Каждое утро Лина просыпалась с мыслью, что именно сегодня произойдёт что-то особенное и волнительное, но дни тянулись медленно, и, в общем-то, ничего не менялось. Только тётя Варя Потапова вносила смуту своими ежевечерними визитами. Лина тайком поглядывала в сторону соседской дачи. Фантазия её, разыгравшаяся до предела, рождала пугающие лики людей и дурные голоса, временами так похожие на голос маминой подруги. Один Эдуард Филиппович ей виделся таким, каким запомнился в свой первый приезд — холодным и о-очень неприступным.
А тётя Варя всё не унималась, так и злословила о новых соседях. Её недобрый придирчивый взгляд подолгу зависал на «вычурной фазенде» за забором.
«Это же какая зарплата должна быть у врача, чтобы построить такое? — ворчала женщина. — Знаем-знаем мы эти штучки. Они в „психушке“ такое творят, такое… а уж артисты подобного пошиба, как эта… профурсетка, отродясь таких денег не видывали, уж не Мирей Матьё, мать её!..»
Марта слушала молча, лишь изредка кивая, однако Лина замечала её закипающее раздражение: слишком хорошо она знала мать.
Впрочем, девочка не вникала в «бредни любопытной Варвары» — именно так окрестила свою драгоценную подругу мама Марта. Гораздо интереснее было воочию наблюдать за молодой соседкой, которая в один из ясных деньков появилась на даче Полянских. Прячась за пушистыми ёлочками позади садовой изгороди, Лина с восхищением разглядывала героиню сплетен.
Женщина была удивительно хороша собой. Невысокая и стройная, облачённая в широкий сарафан зеленоватого оттенка, она блаженствовала под жаркими лучами, добавляя красок летнему дню. Обратившись к ветру и солнцу, она переступала босыми ногами по бархату зелёной лужайки, вдыхала полной грудью и с упоительным восторгом выдыхала протяжное: «А-а-а…» Улыбка не сходила с её прекрасного лица. Медные волосы струились по округлым плечам роскошной волной. Полуденный свет превращал их в яркое пламя, а от молочной белизны кожи исходило едва уловимое свечение. Создавалось впечатление, будто не солнце манит её, а она, порождение огня, притягивает солнце к себе!
Если бы Лина смогла описать свои недетские эмоции, то непременно бы сказала: «Знойная, невероятная богиня огненной стихии!» А пока она могла лишь мечтать.
Девочка так увлеклась живописной картинкой, что не сразу заметила в окне флигеля фигуру мальчика. Он удерживал в руках огромный чёрный бинокль. Массивные объективы, почти наполовину скрывавшие лицо юного следопыта, медленно передвигались, изредка задерживаясь на каком-либо объекте — мальчик обозревал окрестности дач.
Внезапно объектив бинокля замер, и Лину осенила внезапная догадка: а что, если мальчишка наблюдает именно за ней⁈ В тот момент она ощутила себя мухой, разложенной на предметном стекле, которую они рассматривали всем классом на уроке природоведения под лупой микроскопа. Лине тут же захотелось исчезнуть: испариться в воздухе или превратиться в маленькую ёлочку, как это в сказках обычно бывает. Но она, не в силах шелохнуться, так и стояла, удивляясь самой себе. К счастью, длилось это недолго, вскоре бинокль исчез, а из окна высунулась рыжая вихрастая голова. Мальчишка по-простецки помахал ей рукой, будто они были знакомы триста лет, и скрылся в глубинах дома, но через считанные минуты появился на пороге и быстрым шагом направился к ней.
Лина так и ахнула. Не ожидала она слишком скорого знакомства и, если честно, сильно испугалась. Вдруг мама Марта заметит, и тогда ей достанется по первое число. Она отпрянула от изгороди и поспешила скрыться в саду, но вскоре услышала за спиной его торопливые шаги.
— Эй, стой, ну подожди! — прокричал ей вдогонку мальчик-сосед. И Лину словно током пронзило, ей показалось, что голос его прогремел, ведь чувства её в тот момент обострились до предела.
— Да стой же! — Он быстро догнал её и, ухватив за плечо, грубовато развернул к себе лицом. — Здесь вообще пацаны есть? — еле переводя дух, спросил он.
От неожиданности Лина растерялась и потупила взор, щёки её запылали, и все мысли из головы вылетели. Она лишь слышала шумное дыхание мальчишки и видела его пыльные сланцы на нетронутых загаром ногах. Наконец она нашла в себе силы поднять глаза и не мигая уставилась на мальчика. Он был немного выше и старше её, быть может, на год или два. Только сейчас она заметила необычный цвет его волос и невольно залюбовалась. В свете полуденного солнца они отливали красной медью и были чуть темнее, чем у недавней рыжеволосой феи. Впечатляли и глаза цвета тёмного янтаря, которые беззастенчиво разглядывали Лину.
— Ну, ты чего молчишь? Я же к тебе обращаюсь! — Мальчишка нетерпеливо огляделся и снова посмотрел на неё, ожидая хоть какого-нибудь ответа, но она не то что сказать, даже рот открыть не могла от смущения.
— А-а, — понимающе протянул мальчишка, — ты, может, глухая или больная⁈ — скорее констатировал он, чем спросил, покрутив у виска пальцем. И Лина совсем растерялась. Кротко кивнув и до боли закусив губу, девочка опустила глаза. Выходит, она только что созналась в собственной глупости.
— Ну дела. — Мальчик, утратив интерес к юной соседке, медленно осмотрелся по сторонам. — Тут что, совсем нет нормальных детей? — пробурчал он себе под нос.
Лина и сама не понимала, что за ступор на неё нашёл — подумаешь, новенький мальчик. Вот взять, к примеру, Пашку Потапова, она же его не боится и уж точно не стесняется, а уж разговаривать-то запросто с ним может. Или вспомнить соседа по площадке, сына маминой подруги, они вместе с ним не раз ходили в магазин напротив дома, и ничего с ней подобного не случалось, а тут…
Лина наконец решилась ответить, но только она приоткрыла рот, как за деревьями замелькало цветастое платье мамы Марты. Женщина с воинственным видом приближалась к детям.
— Ты кто? — строго спросила она, поравнявшись с мальчиком и по-хозяйски уперев руки в бока.
Тот, ничуть не смутившись, бесстрашно смотрел на неё.
— Я Филипп! — заносчиво ответил он.
— Откуда же ты взялся такой? — Мама Марта подозрительно огляделась на случай, если за деревьями притаилось ещё несколько таких же наглецов. Всех дачных детей она знала наперечёт, никто бы не посмел подойти вот так в открытую к девочке, а этот…
— Откуда, откуда, через забор перелез. — Мальчик кивнул головой в сторону соседской дачи.
— Ах. — Марта всплеснула руками. — Полянский, значит!
— А вы откуда знаете?
Марта с прищуром изучала незваного гостя.
— А тебя не учили, Филипп Полянский, что лазить через забор неприлично? Только хулиганы лазят через заборы и входят в окно вместо двери!
— Хм, а это мысль! — последовал дерзкий ответ.
— Филипп, не груби старшим. — У изгороди стояла та самая медноволосая соседка и виновато улыбалась. — Ну же, Филипп, извинись. — Она осторожно взглянула на Марту и приветливо кивнула: — Добрый день!
— Извините, — неохотно протянул Филипп.
— Добрый! — отозвалась мама Марта, без стеснения разглядывая женщину. — А вы, стало быть, Марина?
Солнечная фея понимающе усмехнулась:
— Марина, — мелодично ответила она, даже не думая смущаться.
Марта какое-то время молча изучала соседку, будто решала для себя что-то, и та сдалась, вспыхнула ярким румянцем и нервно поджала губы.
— Будем знакомы. Я Марта, Марта Альтман, а это моя младшая дочь, Лина. Ну что ж вы стоите, проходите. — Женщина открыла внутреннюю калитку и впустила новую знакомую.
— Какая милая девочка, какие небесно-голубые глаза! — Женщина коснулась белокурой головки Лины, пробежавшись пальчиками по спине, словно по клавиатуре рояля.
— Линочка, сколько тебе лет? Филиппу скоро одиннадцать. Я думаю, вы подружитесь.
— Мам, ты чего? — еле слышно ответил Филипп, покосившись на Марту. — Она же больная! — При этом он покрутил у виска пальцем.
Так произошло знакомство Альтман и Полянских. В ту ночь взволнованная Лина долго не могла заснуть, ворочалась, перебирая в памяти события прошедшего вечера, и утирала набегающие слёзы. В ушах звенела реплика Филиппа, обидная, едкая. И удивлённый взгляд мамы Марты, и озадаченная тётя Марина, смущённая выходкой сына.
Позднее, после короткой экскурсии по даче, Марта пригласила гостей за стол, угощала чаем и пирогом с фруктовой начинкой-ассорти. Филипп, ничуть не стесняясь, уплетал за обе щёки Мартины пироги. Тётя Марина ела мало, ссылаясь на диеты и позднее время. Разговор поначалу не клеился.
Молодая соседка ловко уклонялась от Мартиных расспросов об её артистической деятельности, от намёков на личную жизнь. Она всё больше отшучивалась, нахваливая выпечку, и сетовала на неумение готовить. Филипп откровенно скучал и всем своим видом выказывал нетерпение. Лина тайком поглядывала на мальчика-соседа и очень волновалась, словно чувствовала приближение чего-то из ряда вон выходящего. Вот и дождалась!
Мама Марта, оставив бесполезные попытки разузнать подробности жизни Полянских, неожиданно переключилась на детей. Установив массивный табурет в центре гостиной, она велела Лине прочесть недавно выученную назубок басню Крылова про Ворону и Лисицу. Лина чуть под стол не рухнула от конфуза, ведь за весь вечер она не проронила ни слова. Мальчишка ехидно ухмыльнулся и уставился на Лину, всем своим видом говоря: «Ну-ну, давай, сбацай что-нибудь, а мы посмотрим, на что ты там способна!»
Лина с мольбой смотрела на мать, вдруг та смягчится и оставит свои глупые затеи, но Марта словно в раж вошла, чуть ли не силой вытащила Лину из-за стола и строгим голосом приказала читать громко и с чувством! Лина и прочитала, стоя на табурете, словно на постаменте, сначала запинаясь, но потом, поймав суровый взгляд матери, оживилась, осмелела и, уже дойдя до льстивых речей Лисицы, пропела слова елейным хитрым голоском. А уж как она каркнула, «во всё воронье горло», Филипп аж чаем подавился, прыснув от смеха. Тётя Марина от души рассмеялась и захлопала в ладоши.
— Какая артистичная малышка! — прослезилась она от умиления.
— Точно придурочная, — бросил Лине Филипп, покидая дом Альтман.