Имперский маг II

Глава 14

Полночь накрыла Вальденкград тяжёлой тишиной. Улицы опустели, лишь изредка по мощёным дорогам пробегали крысы да бродили одичавшие собаки. В окнах богатых особняков мерцали последние свечи — знать готовилась ко сну после сытного приёма у графа.

Они не знали, что за ними уже идёт возмездие.

Гиперион и Ольфария покинули замок через потайной ход, о котором химера узнал из захваченных документов Фелиция Крысолова. Теперь они двигались по городу как тени — бесшумно, невидимо, смертоносно.

— Начнём с барона Штернберга, — тихо сказал Гиперион, сверяясь с картой города. — Его особняк ближе всего.

— А что с охраной? — спросила Ольфария.

— Для этого есть магия крови, — ответил химера, и в красных глазах мелькнул холодный огонёк.

Особняк барона Штернберга возвышался на холме, окружённый высокой оградой. У ворот дремали двое стражников, но Гиперион лишь взмахнул рукой, и они погрузились в глубокий сон, не издав ни звука.

Проникнуть в дом оказалось несложно — замки поддались магии льда Ольфарии, а слуги спали крепким сном после долгого рабочего дня.

Барон храпел в своей спальне, раскинувшись на шёлковых простынях. Рядом с ним лежала молодая служанка — очевидно, не по своей воле.

— Мерзавец, — прошептала Ольфария, глядя на испуганное лицо девушки.

— Скоро всё изменится, — пообещал Гиперион.

Он достал из мешка один из рабских ошейников, снятых с освобождённых пленников. Тяжёлое железо с выгравированными рунами подчинения, которое превращало носителя в безвольную марионетку.

Лёгкое касание магии крови — и барон проснулся, но не мог пошевелиться. Глаза его расширились от ужаса, когда он увидел склонившиеся над ним фигуры.

— Доброй ночи, барон, — вежливо поздоровался Гиперион. — Мы принесли вам подарок.

Ошейник защёлкнулся на шее барона с тихим щелчком. Руны вспыхнули синим светом, и воля работорговца была сломлена навсегда.

— Теперь вы будете делать только то, что велят, — объяснил химера. — Именно то, что вы требовали от своих рабов.

Барон попытался что-то сказать, но ошейник не позволил ему издать ни звука.

— Завтра утром вы освободите всех дварфов из своих рудников, — продолжал Гиперион. — Выплатите им жалование за годы подневольного труда. И передадите рудники в коллективную собственность рабочих.

Барон кивнул — у него не было выбора.

— А девочку отпустите с щедрой компенсацией, — добавила Ольфария. — И больше никого не принуждайте.

Следующей была баронесса Монклер. Её особняк утопал в розовых садах, которые выращивали рабы-эльфы под присмотром жестоких надсмотрщиков.

Баронесса спала в окружении роскоши — шёлковые занавеси, золочёная мебель, горы драгоценностей на туалетном столике. Всё это было куплено на страданиях других.

Ошейник лёг на её шею так же легко, как украшение. Руны подчинения загорелись, превращая жестокую аристократку в послушную рабыню.

— С завтрашнего дня ваши эльфы станут свободными садовниками, — велел Гиперион. — С честной оплатой и правом уйти когда захотят.

Барон Монклер был третьим. Его плантации простирались за городом, но сам он предпочитал жить в роскошном городском доме. Ошейник на его шее довершил семейный комплект.

— Ваши плантации становятся кооперативом, — объявила Ольфария. — Бывшие рабы получают равные доли в прибыли.

Капитан Вайсс спал в казармах городского гарнизона. Военная выправка не помогла ему — ошейник подчинения не различал чинов и званий.

— Завтра вы арестуете всех работорговцев в городе, — приказал Гиперион. — А затем конвоируете их к месту публичной казни.

Придворный маг Амбросиус оказался сложнее. Его башня была защищена магическими барьерами, но магия льда Ольфарии оказалась сильнее его защитных чар.

— Интересно, — прокомментировал химера, надевая ошейник на шею старого мага, — как ваши эксперименты будут выглядеть, когда вы сами станете подопытным?

К рассвету они обошли всех влиятельных работорговцев города. Более двадцати ошейников нашли новых хозяев — точнее, превратили хозяев в рабов.

Но главное было впереди.

Они вернулись в замок, где граф Вальденк всё ещё сидел в кресле, пронзённый ледяными иглами. За ночь боль не утихла ни на секунду.

— Как самочувствие, дорогой супруг? — спросила Ольфария, материализуясь из воздуха.

— Уберите… иглы… — прохрипел граф.

— Боюсь, это невозможно, — ответила она. — Но у нас есть дела поважнее.

Гиперион подошёл к письменному столу и достал несколько документов.

— Указ о передаче всей полноты власти в графстве леди Элизабет Вальденк, — зачитал он. — Указ о роспуске всех работорговых гильдий. Указ об освобождении всех рабов без исключения.

— Подписывайте, — велела Ольфария.

Граф, корчась от боли, нацарапал подписи на всех документах.

— Превосходно, — удовлетворённо сказал Гиперион. — А теперь созовите срочное собрание городского совета. У новой правительницы есть важные объявления.

Через час в зале собрались все влиятельные люди города. Вернее, бывшие влиятельные люди — теперь на шеях у них красовались рабские ошейники.

Ольфария вошла в зал в сопровождении Гипериона. На ней было чёрное платье строгого покроя, волосы собраны в элегантный пучок, на шее — простая цепочка с подвеской в виде разорванных кандалов.

— Господа, — обратилась она к собравшимся, — с сегодняшнего дня в графстве Вальденк устанавливаются новые порядки.

Никто не осмелился возразить — ошейники подчинения не позволяли.

— Рабство отменяется полностью и навсегда, — продолжала Ольфария. — Все работорговые рынки закрываются. Гладиаторские бои запрещаются.

Она прошлась перед рядами бывших работорговцев, и каждый опускал глаза, не смея встретиться с ней взглядом.

— Бывшие рабы получают гражданские права, земельные наделы и компенсации за годы подневольного труда, — объявила новая правительница. — Источником финансирования станет конфискованное имущество работорговцев.

— А вы, господа, — добавил Гиперион, — отныне будете трудиться на благо тех, кого прежде угнетали. Под присмотром и по справедливым законам.

— Есть вопросы? — спросила Ольфария.

Вопросов не было. Да и не могло быть — рабские ошейники не позволяли.

— Тогда приступайте к исполнению новых указов, — велела она. — Немедленно.

Бывшие работорговцы молча разошлись выполнять приказы. У них не было выбора.

А в зале остались только Ольфария и Гиперион — новые правители графства, захватившие власть за одну ночь без единого выстрела.

— Как думаешь, — спросила она, — нам удастся навести здесь порядок?

— Удастся, — уверенно ответил химера. — У нас есть всё необходимое — сила, знания и праведный гнев.

— А главное, — добавила Ольфария, глядя в окно на просыпающийся город, — у нас есть справедливость.

Новый день восходил над Вальденкградом. Первый день свободы для тысяч людей, которые ещё вчера были рабами.

И первый день нового порядка, где торговля людьми стала невозможной навсегда.

Солнце поднималось над замком Кровавого Волка, заливая кабинет графа утренним светом. Граф Вальденк сидел за своим массивным дубовым столом, и ледяные иглы, пронзавшие его тело, сверкали в солнечных лучах как жестокие бриллианты. Каждое движение причиняло нестерпимую боль, но Гиперион не позволял ему остановиться.

— Следующий документ, — сказал химера, положив перед графом чистый пергамент с гербовой печатью. — Официальное уведомление королевскому двору о вашей женитьбе.

— Я… я не могу больше, — прохрипел граф, его рука дрожала так сильно, что перо едва держалось в пальцах.

— Можете, — холодно ответил Гиперион. — И будете. Пишите: «Его Величеству королю Альбертусу Третьему. Имею честь уведомить Ваше Величество о заключении брака с леди Элизабет из рода Альтенийских».

Граф медленно выводил буквы, оставляя кровавые пятна на пергаменте. Ледяные иглы не давали забыть ни на секунду о том, что сопротивление бесполезно.

— Продолжайте, — велел Гиперион. — «Моя супруга, отныне именуемая графиней Элизабет Ольфария Вальд, обладает всеми правами и привилегиями, соответствующими её новому статусу».

— Но король… — попытался возразить граф, — он может не признать…

— Король признает, — перебил его химера. — У вас есть все необходимые документы о благородном происхождении леди Элизабет. А ваш брак заключён по всем канонам церкви и закона.

Действительно, Гиперион предусмотрел всё. Среди бумаг покойного Фелиция Крысолова нашлись поддельные, но искусно выполненные документы о происхождении Ольфарии от древнего альтенийского рода. Брачный контракт был составлен по всем правилам, с соблюдением всех формальностей.

— Следующий абзац, — продолжал химера. — «В связи с тяжёлой болезнью, поразившей моё тело, передаю все права управления графством моей возлюбленной супруге, дабы она могла править мудро и справедливо».

Граф писал, и каждая буква давалась ему с огромным трудом. Ледяные иглы напоминали о себе постоянной болью, а магические руны на них не позволяли лгать или искажать текст.

— А теперь, — сказал Гиперион, доставая новый документ, — письмо герцогу Равенскрофту. Он вчера интересовался торговыми отношениями.

— Что писать? — покорно спросил граф.

— «Его Светлости герцогу Максимилиану фон Равенскрофту. Уведомляю о кардинальных изменениях в торговой политике графства. Отныне все сделки, связанные с работорговлей, прекращаются навсегда».

Рука графа замерла над бумагой:

— Но это… это разрушит все контракты!

— Именно в этом смысл, — спокойно ответил Гиперион. — Продолжайте. «Моя супруга, графиня Элизабет Ольфария Вальд, проводит гуманистические реформы, направленные на полную отмену рабства в наших землях».

— Герцог не поймёт… он потребует объяснений…

— Объяснения будут, — заверил химера. — Пишите дальше. «Прошу передать при дворе, что графство Вальденк переходит на новые принципы управления, основанные на свободе и справедливости для всех жителей».

Граф дописал письмо, оставив на бумаге ещё несколько капель крови. Боль была настолько сильной, что сознание периодически затуманивалось.

— Следующее письмо, — неумолимо продолжал Гиперион. — Архиепископу Фердинанду. Нужно официально зарегистрировать ваш брак в церковных книгах.

— Архиепископ знает меня лично, — слабо протестовал граф. — Он поймёт, что что-то не так…

— Он поймёт то, что вы ему напишете, — возразил химера. — А написать вы должны следующее: «Ваше Преосвященство, прошу внести в церковные записи факт моего венчания с леди Элизабет Альтенийской».

Граф покорно взялся за перо. Каждое слово причиняло муки, но альтернативы не было.

— «Обряд был совершён в частной капелле замка согласно всем канонам святой церкви, — диктовал Гиперион. — Моя супруга отныне носит имя графиня Элизабет Ольфария Вальд и обладает всеми правами христианской жены».

— А если архиепископ потребует свидетелей? — спросил граф.

— Свидетели найдутся, — уверенно ответил химера. — Среди ваших слуг достаточно тех, кто подтвердит что угодно за возможность остаться на службе у новой хозяйки.

Это была правда. Слуги в замке уже знали о перемене власти, и большинство встретило новости с облегчением. Новая графиня обещала справедливое обращение и достойную оплату труда — что кардинально отличалось от методов прежнего хозяина.

— Теперь письмо командующему королевской гвардией, — продолжал Гиперион. — Генералу фон Штауфенбергу.

— Зачем? — удивился граф.

— Чтобы он знал о новом порядке в графстве. Пишите: «Уважаемый генерал, довожу до вашего сведения о передаче управления графством моей супруге в связи с состоянием здоровья».

Граф писал, периодически останавливаясь от боли. Ледяные иглы казались живыми — они пульсировали, напоминая о каждом преступлении, совершённом их носителем.

— «Графиня Элизабет Ольфария Вальд проводит необходимые реформы для укрепления порядка и справедливости в наших землях, — продолжал диктовать химера. — Прошу оказывать ей всяческое содействие как законной правительнице».

— А что, если король пришлёт ревизоров? — спросил граф, заканчивая письмо.

— Ревизоры увидят процветающее графство с довольными жителями, — ответил Гиперион. — Что может быть лучше с точки зрения короля?

Следующими были письма соседним феодалам — графам, баронам, герцогам. Каждое письмо официально уведомляло о смене управления и представляло новую графиню как законную правительницу.

— Письмо барону фон Мюнхгаузену, — объявил Гиперион. — «Дорогой сосед, имею честь представить вам мою супругу, графиню Элизабет Ольфария Вальд, которая отныне управляет нашими землями».

Рука графа уже почти не слушалась, но он продолжал писать. Магия ледяных игл не позволяла ему остановиться.

— «Моя супруга проводит мудрые реформы, направленные на благо всех жителей графства. Надеюсь на продолжение добрососедских отношений под её мудрым правлением».

К полудню стол был завален письмами и документами. Каждый листок официально закреплял власть Ольфарии, делая её смену управления не переворотом, а законным наследованием.

— Последний документ, — сказал Гиперион, кладя перед графом особый пергамент с золотой печатью. — Завещание.

— Я… я ещё не умер, — прохрипел граф.

— Но умрёте, — спокойно ответил химера. — Рано или поздно. А завещание должно быть готово заранее.

Граф понял, что спорить бесполезно, и взялся за перо:

— Что писать?

— «Я, граф Вальденк, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю все свои земли, замки, богатства и титулы моей возлюбленной супруге, графине Элизабет Ольфария Вальд».

Последние строки давались особенно тяжело. Каждая буква была пропитана болью и отчаянием.

— «Пусть она правит мудро и справедливо, заботясь о благе всех подданных. Пусть её имя останется в веках как символ справедливости и милосердия».

Когда последняя подпись была поставлена, Гиперион собрал все документы в аккуратную стопку.

— Превосходно, — сказал он. — Теперь власть графини Элизабет Ольфария Вальд имеет все необходимые юридические основания.

— А я? — слабо спросил граф. — Что будет со мной?

— Вы будете жить, — ответил химера. — Долго и мучительно. Каждый день напоминая себе о том, что творили с невинными людьми.

Он направился к выходу, но на пороге обернулся:

— А иглы останутся навсегда. Как памятник вашим жертвам.

Дверь закрылась, оставив графа одного с его болью и сознанием того, что справедливость наконец восторжествовала.

А в соседней комнате Ольфария изучала карты графства, планируя будущие реформы. Отныне она была графиней Элизабет Ольфарией Вальд — законной правительницей земель, где рабство навсегда ушло в прошлое.

На следующее утро центральная площадь Вальденкграда была переполнена как никогда прежде. Слух о грядущих переменах разнёсся по городу со скоростью лесного пожара, и жители стекались со всех концов графства, чтобы увидеть новую правительницу.

Но самое удивительное было не в количестве собравшихся, а в их составе. Впервые в истории города на главной площади стояли рядом бывшие рабы и их хозяева, слуги и господа, надсмотрщики и те, за кем они прежде следили с кнутами наготове.

На ступенях ратуши был воздвигнут временный помост, украшенный алыми знамёнами с новым гербом — разорванными кандалами на серебряном поле. Рядом с помостом стоял трон — не роскошное кресло из слоновой кости, которым прежде пользовался граф, а простое, но изящное сиденье из тёмного дерева.

Ольфария появилась в сопровождении небольшой свиты. На ней было строгое тёмно-синее платье с серебряной вышивкой, простая золотая корона — символ власти, но не показной роскоши. За ней следовал Гиперион в элегантном чёрном камзоле, а рядом с ними… граф Вальденк.

Толпа ахнула, увидев бывшего правителя. Граф шёл медленно, опираясь на посох, и на лице его играла странная блаженная улыбка. Ледяные иглы были скрыты под одеждой, но их воздействие было очевидно — человек находился в состоянии эйфории от постоянной боли, которая полностью изменила его восприятие реальности.

— Мои дорогие подданные! — громко обратилась Ольфария к собравшимся. — Сегодня для нашего графства наступает новая эра!

Голос её был ясным и сильным, разносясь по всей площади без всяких усилий.

— Отныне в наших землях нет рабов! — продолжала она. — Есть только свободные граждане, равные перед законом!

В толпе началось волнение. Бывшие рабы — эльфы, дварфы, люди, орки — недоверчиво переглядывались. Слишком многие обещания за их жизнь оказывались ложью.

— Я знаю, что многие из вас не верят, — сказала Ольфария, и в голосе её прозвучало понимание. — Слишком долго вас обманывали. Но посмотрите на вашего бывшего графа.

Она жестом указала на Вальденка, который продолжал улыбаться с выражением полного умиротворения.

— Мой супруг добровольно передал мне всю власть, — объявила новая графиня. — И первым делом я отменяю все рабские контракты, аннулирую все долговые обязательства, освобождаю всех без исключения!

Теперь волнение охватило уже всю площадь. Бывшие хозяева хмурились, не понимая, что происходит. Бывшие рабы боялись поверить в счастье.

— Но свобода — это не только права, но и обязанности, — продолжала Ольфария. — И сегодня каждый из вас принесёт присягу на верность новому порядку!

Она поднялась с трона и медленно спустилась с помоста прямо в толпу. Люди расступались перед ней, образуя живой коридор.

— Начнём с тех, кто больше всех страдал, — сказала она, подходя к группе бывших рабов. — Эльфы лесного племени, принесите присягу!

Впереди стоял пожилой эльф с седыми волосами и шрамами на руках — следами многолетней работы в рудниках. Он недоверчиво смотрел на новую графиню.

— Ваше… ваше сиятельство, — неуверенно начал он, — мы не знаем слов присяги…

— Я научу, — мягко ответила Ольфария. — Повторяйте за мной: «Клянусь служить графству Вальденк не как раб, а как свободный гражданин».

— Клянусь служить графству Вальденк не как раб, а как свободный гражданин, — повторил эльф, и голос его дрожал от волнения.

— Клянусь защищать свободу и справедливость для всех! — продолжала Ольфария.

— Клянусь защищать свободу и справедливость для всех! — эхом отозвалась группа эльфов.

— Клянусь никогда не допустить возвращения рабства в наши земли! — закончила графиня.

— Клянусь никогда не допустить возвращения рабства в наши земли! — прокричали эльфы, и теперь в их голосах звучала убеждённость.

Ольфария подошла к старому эльфу и протянула ему руку:

— Добро пожаловать в новую жизнь, гражданин.

Старик осторожно пожал её руку, и тут произошло нечто удивительное — он расплакался. Впервые за много лет к нему обратились как к равному.

— Дварфы из рудокопов, ваша очередь! — объявила графиня.

Группа коренастых бородачей подалась вперёд. Их предводитель — мускулистый дварф с руками, покрытыми шрамами от кирки, — подозрительно хмурился.

— Мы много слышали обещаний, — хрипло сказал он. — Но всегда получали только кнут.

— Сегодня всё изменилось, — ответила Ольфария. — Повторяйте присягу.

Дварфы присягнули, хотя и с видимой неохотой. Слишком много разочарований было в их жизни.

Затем настала очередь людей-рабов — крестьян, ремесленников, слуг. Они присягали с большим энтузиазмом — надежда на лучшую жизнь горела в их глазах.

Но самый интересный момент настал, когда Ольфария обратилась к бывшим хозяевам.

— А теперь — те, кто прежде владел рабами, — объявила она. — Ваша очередь присягнуть новому порядку.

Барон Штернберг, на шее которого под высоким воротником скрывался рабский ошейник, выступил вперёд. Его лицо выражало полную покорность.

— Я готов, ваше сиятельство, — сказал он с неестественно довольным видом.

— Тогда повторяйте: «Клянусь отречься от владения людьми как собственностью», — произнесла графиня.

— Клянусь отречься от владения людьми как собственностью, — покорно повторил барон.

— Клянусь признать равенство всех рас и народов! — продолжала Ольфария.

— Клянусь признать равенство всех рас и народов! — эхом отозвались бывшие работорговцы.

В толпе начался ропот. Простые горожане не понимали, почему их прежние угнетатели так спокойно соглашаются на потерю власти и богатства.

— Клянусь искупить свои прежние грехи честным трудом на благо всех! — закончила графиня.

— Клянусь искупить свои прежние грехи честным трудом на благо всех! — повторили аристократы с той же покорностью.

Самым же поразительным было поведение графа Вальденка. Когда настала его очередь, он выступил вперёд с той же блаженной улыбкой на лице.

— Мой дорогой народ! — обратился он к толпе звенящим от восторга голосом. — Какое это счастье — иметь такую мудрую правительницу! Какая радость — видеть торжество справедливости!

Люди недоумённо переглядывались. Граф, который ещё вчера развлекался гладиаторскими боями, теперь восхвалял отмену рабства.

— Я клянусь! — продолжал он с энтузиазмом. — Клянусь поддерживать каждое решение моей мудрой супруги! Клянусь радоваться свободе всех моих бывших рабов! Клянусь, что нет большего счастья, чем служить справедливости!

Толпа ахнула. То ли граф сошёл с ума, то ли действительно прозрел. Но его искренний энтузиазм произвёл нужный эффект — если сам бывший граф поддерживает новые порядки, значит, действительно всё изменилось.

— А теперь, — торжественно объявила Ольфария, возвращаясь на помост, — объявляю первые указы нового правления!

Она развернула свиток и начала читать:

— Указ первый: все рабские контракты аннулируются немедленно и навсегда!

Толпа взорвалась рёвом одобрения.

— Указ второй: все бывшие рабы получают гражданские права, включая право на собственность, образование и справедливый суд!

Рёв стал ещё громче.

— Указ третий: работорговля во всех её формах объявляется преступлением, караемым смертной казнью!

Теперь кричали уже все — и бывшие рабы от радости, и бывшие хозяева от неконтролируемого восторга, вызванного магическими ошейниками.

— Указ четвёртый: создаётся фонд компенсаций для пострадавших от рабства, финансируемый из конфискованного имущества работорговцев!

— Указ пятый: учреждается новая система образования, открытая для всех рас и сословий!

Каждый новый указ встречался всё большим воодушевлением. Люди начинали понимать, что перемены действительно кардинальные.

— И наконец, — провозгласила Ольфария, — объявляю о создании Совета равенства, где каждая раса и каждое сословие будут иметь равное представительство!

Площадь превратилась в море ликующих голосов. Бывшие рабы плакали от счастья, простые горожане радовались справедливости, а бывшие аристократы кричали от восторга, не имея возможности сопротивляться.

— Да здравствует графиня Элизабет! — закричал кто-то из толпы.

— Да здравствует свобода! — подхватили другие.

— Долой рабство! — ревели тысячи глоток.

Ольфария стояла на помосте, принимая овации, и впервые за долгое время чувствовала, что делает именно то, для чего была рождена. Не просто лечить отдельных людей, а исцелять целое общество от болезни рабства.

А рядом с ней Гиперион наблюдал за происходящим с удовлетворением хирурга, успешно проведшего сложную операцию. Работорговля в графстве была уничтожена не мечом, а умом и магией.

Справедливость восторжествовала. И теперь предстояло долгое дело — строить новое общество на руинах старого.

Но начало было положено. И оно обещало быть успешным.