Интермеццо Лина

Глава 13

Спустя два года

Дни ползли медленно, за ними и недели, месяцы сменяли друг друга, а Лина всё жила воспоминанием о тех счастливых временах, проведённых на даче с Полянскими. Два года вынужденной разлуки казались девочке чуть ли не вечностью! Ах, если бы она могла предположить, что расставание будет таким долгим. Она мечтала, мысленно рисуя невероятные сюжеты встреч с тётей Мариной и Филиппом. Вот только время шло, а желания так и не сбывались.

Весь прошлый сезон тётя Марина гастролировала по России. Зимой и весной, каждую неделю Марте и Лине приходили весточки — почтовые открытки с изображением городов: Санкт-Петербурга, Рязани, Вологды, Костромы, Перми, — тех музыкальных центров где, по словам артистки, находились шикарные филармонии и отличнейшие оркестры. Было в этом что-то неуловимо нежное и родное — получать послания, подписанные размашистым и в то же время аккуратным почерком — «С любовью! Я».

Следующим летом семьи снова разминулись. В июле, когда Полянские приезжали на дачу, Лина с Мартой гостили у родственников в Германии, а в августе соседская дача пустовала. Девочка с замиранием сердца слушала рассказы сплетницы тёти Вари о том, как мальчишки, рискуя жизнью, ныряли с шаткого мостика в реку и лазили по соседским чердакам. Заводилой, конечно же, был «негодник» Филипп.

Повзрослевшая Лина украдкой вздыхала. Каким он теперь стал? Будет ли дружить с ней? Встретятся ли они летом?

А послания от тёти Марины приходили всё реже и реже. Артистическая жизнь пианистки, насыщенная разъездами и выступлениями, общением с бомондом, творческими людьми и прессой, не оставляла времени для свиданий со старыми друзьями. Но однажды незапланированная встреча с Альтман всё же состоялась. Случилось это в июне позапрошлого года, когда подруги случайно столкнулись в торговом центре, в кафе. Искренне обрадовавшись друг другу, они целый час проговорили, сидя за дальним столиком, а Лина, не сводя восхищённого взгляда с тёти Марины, ловила каждое её слово.

Тогда, во время гастрольного тура, семья Полянских воссоединилась. Эта новость тронула Марту до глубины души. Счастье делало тётю Марину особенно красивой — глаза лучились теплом и спокойствием, болезненная бледность прошла, и с лица не сходила улыбка.

— Какой же глупой я была… не понимала очевидного, столько времени упустила, — признавалась тётя Марина. — Ведь всё познаётся в сравнении: любовь должна созидать, не разрушать. Я каждый день благодарю небеса за то, что Эдик мой муж.

— Я рада, Мариночка, что у вас с Эдуардом всё наладилось. Семья — это основа, а всё остальное — блажь.

— Да, но, кажется, судьба снова послала мне испытание. Во время гастролей директор *** театра взялся ухаживать за мной. Признаюсь, я этого не хотела, сводила всё к шутке, но он осыпал меня комплиментами и подарками, даже устроил концерт немецких виолончелистов в мою честь. Ах, эта небесная музыка Вивальди, — прошептала женщина, мечтательно прикрывая глаза.

— Но вы⁈ — насторожилась Марта.

— Но я ему отказала! — воскликнула тётя Марина, вмиг оживившись. — Я так тосковала по мужу и сыну. Я наконец набралась смелости и позвонила им, призналась Эдику в чувствах и умоляла о прощении. Он выслушал молча и бросил трубку, потом вообще отключил телефон… и мне показалось, что это конец… Со мной чуть шок не случился! Но на следующий день произошло невозможное — Эдуард бросил всё и прилетел! Явился на концерт с шикарным букетом роз. Алые розы, как всегда алые, они мне были милее всего. Ах, если б вы видели его, Марта. Каким же он был красивым в ту минуту!

— Надеюсь, обошлось без скандалов?

— К счастью!.. Вот только в Питере мне больше не выступать. Отвергнутые ухажёры бывают такими мстительными…

— Надеюсь, он скоро забудет про вас!

— Милая Марта, ведь мне всё равно. Я готова пожертвовать всем ради семьи, даже карьерой! Я замужем и влюблена в собственного мужа! О боже, это просто безумие!..

Та встреча стала потрясением для впечатлительной Лины, и она ещё долго вспоминала сияющую женщину. Иногда светлый образ тёти Марины виделся девочке во снах, а на следующий день пресса освещала культурные события столицы с участием пианистки Марины Лавровой — период творческого застоя был для неё позади.

После череды новогодних застолий Марта заметно сдала. Сражённая внезапными приступами колик, она хваталась за правый бок, охала, бледнела и сгибалась пополам, однако при виде обеспокоенной дочки бодрилась.

Ближе к лету женщина совсем ослабла и исхудала. Всё реже слышался её командный голос, и даже проказник Сибас, чувствуя неладное, тихо дремал у её ног. Лина не на шутку волновалась. И без того послушная, она старалась не тревожить мать по пустякам, музицировала — пока Марта ходила по докторам — и самостоятельно добиралась в музыкальную школу, куда была зачислена два года назад по просьбе тёти Марины. Благо «музыкалка» находилась недалеко от дома, всего в двадцати минутах ходьбы. Лина успешно оканчивала третий класс по специальности фортепиано.

Однажды, вернувшись из школы раньше обычного, девочка услышала телефонный разговор матери со старшей сестрой. Усталым, странно плаксивым голосом Марта просила Элу вернуться домой. Из трубки доносились громкие возгласы — сестрица, видимо, противилась, на что взволнованная Марта твердила, что ей срочно нужно ложиться в клинику на операцию:

«Пойми же, наконец, ведь я не вечная и ребёнок твой…» — шептала она. Однако, увидев Лину, мать осеклась и тут же сменила тему.

«У Элы есть ребёнок? Так вот почему она не приезжает!» — удивлённо подумала девочка.

— Значит, ты из-за меня не ложишься в больницу, мамочка⁈ Из-за меня⁈ — Лина вглядывалась в пожелтевшее лицо матери. — Тебе операция нужна, а ты из-за меня!.. Можно ведь тётю Мариночку попросить.

— Ну что ты, доченька, что ты, — оправдывалась Марта, — вовсе не из-за тебя. Просто я не верю в нашу медицину, к этим врачам только обратись, столько болячек найдут, а лечить толком не умеют, всё бы им под нож. Мне бы только лета дождаться, а там на дачу поедем, и я начну лечиться травами. Ну а Марина наша… ну нет, это крайний вариант, да и не до нас ей теперь!

Полянским действительно было не до Лины.

«Марина и Эдик навёрстывают упущенное, путешествуют и просто наслаждаются друг другом. У них новый этап отношений, бурный и романтический», — рассказывала Марта, изредка созваниваясь с Варварой Петровной. Филипп всё больше жил у бабушки в семье отца.

Сидя по привычке на краю стульчика, как того требовали музыкальные педагоги, Лина с упрёком смотрела на мать.

— А что за ребёнок у Элы? — неожиданно выпалила она, и Марта растерянно посмотрела на дочь. Лицо её мгновенно вытянулось, глаза округлились, и сквозь болезненную желтизну проступила сероватая бледность.

— Что?.. — только и смогла вымолвить она.

— Ребёнок. Я слышала. Ты сказала, что у Элы ребёнок!

— Ты, видимо, не так поняла, детка, — пропела мама Марта ласковым голоском, — я, может, сказала, что Эла сама ещё ребёнок и что ей нужно…

Лина упрямо замотала головой:

— Нет! Я слышала! Ты сказала, что ты не вечная и «ребёнок твой…».

Марта беспомощно заметалась, дыхание её перехватило:

— Быстро за уроки! — выкрикнула она срывающимся голосом, — ишь ты какая, слышала она! Говорю же: не так поняла. Нет, она настаивает. Взрослая стала! Нервы мои нервы, совсем мать не бережёшь!

И Лина послушно поплелась в свою комнату, недоверчиво оглядываясь на маму Марту. Что-то не складывалось в её голове, путалось. «Ну а что такого-то? — размышляла девочка, — допустим, у Элы ребёнок. Что за тайна? Это же здорово, когда ребёнок, разве нет?»

Наступило долгожданное лето. Вот уже вторую неделю Марта и Лина отдыхали на даче. Погода в середине июня выдалась чудесная, с мягким ласковым солнцем и тёплыми непродолжительными дождями. Отцветали сады, зеленели луга и огороды, а в леса потянулись дачники за первым сбором лисичек и белых грибов.

Лина с нетерпением ждала встречи с Полянскими, ежедневно вычёркивая дни из настенного календаря. Скоро, совсем скоро обожаемые соседи должны были вернуться из круиза по Европе. Лина взволнованно вздыхала. Ну когда же, когда закончится этот бесконечный круиз?

Впрочем, Лина не скучала. Целыми днями она помогала матери по хозяйству, а вечерами рисовала акварелью музыкальные ноктюрны. Тёплые, полупрозрачные оттенки пастели ложились на бумагу именно той вариацией мазков, которую девочка слышала в музыке. Желтовато-сиреневые, розово-фиолетовые, салатово-голубые нотки сливались в сказочную абстракцию или вырисовывались в причудливые цветы. Марта, любуясь картинками дочери, утверждала, что их можно смело выставлять на выставку юных художников. Однако Лина не стремилась посвятить себя рисованию.

Каждый день она зачитывалась романами классиков. Однажды на книжной кухонной полке девочка обнаружила старый томик повестей Александра Грина.

«Алые паруса» — прочитала Лина на ветхой тканевой обложке. Книга с пожелтевшими и рассыпающимися на изломе страницами пахла сухими травами и обещала девочке массу удовольствий.

— Эла обожала эту книжку, — вздыхала Марта, узрев неподдельный интерес дочки, — как когда-то и я в молодости.

Лина и сама не понимала, что её влекло больше — семейный интерес или изображение корабля с гонимыми ветром красными парусами на обложке. Предчувствия её не обманули. История оказалась безумно интересной, и в жизни девочки начались реальные фантазии и игры.

Снарядив из стульев парусник с «алыми парусами», она каждый вечер ждала своего Грея. Парусом стало старое платье Марты, уже который год бесхозно болтавшееся на вешалке в шкафу. Повязав мамин передник поверх кружевного платья Элы, Лина представляла себя совсем юной Ассолью, играющей с поделками Лонгрена. Их роль исполняли статуэтки со старого комода Марты.

Позади было знакомство с увлекательными книгами Марка Твена и Майна Рида с журнального столика Фила, и теперь Лина начала понимать, почему мальчишка, поглощённый чтением, выпадал из жизни на целый вечер и даже ненадолго становился дружелюбнее.

Так уж случилось, что книги для Лины стали лучшими друзьями. Одноклассники недолюбливали девочку за застенчивость и прилежность, да и мать, работающая в той же школе завучем, в какой-то степени была причастна к этому. Дети боялись жёсткую и принципиальную Марту и прозвали её Кувалдой, отчасти из-за крупных габаритов, отчасти из-за звучного голоса и командного тона, который она применяла в нужных ситуациях. Последний год Марта, измотанная болезнью, утратила былую силу и значимость, но прозвище, прилипшее к ней, переходило из уст в уста и прочно закрепилось среди учеников. Благо в дачном посёлке о нём не знали.

Иногда подросшие за зиму друзья приходили толпой к воротам Полянских и, дурачась, ломились в них с воплями: «Эй, Фил, мы знаем, ты тут, выходи!» Не дождавшись ответа, они оставались играть на зелёном поле в футбол или усаживались возле дома травить анекдоты, будто надеясь, что их закадычный друг внезапно возникнет из воздуха.

Лина уже давно не стремилась в шумную компанию, находя развлечения в мире своих фантазий. Иногда, с молчаливого согласия мамы Марты, девочка перебиралась через соседскую изгородь и кружилась под солнцем, так же как когда-то кружилась тётя Марина, или пряталась в летней беседке, а ещё забиралась на самый верх металлической лестницы, совсем как Филипп, и, раскинув руки, представляла себя на носу крылатого корабля, несущегося средь волн. Она летела навстречу южным ветрам, ликуя от восторга, и мало ей было простора для парящей души… мало…

— Эй, девочка, что ты там делаешь? — однажды услышала Лина незнакомый девчачий голос и от неожиданности чуть не свалилась с лестницы.

За ограждением напротив стояла симпатичная девчонка и с загадочной ухмылкой разглядывала её. Она была постарше Лины, быть может, на год или два. Худенькая и стройная, в яркой розовой бейсболке с блестящим козырьком, в чёрном топике и джинсовой юбочке, непозволительно короткой по стандартам мамы Марты, она напоминала столичную модницу.

— Ну, чего ты молчишь? Я уж подумала, что тут привидение гуляет.

— А… я живу там, — наконец ответила Лина, указав на дом Альтман, и с интересом уставившись на новенькую.

— Ну, ясно, а сюда-то как забрела? А-а, — ехидно сощурилась девчонка, — дружка своего поджидаешь? Знаю, знаю, его здесь все ждут. Слушай, — протянула она уже более дружелюбно, — ты правда с ним дружишь?

Лина на секунду призадумалась. Дружит ли она с Филиппом? Перед ней всплыл образ рыжеволосого мальчишки с котёнком в руках, ведь всё плохое уже давно забылось.

— Да, он мой друг! — с улыбкой ответила девочка.

— Ну, круто! А как тебя зовут?

— Лина, а тебя?

— Юля. — Девочка окинула взглядом дом Полянских. — Ты что же, и в замке в этом была?

— Ну… да.

— Шикарная дача. — Юля погладила пушистую ёлочку у изгороди и задумчиво улыбнулась. — Говорят, внутри дома очень красиво. Ты точно не врёшь, что была там?

— Конечно, почти каждый день, — смутилась Лина, ей бы и в голову не пришло выдумывать что-то, тем более врать. — Тётя Марина занималась со мной музыкой, она пианистка.

Юля состроила хитрую мордочку.

— Ну, ты это круто придумала!

— Что придумала? — удивилась Лина.

— Как — что? Занятия эти. Чем только не пожертвуешь ради своих интересов. Играть на пианино это скучно, невыносимо просто, меня хватило только на год. — Юлька манерно закатила глаза. — Я вообще считаю…

— А мне нравится! — перебила её Лина, осмелев. — Я обожаю играть на пианино, а тётю Мариночку слушать вообще одно удовольствие!

— Ну и ну! Да ты полезное ископаемое. Интересно, интересно… А этот Филипп, он и правда такой крутой?

Лина смущённо улыбнулась:

— Он самый лучший, самый необычный мальчик на свете!

— Ну, это мы ещё увидим, — задумчиво протянула девчонка, — а может, мы с тобой… подружимся? Я могу приходить к тебе в гости, и ещё мы можем гулять. Я тут живу поблизости, через три дачи. Я внучка Шарова. Знаешь такого?

— Но я… — Лина так и не смогла продолжить фразу и признаться Юле, что с ней никто не дружит, да и мама Марта, возможно, будет против их общения. Но с другой стороны, про Шарова дядю Вову Лина знала не понаслышке. Он был каким-то важным чиновником, и мама Марта уважительно здоровалась с ним при встрече.

— Ты странная такая! Я тебе предлагаю дружбу, эй! — Юлька помахала рукой перед Линой. — Ты меня слышишь?

— Да, конечно да! — Лина так и просияла. — Приходи сегодня ко мне домой вечером, и я познакомлю тебя с мамой.

— С мамой? — удивилась Юля, — ну хорошо, с мамой так с мамой, я приду. Обязательно.