Глава 20 Портрет

Осенняя ярмарка. Неподготовленного человека она привела бы в ужас. Грязь, крики скота, тучи мошек и аромат, как от кожевенной мастерской. Но сами крестьяне, ежегодно стекающиеся сюда со всех окрестных деревень, не замечали неудобств.

Потому что ярмарка была для них весьма долгожданным событием. Где еще простому человеку продать скот, закупить хорошее посевное зерно и узнать последние новости со всех уголков королевства?

Торговля шла прямо с телег. Но и дорожные кареты не были здесь редким зрелищем. Ремесленники всех мастей прибывали из столицы, надеясь сбыть свой нехитрый товар. От дешевых бус до посуды и кожаных сапог.

Поэтому скромная серая карета, остановившаяся в стороне, тоже не привлекла особого внимания. Одной больше, одной меньше.

— Приехали, эйса! — бросил угрюмый крестьянин, стукнув здоровенным кулаком в перегородку.

— Спасибо, Тит.

Кэрин осторожно выглянула наружу, оценила грязь, просыпанное кое-где зерно и покачала головой. Приличной эйсе следовало бы держаться подальше от подобных мест. Однако ярмарка, с ее бестолковой суетой, лучше всего подходила для тайной встречи. Главное, чтобы граф Бартон не заставил долго себя ждать.

Не успела она додумать свою мысль, как снаружи прозвенел хорошо знакомый голос:

— Тит? Какая приятная встреча.

— Ваше сиятельство! — карета слегка качнулась. Видимо крестьянин соскочил на землю, чтобы отвесить поклон. — А я тут это. Эйса Кэрин на нашу ярмарку захотела взглянуть. Вот и подвез ее. Мне все равно за инструментом надо было, а так хоть за каретой присмотрит. Да и Рглор разрешил.

— Да… ярмарка в этом году хорошая, даже лучше, чем в прошлые годы. — весело отозвался Лайон. — Ну не буду тогда тебя задерживать. А за карету не беспокойся, пока я тут, к ней и близко никто не подойдет. И к эйсе тоже.

Звякнули монеты, и крестьянин рассыпался в благодарностях, вперемешку с «мол, не стоило». Но последняя фраза была чисто для проформы, когда монеты уже опустились в карман.

Тит получил еще одно шутливое напутствие, и только после этого Лайон заглянул в карету.

— Эйса Кэрин!

— Ваше сиятельство. — девушка подвинулась, давая место на лавке.

— Я тут с самого утра. — сообщил Лайон, закрывая за собой дверь.

Кэрин изогнула бровь.

— Но вы же знали, что мы приедем не раньше полудня.

— Знал. — кивнул молодой человек. — Однако мне не хотелось, чтобы вы находились тут без сопровождения. С вас бы сталось отпустить Тита и остаться одной.

Девушка только покачала головой. Веселые искры в зеленых глазах собеседника вызывали желание улыбнуться в ответ. Но Кэрин все же сумела сохранить серьезное выражение лица. Монастырским воспитанницам не полагается эмоций и чувств.

— Лучше давайте перейдем к делу, ваше сиятельство. Я здесь только по вашей просьбе. — напомнила она.

— Да, эйса. — Лайон тоже посерьезнел. — Как идут дела в поместье?

— В целом, все хорошо. Строители заняты в деревнях и даже успели возвести первую баню, однако с печами им придется подождать. Те две, что успел сковать Крист, были отправлены в Арельсхолм. Вроде как по приказу самого графа. Но не берусь утверждать наверняка.

— А что новый управляющий?

— Вреда от него нет. Эйс Бертус помогает крестьянам убирать урожай, надеется, что те смогут без проблем заплатить налог. А еще, у него теперь есть личная заинтересованность, в сохранении школы. — уголки губ девушки слегка дрогнули.

Она не собиралась выдавать чужие тайны, но ведь можно не называть имен. И не вдаваться в подробности частной жизни. Хотя в усадьбе и так все знали, что кухарка крепко взяла управляющего в оборот. Тот едва ли не ночует теперь на кухне.

Однако Лайон воспринял ее слова по-своему и помрачнел. Только ли интересом к школе вызвано это личное отношение? Парень совершенно не горел желанием уступать Кэрин какому-то там управляющему.

Пусть даже тот исключительных качеств человек.

— Вот, значит, как?

Что-то в его ровном тоне заставило Кэрин насторожиться.

— Надеюсь, ваше сиятельство, вы не решили, что объектом этого интереса являюсь я?

Взгляд ее посуровел, и Лайон невольно устыдился своей ревности.

— Ну что вы…

— Надеюсь, так и есть. — отрезала Кэрин. — Я слишком ценю свою работу, и ту независимость, которую она дает. А моя репутация не позволяет мне заводить легкомысленные интрижки.

— Но разве у вас не возникало желания обзавестись собственной семьей? Выйти замуж и…

Кэрин покачала головой.

— Моя судьба — монастырь. А наш разговор становится слишком вольным, чтобы его продолжать. Так что давайте вернемся к делам поместья.

Лайон прикусил губу, но спорить не стал. Да и что тут скажешь? Эйса в очередной раз четко обозначила свои границы. Переступить их — значит навсегда лишиться ее общества. А этого парню очень не хотелось.

Так что разговор вновь вернулся к теме сельского хозяйства. Кроме того, Кэрин передала еще пару поручений из поместья. Первое — от Рглора. Мужчина не горел желанием оставлять семью, пусть даже и на пару дней, а потому очень просил «сиятельство» заглянуть в мясную лавку и проконтролировать, что там и как.

Вторая просьба была от Михаля. Юный изобретатель очень хотел, чтобы кто-нибудь передал Иогасу письмо. Сам Иогас уже знал, что в поместье лучше не появляться. Поэтому общение между друзьями было затруднено. А Михалю очень хотелось поделиться результатами своих опытов.

Лайон обещал все передать. И, понимая, что разговор постепенно подходит к концу, тоже решился обратиться с просьбой.

— Эйса Кэрин, помните, вы как-то обещали мне одолжить одну книгу? После того, как сами ее прочтете?

К его удивлению, девушка вдруг смутилась. А ведь смутить эйсу было не так-то легко.

— Помню, ваше сиятельство. Но эта книга не из тех, что заслуживают внимания.

— Какая суровая оценка. Признаюсь, я еще не встречал таких книг, про которые мог бы сказать, что они не заслуживают внимания. И теперь мне вдвойне любопытно.

Кэрин старалась смотреть прямо. Однако щеки ее начали предательски гореть. Принципы говорили ей, что необходимо сдержать данное слово. Только вот давая обещание, она и подумать не могла, что «слово о самой длинной пустынной ночи» окажется просто сборником фривольных историй. Некоторые из которых еще и самого непотребного содержания. Понятно теперь, почему лавочник так долго не мог сбыть ее с рук.

— Боюсь, что вы будете разочарованы, ваше сиятельство. Эта книга легкомысленная, глупая, и начисто лишена фактов.

— Но при всем этом, вы не желаете с ней расставаться? — Лайон позволил себе легкую улыбку.

— Вовсе нет! — вспыхнула Кэрин. — Я только лишь… Впрочем, хорошо. При следующей встрече я ее вам отдам. Потому что у меня самой никогда не поднимется рука избавиться от книги. Пусть даже она самого низкого качества. Так что можете оставить ее себе.

Теперь уже Лайон покачал головой.

— Простите, эйса. Но я принимаю подарки только от самых близких. Поэтому позвольте, в таком случае, ее у вас купить.

— Не может быть и речи!

— Тогда обмен? Взамен я готов отдать вам любую книгу из своей библиотеки.

Кэрин выдохнула, понимая, что должна отказаться. Соблазн был велик, но…

— Ваше сиятельство, — заговорила она, неожиданно тихим голосом. — Нам в монастыре не позволено иметь ничего своего. Возвращаясь, мы отдаем те деньги, что не успели потратить — в монастырскую казну. Книги — в монастырскую библиотеку. Вещи, кроме платья и пары обуви — в хозяйственную часть. Поэтому мне не жаль расставаться с тем, что я имею. А эту книгу я никогда не осмелюсь принести в монастырь, потому сестра-настоятельница… — девушка прерывисто вздохнула, и на миг в ее глазах появилась такая тоска, что у Лайона сердце сжалось от жалости.

Впервые за все время их знакомства, Кэрин не сумела удержать маску невозмутимости. И за этой маской была боль. Не каждая птица может покинуть тесную клетку, ведь та не только сдавливает крылья, но защищает от опасностей мира. Для эйсы этой безопасной клеткой был монастырь. Как бы ни было там плохо, за его пределами могло оказаться гораздо хуже.

Но эта слабость продлилась всего пару секунд. После чего Кэрин сделалась еще более холодной и отстраненной, чем раньше. Из ее глаз пропал всякий живой блеск, а лицо стало совершенно неподвижным.

— Словом, ваше сиятельство, — продолжила она ровно, будто и не было никакой паузы, — Вы окажете мне большую услугу, если избавите от этой книги. А о том, что из нее нельзя почерпнуть ничего полезного, вы уже предупреждены.

— Эйса Кэрин…

Кэрин только покачала головой.

— Полагаю, вам уже пора. Ничего больше о делах поместья я сообщить не могу, а потому — не хочу отнимать ваше время.

«А вы не отнимайте мое» — эти слова не прозвучали вслух, но Лайон их услышал. Кроме того, эйса так выразительно взглянула на дверь кареты, что даже менее проницательному человеку все стало бы ясно. Кэрин хотела остаться одна.

* * *

Арельсхолм…

Алесия провела в постели несколько дней. И вовсе не потому, что ей было так плохо. Вся простуда в итоге свелась к банальному, хоть и противному насморку. На который она в родном мире редко обращала внимание. Носовые платочки по всем карманам и вперед — навстречу свершениям.

Но благородной леди не пристало расхаживать по замку, постоянно вытирая нос.

Да и у Агнеты явно было свое мнение о здоровье (точнее нездоровье) госпожи. Служанка пришла в такое беспокойство, что у Алес даже закралась мысль, а не вселился ли в девицу дух Эмми?

Бульоны, всевозможные отвары, горячие растирания… И все это под причитания, — «мол, ну как же я вас не уберегла. У вас же такое хрупкое здоровье. В чем только дух живой держится?».

Раз пять в день заглядывала Лианна. Участливо поправить подушку и развлечь больную разговором. Впрочем, Алес не имела ничего против ее компании. Как-то незаметно девочка успела стать почти родной.

— Как ты себя чувствуешь? — виконтесса каждый раз смотрела с таким сочувствием, будто мачеха была на смертном одре. — Может приказать, чтобы тебе принесли еще лечебного отвара?

Алесия мысленно возвела глаза к потолку. Да, при простуде необходимо обильное питье. Но еще чашка, и этот лечебный отвар польется у нее из ушей. Поэтому она мягко остановила падчерицу, пока та не успела позвать Агнету.

— Не нужно, мне уже гораздо лучше.

— Но у тебя так горят щеки!

Угу. Еще бы они не горели после порции горячего бульона и травяного чая.

— Просто здесь слишком тепло.

— Аа-а. — вскочившая, было, Лианна, вернулась на место. — Кстати, отец тоже спрашивал о тебе. — глаза девочки заблестели.

Алесии и сейчас удалось сохранить серьезное выражение лица. Похоже, ей все-таки удалось зацепить мужа. Сам граф в ее покоях больше не появлялся, зато регулярно интересовался здоровьем жены.

— И о чем же он хотел узнать? — осведомилась Алес с самым невинным видом.

— О твоем самочувствии. — Лия поджала ноги, устраивая себе из нижней половины одеяла, что-то вроде гнезда. — А я сказала, что ты выглядишь совсем неважно. И чувствуешь себя все еще плохо, хоть и не признаешься в этом.

— Так, стоп. Чувствую я себя… — в носу опять запершило. Прижав к лицу платок, женщина чихнула несколько раз и поморщилась. — Ну сколько можно уже!

— Вот-вот. — констатировала падчерица. — Ты совсем больна. И Агнета тоже говорит…

— Пожалуйста, только не заставляй меня выслушивать все это еще раз! — взмолилась Алес. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь более приятном.

— О большой зимней охоте? — у девочки загорелись глаза.

— Да хоть бы и о ней.

Алесия подтянула к себе оставшуюся часть одеяла, всем видом показывая, что готова слушать. Для Лианны, зимняя охота стала одной из любимейших тем. Поэтому, этим вопросом убивалось сразу два зайца.

Девочка получала возможность выговориться. А Алес черпала необходимую информацию, пусть и с примесью эмоций и восторгов.

Большая зимняя охота, как она успела понять, была мероприятием далеко не для всех. А только для высшего круга аристократии, иными словами для тех, чьи фамилии заканчиваются на «с». Ну и для членов их семей. Дяди, племянники, братья, сестры и прочая «вода на киселе».

Также к охоте нередко присоединялся либо сам король, либо кто-то из наследных принцев. Чаще, конечно, принцы, потому что Его Величество слишком стар для развлечений в зимнем лесу.

К слову, охотились только мужчины. Для детей устраивались снежные крепости и горки. Чем же были заняты леди? Увы. Тут падчерица ничего не могла сказать. Вроде как благородным дамам полагалось слушать рассказы мужчин, и восторгаться количеством добытой дичи.

Звучало это не слишком воодушевляюще. Но Алес решила пока не спешить с выводами. Пока есть время, надо собирать информацию. Ну а потом уже будем думать, нужно ей это мероприятие или нет.

Вот у Лианны была причина поехать на охоту. И вовсе не из-за принцев, которым уже под тридцатник. У девочки имелся свой собственный «принц» — Морес. Как племянник старого Ормса, он наверняка будет присутствовать. И Лия всерьез надеялась, что ей повезет обменяться с ним хотя бы взглядами.

Мечты… мечты…

Разговор продлился до самого ужина. Пока не исчерпались темы охоты, платьев и родственных связей в среде аристократов. О последних Лианна знала не слишком много, но кое-что из ее воспоминаний все же удалось почерпнуть.

Потом Агнета принесла бульон с сырными лепешками (больной полагалось есть у себя, плюс повод — не встречаться пока с графом). А виконтесса отправилась в малую столовую, чтобы составить компанию отцу.

— Что мне сказать ему о твоем самочувствии? — поинтересовалась девочка, прежде чем уйти.

Алес пожала плечами. Интересно, знает ли супруг, что родная дочь даже не подумала держать в секрете все его расспросы?

— Можешь сказать, что мне гораздо лучше. — сообщила она, наконец. — И очень прошу, не выдумывай от себя ничего.

* * *

Спустившись к ужину, Нортман обнаружил в малой столовой только дочь и накрытый на двоих стол. И уже в который раз, от этой привычной, сложившейся за несколько лет картины, внутри что-то царапнуло. Графиня и сегодня осталась в своих покоях.

Разумное поведение, раз она больна. Но это полностью лишало возможности понаблюдать за женой со стороны. Оценить с холодной головой ее поведение. И, наконец, понять — чего она добивается и почему она так плотно засела в его голове?

Мужчина упорно старался не думать о супруге, однако выбросить ее из своих мыслей почему-то не мог. А пойти к ней еще раз, ему не позволяла гордость. Именно поэтому он и не препятствовал дочери, готовой проводить у мачехи минимум половину дня.

Привычно отодвинув для дочери стул, Нортман дождался, пока слуги подадут приборы. Обронил несколько, ничего не значащих фраз, и только после этого, будто невзначай, произнес:

— Как там, кстати, чувствует себя графиня?

Лия тяжело вздохнула и опустила ресницы. Да, она помнила просьбу мачехи. Но в то же время ей хотелось, чтобы отец испытал хотя бы каплю беспокойства. Ведь это будет означать, что Алесия ему небезразлична.

— Держится. А еще говорит, будто ей гораздо лучше.

— Разве это не так?

Девочка только пожала плечами.

— Агнета очень хорошо о ней заботится, так что надеюсь, что она скоро поправится.

Нортман кивнул. Это «скоро поправится» он слышал и от экономки… еще дня три назад. Но будь там что-то серьезное, слуги давно подняли бы переполох.

Закончился ужин в полном молчании. Лианна, вдоволь наболтавшись с мачехой, уже не имела ни сил, ни желания забалтывать отца. И как только слуги начали убирать со стола, девочка тут же отправилась к себе, заранее пожелав доброй ночи.

За окном и правда начинало темнеть. Осенние вечера — короткие. Слуги кое-где уже протапливали камины. Но замок еще не успел растерять свое тепло.

Взяв свечу, Нортман привычно двинулся в сторону библиотеки, но в последний момент, что-то вдруг заставило его передумать. Свернув на половине пути, мужчина преодолел лестницу, длинный коридор, несколько дверей, и оказался в длинном сумрачном зале.

Здесь пахло пылью и старыми холстами, с которых смотрело множество лиц. Разных, но в то же время, неуловимо похожих.

Сколько же он тут не был? Лет пять? Мужчина прошел вдоль стены, скользя взглядом по портретам предков. Прославленные военачальники, королевские советники, составители законов. Собственно, таким багажом мог похвастаться любой из семи главных родов.

Хотя Рельсы, Арельсы и Ормсы негласно стояли выше остальных. Ведь именно они первыми присягнули избранному королю, у самых истоков королевства. Правда никаких привилегий это давно уже не давало. Но служило поводом гордости для потомков.

Незаметно для себя, Нортман дошел до самого конца. И его взгляд выхватил последний женский портрет. Которого, впрочем, здесь могло и не быть. Давняя традиция — писать портреты только с главы семьи, и тех его жен, что принесли хотя бы одного ребенка.

Остальные же леди Арельс, их образы, имена, — просто уходили в небытие.

Мужчина поднял свечу выше, разглядывая черты лица, которые так надеялся забыть. Розмелла, в девичестве Богудс. Она мечтала блистать в свете, умела быть обаятельной и располагать к себе, считалась одной из первых красавиц света…

Но если бы он мог изменить свое прошлое, то сделал бы что угодно, лишь бы она никогда не стала его женой.

Загрузка...