты… Астахов стушевался:
— Кажется, я сморозил глупость…
— Страшную глупость! — подтвердила она.
— Но… когда тебя предает сын и ты окончательно в этом убеждаешься, уже не знаешь, кому верить!
Олеся приложила ладонь к его лицу:
— Я все понимаю, Коля… Все понимаю. Астахов обнял ее:
— Как я жил без тебя раньше?
— А я? Я без тебя и вовсе не жила…
— Я потерял семью, но нашел тебя… Ты мое спасение!
— А ты — мое! Знаешь, я готова отдать все свой вновь приобретенные деньги за один твой поцелуй.
Николай Андреевич тут же поцеловал ее. И заметил:
— Это был самый дорогой поцелуй в истории человечества.
Оба рассмеялись.
— Пойдем куда-нибудь.
— Пойдем.
Опасно злить любящего отца, без пяти минут деда. Узнав, что произошло со Светой в больнице, Форс вошел в состояние плохо контролируемого бешенства.
При этом он совсем не был уверен, что источник всех бед, свалившихся на дочку, именно Тамара и ее пирожки. Но сама мысль, что это может быть так и что на его дочку покушались, дергала его, будоражила, не давала успокоиться…
Но, как назло, найти Тамару не удавалось. Телефон не отвечает, в офисе и дома — ее нет.
Форс резко дал по тормозам в центре города, откинулся на спинку водительского сиденья. И, кажется, понял, где может быть Тамара!
Автосервис, где работает Игорь Носков. Вот куда нужно ехать…
Леонид Вячеславович не ошибся. Здесь она! Вот и ее машинка припаркована.
Форс вихрем влетел в конторку.
Игорь и Тамара стояли в обнимку.
— Боже, какая трогательная картина! — воскликнул Форс. — Так и знал, Тамара Александровна, что застану вас именно здесь!
Тамара отошла подальше от Игоря, поправила прическу, такими же легкими касаниями поправила одежду.
— Леонид Вячеславович, вы по делу?
— Да, по делу! Конечно. А вы как думали? Я всегда по делу! Хотелось бы задать вам несколько вопросов!
— Каких вопросов? Я вас слушаю.
— О пирожках хотелось бы поговорить, Тамара Александровна, о пирожках… — в тихом голосе Форса звучало тихое бешенство.
— Я не понимаю, о чем вы говорите!
— Ах, вот как? Не понимаете? Тогда нужно подробно все объяснять. Даже не знаю, стоит ли говорить яснее в присутствии вашего "сотрудника"? И близкого, судя по всему, очень близкого советчика…
— Можете не стесняться, у нас нет секретов друг от друга! — Игорь ответил совершенно спокойно, сделав вид, что не понял иронии, заложенной в словах Форса.
— Как скажете, господа! Тогда с вашего позволения, я приступаю к изложению сути событий. — Леонид Вячеславович не случайно заговорил такими сложными, заковыристыми словесами: это помогало ему держать себя в узде, не позволить гневу вырваться наружу. — Тамара Александровна, вы, как моя будущая сваха, наверное, знаете, что моя дочь перенесла тяжелый кризис?
— Да, да, конечно. Антон мне рассказывал. А что сейчас со Светой? Все в порядке?
— Слава Богу, да. И уверяю вас… Если бы это было не так, я бы с вами сейчас не разговаривал, я бы действовал по-другому.
— Вы мне угрожаете?
— Еще нет. Пока лишь пытаюсь выяснить некоторые детали. Потому что последнее, что помнит моя дочь, это вы! Причем с гостинцем…
— Да, я приходила ее навестить, а что? И приходила, конечно же, с гостинцем, как это принято…
— И принесли вы ей пирожки! Собственного приготовления… После чего моей дочери неожиданно стало плохо! Какое странное совпадение!
— А что такое? Действительно, совпадение. Я же не могла дать будущей матери моего внука ничего вредного!
— А вот это мы сейчас и пытаемся выяснить.
— Послушайте, Леонид, то, что вы сейчас говорите, мне просто страшно слушать. Или странно?.. Даже не знаю, как это определить. Уж я-то прекрасно знаю, что можно, а чего нельзя беременной женщине, я же много лет проработала акушеркой…
— Вот именно… И раз вы профессионал, то извольте профессионально позаботиться о том, чтобы беременность моей дочери проходила нормально и чтобы она родила здорового ребенка!
— Леонид Вячеславович, вы знаете, а это не только ко мне, это еще и к Богу.
— А я на вас молиться буду, Тамара Александровна. До самых родов, честное слово.
— Ну тогда и я даю вам честное слово: я постараюсь, очень постараюсь!
— Старайтесь. Право слово, старайтесь. А то пока у вас это как-то странновато получается! Вы приходите, а сразу после вашего ухода у моей дочери случается кризис с угрозой выкидыша!
— Что вы все вокруг да около ходите. Вы на что-то намекаете?!
— Боже упаси! Я не намекаю… Все намного хуже. Я предупреждаю: если с моей дочерью что-нибудь случится, я крепко, очень крепко призадумаюсь о вашей роли в этой "случайности"!
Тут уж и Игорь не выдержал, решил, что пора сказать свое веское слово:
— Послушайте, да как вы смеете?!
Леонид Вячеславович сначала даже головы не повернул в сторону выступающего, но потом вдруг переменил решение:
— А если выяснится, что и ты в этом замешан, глиста покрышечная, обещаю: я сотру в порошок вас обоих! И из полученной смеси сделаю приправу для шашлыка.
Уже у входа Форс презрительно посмотрел на парочку:
— Бывайте! Всего вам хорошего. Надеюсь, вы все поняли? Оба?
Из состояния тоскливого оцепенения Палыч уже вышел. Но вот к нормальной жизни еще не вернулся. Поэтому Максим использовал любую возможность, чтобы зайти к старому приятелю, отвлечь его от темных мыслей.
Вот и на этот раз прибежал, одетый с иголочки: строгий костюм, рубашка в тон и с галстуком в руках.
— Палыч, здорово!
Старик молча кивнул головой.
— Выручай, дружище!
— Что случилось?
Такое дело, ежели кого выручить нужно, Палыч никогда ни в каком состоянии не отмолчится, не откажет в помощи.
— Галстук. Ерунда такая — сегодня что-то совсем мне не поддается.
И Палыч начал завязывать другу галстук. Да так увлекся этим делом, что через минуту печать безнадеги сошла с его лица.
— Ах ты, елки! Слушай, я ж тоже тысячу лет не пробовал… А ну-ка, а если так попробовать? А так? Черт, куда же дальше его совать…
И только тут Палыч оценил в полной мере наряд Максима.
— Э-э-э, брат, а я-то сразу и не приметил. Ты сегодня выглядишь просто как британский лорд. Куда это так вырядился?
— К Баро…
Палыч остолбенел и через силу спросил:
— Неужто предложение решил сделать?
— Решил, — сказал Максим так, будто речь шла о чем-то привычном — ну, ходит человек, ежедневно предложения разные делает.
— Вот это правильно! — оживился Палыч.
И вдруг что-то свое вспомнил, расчувствовался и отвернулся, чтобы не выказать своих слез.
— Палыч… — сказал Максим одновременно и строго, и по-доброму.
— Ничего, ничего. Все нормально, это нервы… Не обращай на меня внимания! Думай о себе, о Кармелите! То, что не сложилось у нас, у стариков, должно произойти у вас! Будь счастлив, парень!
— Буду! Обязательно буду…
Максим ушел. А Палыч вдруг почувствовал: в нем что-то изменилось. Боль из сердца хоть и не ушла насовсем, но стала меньше. И главное — рассеялся какой-то черный туман в голове.
И слова "жить-то надо", которые он слышал от окружающих, но принять никак не мог, стали вдруг его словами.
Действительно, жить надо, как бы иногда это ни было тяжело.
Давно Антон не пил, но на этот раз удар судьбы был очень уж силен. И руки сами собой потянулись за недопитой и полузабытой бутылочкой виски.
После нескольких рюмок жизнь, конечно, стала лучше, однако не намного.
Из памяти все не выветривалось мерзкое, злобное лицо отца и ехидная мордашка этой провокаторши Олеси. От бессильной злости Антон грохнул рюмкой об пол.
— Какая же ты гадина, Олеська… И ты папаша. Достал другую рюмку, налил, выпил.
— Ну ничего, мы еще повоюем.
Налил еще. Полюбовался виски на просвет. И сам себе провозгласил:
— За закладную! — издал он губами пшикающий звук. — Правда, она пока у Форса, но мы ее получим…
Антон снова посмотрел на напиток, поднял рюмку, как для тоста:
— За успех… в нашем безнадежном деле.
В комнату вошла Тамара. Эх, жаль, бутылку допить не успел, сейчас мамаша нудить начнет.
— Мам…
Тамара посмотрела на него с изумлением. Отвыкла. Таков закон жизни, к хорошему быстро привыкаешь, а от плохого быстро отвыкаешь.
— Ты напился? Она села рядом. — Ма…
— Ты хоть что-нибудь соображаешь? Слово подлиннее произнести можешь?
Ничего не сказал сынок. Мать принялась его трясти, потом сильно потерла ладонями уши:
— Антон! Антон, ты понимаешь, что нам грозит опасность? Форс догадывается о том, что я отравила его дочь! Ты меня слышишь?!
И ее ребенок наконец заговорил:
— Мама, успокойся! Я тебя больше ни о чем не попрошу! Потому, что все бессмысленно…
— Антоша! Антоша, почему ты начал пить? Ты же бросил!
— Бросил! Подбросил! Перебросил! Недобросил. Теперь уже можно… Теперь уже все можно.
— Что-то случилось?
— Случилось… — горько сказал Антон и налил еще рюмочку. — Наша бухгалтерша и владелица фирмы "Спрец…", "Спецеротрой", ну, в общем, ты поняла.
Вот. Олеся все раскопала, все разузнала и обо всем доложила Астахову. И у них теперь амор случился. Большая такая любовь.
— Как?! Как эта мерзавка… Эта уборщица, которую вытащили из тюрьмы, прибрала теперь к своим грязным рукам все?! Как? — Тамара выхватила рюмку из рук Антона и сама опрокинула ее.
— Вот так, прибрала… И денежки, и папашку…
— Ты о чем?
— А что? Разве я не сказал? Ты чем слушаешь. Повторяю! Амор! Любовь большая. Они теперь счастливая парочка!..
— Что?
— Ничего, ты же сама их подозревала… Да вы все бабы одинаковые…
Взять хотя бы мою любимую мамочку, — Антон заговорил так, как будто матери не было в комнате. — Изменяет Астахову двадцать лет и еще удивляется, что он нашел там какую-то другую!
— Не смей так со мной разговаривать!
— Мама, тут чего ни говори, все равно ничего не изменится. Поэтому смирись! Мы проиграли по всем статьям! Выпей! Это отличный повод напиться, точнее, нажраться…
— Господи, что же делать? Что делать?
— Выпей! Что делать, что делать! На этот вопрос в этой стране никто не может ответить. Никто, кроме меня. Ждать! Ждать, когда Астахов выселит нас из родного дома и будет жить здесь со своей Олесей! Долго и счастливо. И умрет с ней в один день. Хотелось бы, чтоб день этот наступил как можно раньше.
Баро внимательно посмотрел в глаза Форса. Это он правильно сделал, что вызвал его в свой кабинет, а не стал встречаться где-то на выезде. Дома и стены помогают. Может быть, стены хоть сейчас помогут раскусить, вывести на чистую воду этого умного и скользкого человека.
Хотя это еще вопрос, и скорее всего безответный — можно ли вывести на чистую воду юриста?
— …Так вот, Леонид, я готов был вернуть Астахову деньги! Да, но он заявил, что ничего не знает про закладную!
Собеседник трагически вздохнул и развел руками.
— И как ни странно, дружище Форс, представь себе, на этот раз я готов ему поверить!
— Ну и зря, — хладнокровно сказал Леонид Вячеславович. — Я же вас предупреждал, говорил, что он готовит подлянку.
— Нет, ты знаешь, я все понимаю, но Астахов выглядел очень уж обескураженным.
— Так надо было поговорить с ним — выяснить причины такой обескураженности.
— Я хотел поговорить, но не сдержался, вспылил. Потом уж, как домой приехал, понял, что был не прав, надо было спокойно пообщаться.
— Да, Баро, нервишки — страшная штука, они меня недавно тоже чуть не подвели. Впрочем, каждый отвечает за свои поступки. Так что зря вы с Астаховым не поговорили нормально, по-свойски. Понимаете, я же вам объяснял… Семья там весьма сложная. Очень может быть, что Астахов действительно не знал! На каком-то этапе я начал вести переговоры с его сыном…
— Что? Почему?! Я тебе поручил иметь дело с самим Астаховым! При чем тут его сын?!
— Так получилось! Астахов был занят, а Антон — равноправный владелец фирмы, обладающий таким же правом подписи…
— Вот оно как? Но я почему-то ничего не знал об этих переменах! И мне это кажется странным!
— Что значит "странным"? Вы подозреваете меня?! Если так, хотелось бы знать, в чем?
— Если Астахов ничего не знал об этой закладной, то получается, что ты с его Антоном ведешь какую-то нечистую игру! Я не могу тебе больше доверять.
Форс сделал круглые глаза:
— Извините, но обвинение явно несправедливо. Я ничего дурного не делал.
И не мог предвидеть, что деловые партнеры, отец и сын, начнут вести разную линию!
— А если ты ничего не знал и "не предвидел" — то грош тебе цена как юристу! Мне не нужны больше услуги такого консультанта!
— Как же так, Баро, мы столько лет работаем вместе… И все всегда было хорошо. Вы не можете вот так просто, ни с того ни с сего, отказаться от моих услуг!
Зарецкий почему-то вспомнил Рыча. И, как ни странно, чуть смягчился.
— Да, Форс, мы много лет работали вместе… И чаще всего действительно все хорошо заканчивалось. Только ведь что выходит… За все это время я тебя так и не раскусил!
— Поверьте, Баро, моя преданность вам безгранична! Ну вот скажите, что я должен сделать, чтобы вернуть ваше доверие?!
— Верни закладную на мое имущество! — мрачно сказал Зарецкий.