Интермеццо Лина

Глава 6

Наступило первое воскресенье августа. Ранним утром Лина, как обычно, помогала Марте по хозяйству. Детские пальчики шустро перебирали рисовую крупу на кухонном столе, а мысли порхали где-то далеко. Мама Марта, напевая себе под нос, мерно постукивала кухонным ножом, управляясь с обедом. Неожиданно в дом Альтман явилась взволнованная тётя Марина.

— Прошу вас, Марта, помогите! — воскликнула женщина, позабыв о приветствии.

Запыхавшаяся от быстрой ходьбы, с нездоровым румянцем на бледном лице, она стояла на пороге и нервно сминала и без того уже скомканный тетрадный лист. Ситцевый фартук, испачканный мукой, был косо повязан поверх зелёного платья. Медные прядки выбились из-под косынки и распушились на висках, плечи подрагивали.

— Что это с вами, Марина? — удивлённо отозвалась мама Марта, внимательно оглядывая соседку.

— Филипп… он отказывается от всякой еды, — дрожащим голосом промолвила женщина. — Он требует блинчики. Ему каждое воскресенье наша домработница пекла. Она мне рецепт написала. — Тётя Марина расправила помятую бумагу и снова посмотрела на Марту. — Но я… у меня не получается!

— Ох, и балуете вы вашего мальчика, — немного помедлив, ответила Марта, — мне б его на недельку, как шёлковый стал бы!

Тётя Марина так и стояла с мольбой в глазах, не смея возразить.

— Блинчики ему подавай, — проворчала Марта, утирая рукавом пот со лба, однако, быстро свернув свои кухонные дела, направилась к двери. — Ну идёмте, устрою вам мастер-класс!

Оставив позади маму Марту, Лина вприпрыжку бежала за тётей Мариной. Так уж ей хотелось оказаться в великолепном доме Полянских. Воображение её рисовало золотисто-пурпурные тона и тронный зал с мраморными колоннами, совсем как в полюбившихся сказках братьев Гримм. Но, оказавшись внутри, девочка разочарованно огляделась. Взору открылись голые стены просторной гостиной, пустующие стеллажи с гигантскими впадинами глазниц и многочисленные контейнеры и коробки, громоздящиеся посреди комнат. Чёрное пианино одиноко дремало у стены в ожидании праздника.

Кухня, напротив, встречала яркой и уютной обстановкой. Впечатление портил лишь хмурый Филипп, сидящий за столом, уставленным фруктами и сладостями. Тарелка с остывшей кашей, отодвинутая на противоположный край стола, затерялась между вазочками с конфетами, которых Лина насчитала не менее четырёх. Похоже, мальчишка так ни к чему и не притронулся. Окинув незваных гостей — суровую Марту и тихоню Лину — недобрым взглядом, он едва заметно кивнул, но из-за стола не поднялся. Тётю Марину он и вовсе проигнорировал.

Женщина рассеянно захлопотала на кухне: то блюдо отыскивала, то яйца из холодильника доставала.

— Надо же, Марта, — смеялась тётя Марина, — а про яйцо-то я и забыла!

Марта тут же принялась за дело, замесила жидкое тесто, отыскала нужную сковороду и вскоре на тарелке выросла стопка румяных пористых блинов. Филипп, удивляясь ловкости соседкиных рук, незаметно подкрался ближе и, позабыв о недавних размолвках, внимательно следил за процессом. Тётя Марина оказалась способной ученицей и даже испекла парочку «маленьких шедевров» самостоятельно. Лина беспрестанно щебетала и смазывала блинчики маслом. Девочка украдкой поглядывала в сторону мальчишки — слишком остро ощущала она его присутствие. Филипп уже давно стоял у плиты и чутко реагировал на каждое движение матери. Мальчишка явно переживал за неё. В какой-то момент Лине показалось, что он готов был прийти на помощь, когда тётя Марина по неловкости чуть не выронила сковороду из рук. Но стоило женщине восхититься умелыми ручками Лины, как тот мгновенно посерьёзнел и неприязненно посмотрел в сторону матери и девчонки.

Когда же дело подошло к концу, Филипп, не желая садиться за стол, немедленно направился к выходу. Озадаченная тётя Марина кинулась следом за сыном.

— Филиппушка, ну куда же ты?

— Спасибо, я не голоден, — прошипел он сквозь зубы.

Тётя Марина раздосадованно вздохнула.

— Вот и хорошо, — воскликнула Марта, — Марина, ставьте чайник, будем пить чай и есть наши блинчики. А те, кто не желают, — повысила она голос, — могут идти восвояси!

— Да ешьте сами, что хотите! — нахально протянул Филипп и громко хлопнул дверью.

Тётя Марина словно подкошенная рухнула на стул и тихо заплакала.

— Что это с вашим мальчиком? — удивилась мама Марта, — ведь не подросток, а так издевается.

В ответ тётя Марина расплакалась сильнее.

— А что же Эдуард? Он совсем не занимается его воспитанием?

— Ох, и не спрашивайте, Марта, всё так сложно! — всхлипывала женщина, утирая фартуком слёзы.

В этот момент она выглядела такой беззащитной, совсем не той восторженной дивой, что грелась в лучах полуденного солнца. Линино сердечко жалобно заныло, и она, подавшись навстречу женщине, обняла её, поникшую, за плечи. Как ни странно, детская ласка подействовала словно бальзам на израненную душу. Тётя Марина притянула девочку к себе и благодарно погладила по спине.

— Вытроска! — возмущённо прокричал Филипп в распахнутое кухонное окно. Лина вскинула голову и столкнулась со злобным взглядом мальчишки.

Никто из присутствующих не сомневался, что слова адресованы именно ей. Тётя Марина немедленно отстранилась и ринулась было за сыном.

— Остановитесь, Марина! — строго сказала Марта, — не смейте бежать за ним. Проявите твёрдость!

Женщина с тоской посмотрела на Марту, руки её безвольно повисли, плечи поникли. Смирившись, она направилась к посудному шкафу.

А вечером к дому Полянских подъехал автомобиль, и вскоре послышались звуки скандала. Лине это напомнило душераздирающие сцены из маминых сериалов: суета, хлопанье дверей и женский плач. Девочке казалось, что такое случается только в кино. Впечатлительная Лина едва сдерживала волнение. Она залезла на подоконник в детской, да так и зависла, наблюдая ссору Полянских. Мама Марта, бросив свои вечерние дела, тоже поспешила на шум и, вместо того чтобы привычно отогнать любопытствующую дочь от окна, заохала и пристроилась рядом. Между тем конфликт продолжался.

Тётя Марина металась от мужа к сыну и о чём-то упрашивала, плакала. До Лины и Марты доносились сбивчивые фразы, отчаявшаяся женщина с мольбой протягивала руки к Филиппу, но тот и не думал смотреть в её сторону, демонстративно уворачивался и с хмурым видом садился в машину. Эдуард и вовсе был холоден, он молча наблюдал за истерикой жены, будто его ничуть не трогали её слёзы. Лина никогда не видела его таким жёстким. Оставив бесполезные попытки разжалобить сына, тётя Марина бросилась к мужу, но тот осадил её одной лишь фразой, а когда несчастная разрыдалась, мягко встряхнул за плечи и, усадив на лавку возле дома, направился к автомобилю.

Когда же синяя легковушка тронулась и плавно покатилась по дороге, тётя Марина, пошатываясь, вышла за ворота и, будто безумная, побрела за удаляющейся машиной. Зрелище было удручающим и печальным. Перед глазами Лины так и стояли недавние сцены размолвки, и голос рыжеволосой феи звучал откуда-то издалека и таял, словно эхо, в пустынном пространстве, сменяясь то плачем, то смехом сияющей от счастья женщины…

И вот сквозь вечерний покой несутся непрерывные звуки фортепиано, лавина боли, страсти и сумасшествия, и вслед за финальным аккордом, словно подземный ключ, пробивается, журчит ручеёк печальной и нежной мелодии. Он набирает силу, обрастая оттенками созвучий, похожих на звон хрустальных колокольчиков, бьющихся о камушки горной реки, вливается в водопад тревожных аккордов и уносится вдаль неистовыми вихрями, ураганами…

— Мама! — с мольбой воскликнула Лина, и голос её дрогнул от внезапно нахлынувших чувств. — Пожалуйста, пожалуйста, мамочка, пожа-а-луйста! — зашептала девочка сквозь слёзы.

Вряд ли она понимала, о чём просила мать, да только Марта, поддавшись душевным порывам дочери, неожиданно расчувствовалась и повела её на звуки головокружительной мелодии.

Они почти бесшумно вошли в особняк Полянских и притаились в центре пустующего холла на мягком кожаном диване. Сидя за инструментом, Марина всецело отдавалась музыке, будто только в ней и жила, воскресала с каждым последующим вдохом и, казалось, парила в небесах. Играла она виртуозно и самозабвенно. Пальцы её, едва касаясь клавиш, рождали чарующие звуки. Мелодия лилась, словно бесконечный поток слёз. Женщина раскачивалась в такт, слегка прикрывая веки, и казалось, стоит только попытаться прервать её, как всё вокруг померкнет и превратится в осколки потерянного счастья.

Внимая живой, неимоверно волнующей игре, Лина сидела напряжённая, будто натянутая струна. Временами её накрывало волной мурашек, и взволнованная Марта прижимала трепещущую Лину к груди. Исполнив последнюю пьесу, тётя Марина сидела неподвижно и удерживала руки на клавиатуре, будто мысленно общалась с инструментом, успокаивала его, а затем поднялась и выглядела на удивление спокойной, лишь тихая грусть сквозила в уставшем взгляде.

— Тётя Мариночка! — взволнованно прошептала девочка, — Что это было, тётя Мариночка? Что за музыка? — И Лина напела мотив чистым певучим голоском.

— О, Линочка… Это «Интермеццо» Брамса, — печально ответила женщина, — вся моя жизнь — интермеццо!

— А вы поиграете ещё, тётя Мариночка?

— Обязательно, милая, обязательно…

В ту ночь Лина проснулась от приглушённых голосов. Женщины засиделись за малиновой настойкой и ночными откровениями.

— Ничего-ничего, — говорила Марта, — время лечит, и всё наладится. И знаете, Марина, если Эдуард построил такой дом, значит, надеется на что-то, вы уж поверьте мне, дорогая. Теперь дело за вами. Нужно создать уют в доме, чтобы мужчину тянуло в семью, чтобы ему хотелось возвращаться. Всегда должна быть вкусная еда и порядок.

— Это дом для свиданий, не более. Филипп живёт с Эдуардом, и до недавнего времени я виделась с сыном лишь по выходным. И вот, мне наконец позволено быть рядом. Но я так виновата! Я всё осознаю, только не знаю, что делать и как вернуть доверие Филиппа. — Тётя Марина прерывисто вздохнула. — Я так стараюсь, но у меня не получается!

Женщины немного помолчали.

— Чудесный дом, необычный, — продолжила мама Марта. — Знаете, Мариночка, сколько шума в посёлке наделал этот проект? Вы угощайтесь, славная получилась наливка, тягучая!

— Спасибо, Марта, вы согрели меня! — мягко пропела тётя Марина, — этот дом построен на деньги от продажи родительской квартиры. Мои родители давно умерли, квартира пустовала и вот… это для Филиппушки, его дача, мы так решили с Эдуардом.

— Кто же додумался до такой красоты? Наверняка это ваша задумка, Мариночка?

— Нет, что вы, Марта, это фантазии Эдика. Я приятно удивилась, когда увидела всё это. И… для меня это тоже большой сюрприз.

— Вот видите, ему небезразлично, — тут же подхватила мама Марта, — он столько вложил души в эту дачу, не сомневайтесь, Мариночка!

— Знаете, Марта. — Голос тёти Марины стал хрипловатым, болезненным. — Мне стыдно признаться, но слухи отчасти правдивы. И я не жалею, что ушла из семьи… Я не могла поступить иначе. Мой наставник, первая любовь… Тамерлан! Он заболел внезапно и мучительно умирал. Его все бросили, отвернулись, он остался один на один со своей болезнью и совершенно не признавал этого. Он таял на глазах, и я должна была помочь ему, но я не хотела бросать сына… Меня поставили перед выбором! Эдуард, он бывает таким непреклонным! Он сам толкнул меня на это… и мне пришлось пожертвовать ими. Хотя поверьте, Марта, — оживилась тётя Марина, — Эдик и Филипп — они моё всё! Любовь к мужу — земное притяжение, как пристань в гавани, мой якорь. Тамерлан… это… боль, тоска, нежность… воплощённая иллюзия любви!.. Удивительно, да только рядом с ним я забывала обо всём. О долге, о семье, о сыне. Мне нет прощения, Марта!

— Мне сложно судить вас, Марина. Только не зря же говорят — время лечит! Всё перемелется и забудется! Поверьте, если есть любовь, есть и надежда! Люди на то они и люди, чтобы совершать ошибки. Мне кажется, вы сможете возродить семью, боритесь и не сдавайтесь. А я чем смогу, помогу! Филипп… Будьте твёрже! В конце концов, он ребёнок и со временем всё забудет…