Всю дорогу после ужина у Полянских Эла вспоминала забавные случаи из детства и смеялась над своими же шутками. Настроение у неё было приподнятым. Она не оставляла попыток завести разговор, задавала наводящие вопросы о жизни и о маме, но Лина вела себя словно настороженный зверёк: смотрела исподлобья, коротко отвечала на вопросы, а то и вовсе молчала и отводила взгляд, будто ожидая какого-то подвоха. Удивительно, но Эла держалась так, будто и не было между ними никакого разлада. Дома сестрица-мать скинула с себя вечернее платье и постелила чистую простынь на диване. В Мартину кровать она ложиться не стала.
— Будешь спать со мной, Линуся? — поинтересовалась она, напевая себе под нос незатейливую песенку.
Лина, не удостоив Элу ответом, сразу же отправилась в детскую и, быстро раздевшись, юркнула в постель. Вскоре и в соседней комнате погас свет. Сестрица-мать бесшумно подошла к изголовью кровати и погладила её по волосам. Девочка не шелохнулась, старательно притворяясь спящей и всячески подавляя в себе желание накрыться пледом с головой.
Утром Лину разбудил ласковый приятный голос, доносящийся с первого этажа — сестрица-мать напевала песенку на английском. Аромат свежей выпечки и какао поманил девочку на кухню. Завтрак прошёл в молчании. Эла почти не притронулась к еде, потягивала чёрный кофе и искоса поглядывала на Лину, губы её трогала лёгкая улыбка, а во взгляде сквозило любопытство.
Булочки оказались изумительными, просто таяли во рту, и решимость Лины принимать Элу как можно холоднее пошатнулась. Она с удовольствием поглощала аппетитную сдобу, политую шоколадной глазурью, прихлёбывала какао с каким-то особенным пряным вкусом и скользила взглядом по чистым, вымытым полам, по свежим занавескам на окнах, по аккуратно расставленной посуде на столе. Всё как при маме Марте.
Дядя Эдик вызвался отвезти Элу и Лину в больницу, и день прошёл в суете — быстрые сборы и приготовления, утомительная поездка, недолгая, но отчего-то очень волнующая. Предстоящая встреча с матерью тревожила девочку. Сколько она не видела маму? Почти три недели. А Эла? Она не приезжала домой несколько лет. Что она чувствует теперь?
Лина тайком изучала сестрицу-мать. Девушка казалась невозмутимой и с интересом разглядывала проплывающие за окном окрестности. Но когда она обращалась к Эдуарду, пытаясь завязать непринуждённую беседу, голос её выдавал лёгкое волнение. Мужчина сосредоточенно смотрел на дорогу и был совершенно серьёзен. Лишь изредка он удостаивал Элу ответом. Сестрица-мать не сдавалась — так и щебетала, смеясь и вспоминая былые времена, а Лине становилось неловко за неё и отчего-то жаль…
— Я с удовольствием бы пожила на даче, так замечательно окунуться в детство, вернуться в прошлое. Ты помнишь, Эдик, как раньше… — восторгалась девушка, однако поймав его задумчивый, почти отстранённый взгляд, осеклась и виновато улыбнулась.
К счастью, неловкий момент сгладил внезапный звонок телефона. Сестрица-мать отвлеклась на разговор с подругой и проболтала почти до самой больницы.
Марта медленно шла на поправку. Дядя Эдик познакомил Элу с заведующим отделением интенсивной терапии, куда Марту Альтман перевели несколько дней назад из реанимации. Лина вдыхала больничный воздух, пропитанный йодом, пенициллином и хлоркой. Она хорошо запомнила этот запах — ей довелось полежать в больнице в прошлом году.
Режим в отделении был строгим, но благодаря дяде Эдику родственников впустили в палату. Лина едва сдержала слёзы, сердце в груди будто оборвалось. Марта выглядела исхудавшей и бледной. Лина изучала её осунувшееся лицо с синевой под глазами, отчётливо проступившие морщинки, глубокие складки, пролёгшие от крыльев носа к уголкам рта. Она лежала на высокой подушке, на висках её серебрилась седина.
Зрелище было удручающим, но подвижный, цепкий и осмысленный взгляд мамы Марты порадовал Лину. При виде своих драгоценных девочек лицо женщины порозовело, а по щеке скатилась скупая слеза.
— Мамочка, — воскликнула Эла и кинулась к кровати. Порывисто обняв мать, она заплакала у неё на груди. — Прости меня, прости, только выздоравливай, пожалуйста, прошу тебя… — приговаривала она.
Визит получился коротким, но насыщенным впечатлениями. Наплакавшись, Эла затихла и вела себя сдержанно, ласково разговаривала с матерью и уверяла, что отношения с Линой складываются замечательно.
Марта вглядывалась в глаза младшей дочери, будто пыталась уловить в них ответ на свой немой вопрос — «Так ли всё хорошо, как кажется на первый взгляд? Справляется ли Эла?»
Лина грустно улыбалась и льнула к Марте. От потрясения она и слова вымолвить не могла, только смахивала набегающие слезинки. На сестрицу-мать она старалась не смотреть, очень боялась обнаружить свои настоящие чувства и расстроить маму, а потому делала вид, что с Элой они прекрасно поладили.
Планы сестрицы-матери резко изменились, и из больницы Эла и Лина вернулись на дачу. Причиной стал эмоциональный разговор сестрицы-матери с дядей Эдиком. Девочка вспоминала, как Эла, оказавшись за пределами маминой палаты, привалилась к холодной больничной стене и отчаянно разрыдалась. Жалобно всхлипывая и причитая, она казалась трогательно беззащитной и несчастной.
— Я не думала, что всё настолько серьёзно, — повторяла она вновь и вновь, закрыв ладонями лицо, — я не знала, что всё так, не знала, не знала…
Дядя Эдик слегка растерялся и какое-то время смущённо взирал на девушку. Рука его тянулась к её плечу, но почему-то не решалась коснуться. Наконец он пересилил свои сомнения и притронулся к светлым волосам, струящимся по спине тяжёлой волной, утешающе погладил, и Эла тут же прильнула к мужской груди, рыдания её стали громкими и надрывными.
— Всё самое худшее позади, — утешал он Элу, обнимая, — Марта боец, она выкарабкается, у неё получится, ты слышишь? Всё будет хорошо, я обещаю тебе.
Судорожные всхлипывания вскоре стихли, и девушка успокоилась.
— Эдик, умоляю, не оставляй меня, я не справлюсь без твоей поддержки, мне страшно, Эдик, умоляю тебя… — прошептала она, устремив пронзительный взгляд на мужчину. Удивительно, но слёзы ничуть не испортили её прекрасное лицо, порозовевшие щёки и слезинки на ресницах придавали Эле нежности и очарования.
— Ты ведь можешь пожить на даче, — рассеянно ответил он, — я буду привозить тебя каждое утро к Марте, а после обеда забирать. За Линой присмотрит Марина.
— Это было бы замечательно, я так тебе благодарна. — Сестрица-мать облегчённо вздохнула и нехотя отстранилась от Эдуарда.
Всю обратную дорогу Эла была молчаливой и сбрасывала входящие звонки сотового, не желая, видимо, говорить при свидетелях. Эдуард немного смягчился и пытался разрядить обстановку шутливыми рассказами из жизни, но иногда она задавала вопросы по существу, и ему приходилось рассуждать о возможных причинах и исходах болезни Марты. Эла внимательно слушала, не сводя заинтересованного взгляда с собеседника, и тихо вздыхала.
Спустя час после поездки Эла решила прогуляться по посёлку. Она нарядилась в короткий яркий сарафанчик, найденный среди старых вещей, заботливо припрятанных мамой Мартой на верхней полке шифоньера. Недавнее расстройство сменилось беззаботностью.
Она кокетливо покружилась перед зеркалом, будто ей и не двадцать шесть, а шестнадцать, и Лина на миг залюбовалась сестрицей-матерью. Совсем юная, с милыми ямочками, сияющей улыбкой и без капли косметики — как же она была хороша! И как же шёл ей этот ситцевый сарафанчик! Девочка и не заметила, как улыбнулась в ответ.
— Линуся, сейчас я покажу тебе такие чудные места!.. — воскликнула Эла, увлекая дочь за собой.
Вместе с Элой они обошли все окрестности посёлка, заглянув в самые дальние его уголки, граничащие с лесом. Сестрица-мать удивлялась переменам — роскоши новых построек и красоте палисадников, то и дело возвращаясь к воспоминаниям о детстве. Дорога, плутающая между домами и лужайками, вывела их к местной речушке. Эла не раздумывая забрела по колено в воду и присела, пробуя руками зеркальную гладь, а потом неожиданно шагнула вперёд и окунулась в реку.
— Я и забыла, как это здорово! Лина, ну иди же ко мне, — звала её сестрица-мать, заразительно смеясь. В эти моменты она была той самой Элой из детских фантазий Лины — такой же открытой и солнечной.
И девочка решилась. Оставив за плечами былые сомнения и страхи, она прыгнула следом.
Они плескались в реке не меньше часа. Эла учила Лину держаться на воде и нырять. И рядом с ней девочка ничего не боялась. Из воды они вышли с посиневшими губами, даже обсушиться было нечем — так и побрели домой, подгоняемые ветерком, а потом, переодевшись в чистое бельё, прилегли на диван, обнялись и уснули.
К вечеру у Лины поднялась температура.
— Ну что же это такое? — заволновалась Эла, — что мама делает в таких случаях?
— Укладывает в кровать и даёт таблетку, — вздохнула Лина, дрожа от озноба и натягивая на себя простыню.
— А какую таблетку, сколько? Боже мой, на градуснике тридцать девять, что же мне делать с тобой? Придётся к Эдику бежать. Не хотелось так скоро, но, видно, придётся… — посетовала Эла и, подойдя к зеркалу, внимательно оглядела себя. Девушка прошлась расчёской по волосам и нанесла на скулы тонкий слой румян.
— Я скоро, — обронила она, задумчиво оглядывая своё отражение, а затем скрылась за дверью.
Вскоре она вернулась в сопровождении дяди Эдика.
— Не вижу ничего подозрительного, — сказал доктор, тщательно осмотрев больную.
— Что же это тогда? — удивилась Эла и скрестила на груди руки.
— Девочка очень эмоциональна. Слишком много событий за последние дни, больница и… твой приезд. Я не удивлюсь, что после горячего чая с малиной температура снизится сама собой и без всяких последствий. Но парацетамол всё же придётся принять. — Дядя Эдик подмигнул Лине и улыбнулся. — А перед сном я ещё раз загляну.
Эла выполнила все его предписания, и спустя полчаса Лине действительно стало лучше.
Поздним вечером он снова пришёл навестить больную. Эла встречала его в коротком шёлковом халатике, удачно подчёркивающим достоинства её фигуры, и с распущенными волосами. Девушка игриво улыбалась и загадочно поглядывала на мужчину, когда они вошли в зал. Однако дядя Эдик был серьёзен и сосредоточен на больной. Убедившись, что с Линой всё в порядке, он быстро засобирался домой.
— Эдик, может, что-нибудь выпьем? У меня есть бренди, — проворковала Эла.
— Есть повод? — Мужчина окинул сестрицу-мать быстрым взглядом.
— За встречу.
— Кажется, мы уже отметили вчера…
— Да, ты прав, — Эла досадно вздохнула и захлопала ресничками, — я могу сварить кофе, ты любишь кофе?
Эдуард молча смотрел на девушку, и в его глазах заиграли озорные огоньки.
— Хочешь удивить меня? — усмехнулся он.
— О, разве можно в наше время чем-то удивить? — вспыхнула Эла. — Но… несколько особых рецептов у меня припасено.
Со стороны эта милая сцена выглядела шутливым разговором старых приятелей, однако Лина чувствовала, что происходит что-то неладное. Она с досадой наблюдала за происходящим, чувствуя, как засвербело в носу. Не сдержавшись, девочка громко чихнула.
— Ну, мне пора, — серьёзным тоном сказал дядя Эдик и направился к выходу. — Марина ждёт меня.
— Я провожу тебя немного, — спохватилась Эла, но он остановил её коротким жестом.
— Не стоит, займись лучше дочерью, — бросил он вскользь и, не оглядываясь, вышел.
— Хм, подумаешь, — задумчиво проговорила Эла, выглядывая в окно и провожая взглядом удаляющуюся фигуру мужчины, — могла бы и подождать.
— Нет, не могла, — воскликнула Лина, возмущённая поведением девушки, — тётя Мариночка беременная, и ей нельзя волноваться.
— Ах, вот оно что! — Эла натянуто улыбнулась. — Ну, это её проблемы.