— Ты забыл одну вещь, Рыч, — говорила Люцита. — Это не только моя палатка, но и моей матери.
— Брось, что ж я, по-твоему, не знаю, что Земфира вышла замуж за Баро и живет в его доме?
— Ну как раз сейчас она в таборе.
— В таборе? — Рыч осторожно, через щелочку, выглянул наружу. — Она идет сюда, Люцита, спрячь меня!
Куда можно спрятать человека в палатке? За занавеску? Ненадежно — туда в любой момент могут заглянуть. Под кровать? Нет, тоже опасно. Что ж тут еще есть-то, а?.. Стол, плитка, сундук. Сундук!
— В сундук, Рыч! Быстро полезай в сундук!
И Люцита моментально освободила в сундуке место — в том самом сундуке, из которого совсем не так давно появилось на свет роковое ружье. Сколько же всего случилось с тех пор!
Рыч успел влезть в сундук, а Люцита — закрыть крышку в ту самую секунду, когда вошла Земфира.
— Мама? Ты откуда? От Миро? — Люцита пыталась скрыть за вопросами свое волнение.
— Да. Там сейчас Баро — они говорят о том, что будет теперь, когда Бейбута больше нет.
— Как это все ужасно.
— Весь табор будто почернел от горя. Какая же сволочь этот Рыч! Как он посмел поднять руку на Бейбута?!
— Да, и Миро теперь не успокоится, пока не отомстит за отца.
— Не только Миро — никто из цыган не успокоится. Я боюсь, доченька, что впереди может быть еще немало крови… Знаешь, Люцита, мне становится страшно за тебя, за то, что ты не со мной. Может быть, тебе вернуться в дом Баро, а?
— Нет, мам, здесь мой дом, я никуда не уйду отсюда.
— Я знала, что ты так ответишь, — с сожалением покачала головой Земфира.
— Мама, ты не волнуйся — со мной все будет хорошо. — И Люцита обняла мать. — Тебя, наверное, Баро ждет.
— Да, прости, мне пора. Я прошу тебя, я очень прошу тебя, родная, береги себя!
— Спасибо, мама.
Палыч только и делал, что бегал к дому Зарецкого, где опять и опять расспрашивал Грушу о состоянии Рубины. А Максим все отпаивал его чаем у себя в номере.
В дверь постучали.
— Да-да, входите!
В номер вошли Астахов и Олеся. Удивленный Максим (не часто к нему в номер приходил шеф, да еще и со своей домашней прислугой) усадил гостей.
Стал представлять всех друг другу:
— Знакомьтесь — это мой друг Пал Палыч. Это мой шеф Николай Андреевич.
Это вот…
Но тут Астахов перебил Максима:
— А вот Олесю лучше представить мне — Олеся Платонова, новый бухгалтер нашей фирмы!
— Ничего себе! — вырвалось у Максима. — Ну, в смысле, поздравляю вас, Олеся.
— …А теперь, кстати, еще и твоя соседка.
— А вы теперь в гостинице будете жить? — Максим едва поспевал за все новой и новой информацией.
— Да, я теперь буду жить в гостинице.
— Так что у меня к тебе просьба — помоги ей тут обустроиться.
— Да не вопрос! — Максим рад был оказать услугу своему патрону.
— И по работе, — продолжал Астахов. — На первых порах помоги войти в курс дела.
— Обязательно, Николай Андреевич.
— Вот и отлично! Спасибо тебе, Максим. Ну, мы пойдем, до свидания.
Неожиданные гости извинились за вторжение и ушли.
— Представляешь, Палыч, — из горничной сразу в бухгалтеры фирмы!
Палыч понимающе улыбнулся — бывает! А Астахов уже прощался с Олесей в гостиничном коридоре, когда у нее на мобильном раздался звонок.
— Алло? Да. Это вы? Это так необходимо? Хорошо, я приду.
— Что-то случилось? — спросил Астахов, заметив, как изменилось Олесино лицо.
— Нет-нет, ничего, Николай Андреевич, все в порядке.
— Это не Игорь звонил?
— Нет, это не Игорь. Я же говорила вам, что с Игорем мы расстались.
— Ах да, извините, я опять лезу не в свое дело. Попрощались несколько натянуто и разошлись, договорившись о встрече в офисе.
…Как только Земфира ушла, Рыч вылез из сундука.
— Ну, ты все слышал? — в голосе Люциты послышался металл гнева.
— Спасибо, что не выдала, — напротив, мягко, ответил Рыч.
— Я сделала это не ради тебя. — Люцита смотрела на Рыча с нескрываемой неприязнью. — Просто я боялась, что если скажу что-то лишнее, то ты прирежешь и меня, и маму.
Рыч только покачал головой.
— Люцита, неужели ты и впрямь так думаешь?
— А что я должна думать? Ты крадешь священное золото, потом из-за этого погибает Бейбут, весь табор считает тебя вором и убийцей. Тебе нечего терять.
— Если ты действительно так думаешь, то мне, конечно, лучше уйти, — сказал Рыч, сделал шаг к выходу и остановился. Он, как никогда, ясно понял, что следующий шаг в этом мире ему делать некуда. Затравленный цыганский медведь посмотрел Люците прямо в глаза:
— Я прошу тебя, дай мне хотя бы пару дней, пока все стихнет, — и я уйду. И ты больше никогда меня не увидишь, И от этих слов, и от этого взгляда в Люците, где-то рядом с гневом и ненавистью, шевельнулась еще и жалость:
— Ты ж, наверное, есть хочешь? Давай я тебя накормлю, что ли…
Кармелита зашла к Рубине. Та все не выпускала из слабых рук священный слиток. Внучка присела у бабушкиной постели. Рубина улыбнулась.
— Как хорошо, бабушка, что золото к нам вернулось. Теперь все несчастья позади.
— Да, красавица моя, теперь, когда я подержала его в руках, мне легче будет со всеми вами расставаться.
— Ну что ты такое говоришь, бабушка? Не надо расставаться! Ты поправишься, и все будет хорошо! Знаешь, сколько еще у нас впереди хорошего…
— Да, да, моя родная. Ты будешь счастлива, поверь мне! У тебя и в самом деле будет в жизни еще много-много хорошего. И я за тебя очень рада…
В комнату вошли только что приехавшие из табора Баро и Земфира.
— Здравствуй, Рубина, как ты себя чувствуешь? — спросил хозяин дома.
— Спасибо, Баро. Боюсь, лучше уже не будет. Вы из табора? А что это у вас такие лица? Там что-то случилось?
— Нет-нет, Рубина, с чего ты взяла? Все хорошо, — пришла на помощь мужу Земфира.
— Рамир, Земфира, я же вижу — вы чего-то недоговариваете.
— Ну что ты, Рубина! — И Баро присел к ее постели. — Все замечательно.
Теперь, когда нашлось наше золото, весь табор этому радуется.
— Да, нашлось наше золото. Вот оно, Рамир, возьми его…
Баро благоговейно принял слиток из рук старой цыганки.
— Послушайте. — И он опять встал во весь рост. — Я клянусь вам, что никогда больше этого золота не коснется рука злого человека! Кармелита, доченька, мне сказали, что наше золото нашел твой Максим?
— Да, он и его друг Павел Павлович. И даже наш таборный Васька, сын Розауры, им помогал.
— Если бы только они нашли его не так поздно…
Рубина опять забеспокоилась;
— Поздно? Почему поздно, Рамир? Для чего поздно?
— Нет-нет, ничего, Рубина. Я хотел сказать, что золото давно уже должно находиться в положенном ему месте. А оно все это время было в грязных руках бандитов…
— Да, жаль, что его так долго с нами не было… — И Рубина внимательно посмотрела в глаза Баро.
Больную оставили в покое, чтобы она постаралась уснуть. Выйдя из комнаты, Баро сказал дочери:
— Я хочу повидаться с Максимом.
— Зачем? — Кармелита растерялась.
— Как это, зачем? Я хочу сказать спасибо тому, кто нашел наше священное золото!
— Ой, правда? Папа, я так рада, что ты все понял! И Баро едва удержал слиток в руках — так стремительно дочка бросилась его целовать.
Миро нашел Степку.
— Ты уже знаешь?
— О чем? Что ты теперь наш вожак? Весь табор уже знает.
— Вот поэтому я и принял решение: табор остается здесь.
— Надолго?
— Пока мы не найдем убийц моего отца. Я не могу уйти отсюда, не отомстив.
— Но ты понимаешь, Миро, что начнется следствие? А милиции, может, не понравится то, что и мы будем заниматься этим делом.
— Не знаю, что не понравится милиции, а мне не нравится то, что убийцы разгуливают на свободе. И я не успокоюсь, Степка, пока они не получат свое!
Ты со мной не согласен?
— Да я согласен, Миро, и весь табор согласен. Видит Бог — я любил Бейбута! Да он всем нам был как отец…
— Спасибо, Степ. Так вот, сначала мы поймаем Рыча. И уж, конечно, никакой милиции я его не отдам. Я сам спрошу с него за все!
Всю жизнь Степка знал Миро, кочевал с ним в одном таборе и дружил с ним с детства. Но такой ненависти не видел в его глазах еще никогда.
Форс на всякий случай назначил встречу Олесе не в ресторане, как обычно, а в простой кафешке.
— Ну что ж, Олеся, в твоей жизни произошли большие перемены.
— Зачем вы меня позвали, Леонид Вячеславович?
— Да, собственно, затем и позвал. Хочу поздравить тебя с новым назначением. От всей души за тебя рад…
Олеся перебила его:
— Спасибо, но вы меня уже поздравляли. Зачем я вам нужна?
— Да так, пустяки. Просто хотел напомнить, для чего я пристроил тебя в дом Астахова.
— Я слишком хорошо это помню — вы хотели, чтоб я за ним шпионила.
— Сформулировано, конечно, грубо, но по сути верно.
— Так вот, я вам уже говорила и повторяю еще раз: я этого делать не буду. Я хочу просто нормально работать, — А я и не собираюсь тебе в этом препятствовать. Вот только если будешь работать слишком уж хорошо, то можешь оказаться в том самом месте, где была до знакомства с Астаховым.
Олеся с испугом посмотрела на собеседника, а Форс продолжал по-прежнему ровным и спокойным голосом:
— Ты не подумай, что мне доставит удовольствие снова упечь тебя в тюрьму. Но ведь в деле могут открыться и новые обстоятельства. И тогда вряд лм я смогу тебе помочь.
— Вы хотите меня запугать?
— Скажем лучше, предостеречь.
— Послушайте, что вы от меня хотите?
— Меньшего служебного рвения в одном конкретном деле. Видишь ли, Олеся, есть фирма, которая принадлежит Антону, а он практически мой зять. И я хочу, "тобы ты поменьше совала нос в дела этой фирмы.
— Но если я буду вынуждена этим интересоваться? Я ведь работаю на Николая Андреевича, а не на Антона.
— Олеся, я уже сказал все, что хотел. И очень надеюсь на то, что ты меня услышала.
Форс смотрел на Олесю в упор:
— Да или нет?
— Да, — выдавила из себя Олеся чуть слышно и вдруг сорвалась на крик: — Да! Да! Да!
— Тише, тише! Зачем нам с тобой привлекать к себе внимание?
Антон привез Свету к врачу — ничего особенного, так сказать, плановый визит.
Они сидели в больничном коридоре и ждали, пока врач освободится. Вдруг беременная застонала.
— Ты чего, Свет? Что с тобой?
— Ничего-ничего, Антон. — Света постаралась улыбнуться, но это у нее получилось как-то не очень. — Сейчас пройдет.
— Может, позвать врача?
— Нет, не надо, Антоша. Это бывает. Сейчас все будет хорошо, — но при этом продолжала держаться за живот.
Вышел врач:
— Светлана Форс? Заходите!
Света вошла в кабинет. Антон хотел было пройти вместе с ней, но врач его не пустил.
Минут через пятнадцать он сам вышел к Антону:
— Молодой человек, я думаю, вашей жене лучше остаться здесь.
— Жене? А, ну да. А что случилось? Что-то серьезное?
— Нет-нет, ничего особенного. Просто ее нужно положить на сохранение.
— Как-как?
— На сохранение. Вы ведь хотите здорового ребенка?
— Да, конечно…
— Ну тогда идите домой и не волнуйтесь. Все будет нормально.
Дверь Форсу открыла Тамара.
— Бедная Тамара Александровна! Вам теперь самой приходится дверь открывать! — сыронизировал Форс.
— Да. У нас теперь, Леонид, горничные бухгалтерами становятся! — Тамаре было не до того, чтобы воспринимать иронию, она принимала все за чистую монету.
— Да уж, каких только чудес не бывает на свете!
— Ваша правда. Но будет еще хуже, Леонид, если этот новый бухгалтер полезет туда, куда не надо.
— Не волнуйтесь, я ее уже поприжал — никуда она теперь не полезет.
— Хорошо, если так. А если все-таки полезет, что мы будем делать?
— Повторяю — я думаю, что нам совершенно не о чем волноваться.
— Ох, Леонид, эти честные-справедливые — они такие опасные.
— Добрый день! — одеваясь на ходу, в прихожую вышел Антон. — А что это вы в коридоре стоите?
— А ты куда, сынок?
— К Светке в больницу съезжу — она тут просила кое-что привезти.
— Света в больнице?! — вся ирония и самодовольство мигом слетели с лица Форса.
— Да вы не волнуйтесь, Леонид Вячеславович, ничего серьезного, просто ее сегодня положили на сохранение и…
— Ладно, доскажешь по дороге — едем! — И Форс, подгоняя Антона, заспешил к машине.
Астахов заканчивал передавать Олесе бухгалтерские документы.
— Ну вот, пожалуй, и все, дорогой бухгалтер, — теперь разбирайтесь.
— Николай Андреевич, скажите, а что это — вот здесь — стройка на автосервисе?
Астахов бросил взгляд в бумаги.
— А, это. Это то, что Антон придумал. Ну, я вам об этом говорил. Сам придумал, сам этим командует — я туда не лезу. — И Астахов вновь углубился в свои дела.
— Так, так. — Олеся кивнула, взяла документы и вышла из кабинета.
В комнату к больной Рубине тихо вошла Земфира.
— Хорошо, что ты здесь, Земфира… Все, пришел мой черед — скоро я увижусь со своей дочерью, со своей Радой.
— Ну что ты, Рубина! Рано тебе еще смерть призывать!
— Призывай не призывай, она сама знает свой срок, Земфира. Одно тебе скажу — это несчастный город! Несчастные люди! Несчастное место! — По щеке старой цыганки потекла слеза.
Земфира смотрела на Рубину и никак не могла понять — бредит она или пророчествует. А больная продолжала:
— Каждый раз, когда мы здесь оказывались, на нас обрушивалось несчастье.
— Что ты такое говоришь, Рубина? Что ты говоришь?! — Земфира по-настоящему испугалась слов старой вещуньи.
— Я знаю, что я говорю. — Рубину было уже не остановить. — Я знаю, мы — несчастные люди, Бог отвернулся от нас.
У Земфиры от ужаса сперло дыхание, она не могла произнести ни слова.
— Когда табор первый раз пришел сюда — умерла моя дочь, моя Рада… И еще…
Рубина вдруг сама себе прикрыла рот рукой. — Что? Что еще? — Земфира стала теребить старушку.
— Не-ет… Никто не узнает моей страшной тайны…
— Какой тайны, Рубина? Ты пугаешь меня!
— Об этом знаю только я… И еще одна… И еще один человек… А теперь я умираю…
— Рубина, ты бредишь? Хочешь, я дам тебе попить?
— Вижу скорбь над нашим табором. И причина этой скорби — не только я…
Не только я… Не только я…
А Кармелита в это время была в таборе. Она не могла не прийти к бывшему жениху в эту тяжелую для него минуту. Пусть даже не поговорить с ним — просто помолчать.
Вспомнили Бейбута, вспомнили свое детство, когда обе семьи кочевали в таборе вместе.
Вспомнили и свое совсем недавнее прошлое. И свою так и не состоявшуюся свадьбу. Кармелита тихо спросила: почему? И Миро не стал ничего скрывать — рассказал, что видел ночью, накануне свадьбы, Кармелиту с Максимом на озере…
Лицо Кармелиты залила краска стыда, она ском-канно попрощалась и вышла из шатра. Она не спросила у Миро, как он оказался тогда на озере. Но догадаться об этом было несложно — Люцита, которая оставалась в ту ночь в одной спальне с Кармелитой, наверняка выследила ее и не упустила возможности привести к озеру еще и Миро.