Интермеццо Лина

Глава 19

— Ах-х… — Тихий, едва уловимый смех слышался сквозь сон, щекотал дремлющее сознание. Мягкие заботливые руки прикрыли озябшие плечики лёгким махровым пледом, поправили подушку. Ныли затёкшие мышцы, ноги словно тисками сковала тёплая приятная тяжесть. Зыбкая, ускользающая, неясная мысль витала в голове — отчего же… отчего нельзя пошевелиться, будто в страхе спугнуть, расплескать…

— Тс-с, идём, пусть спят, какие же они ещё маленькие.

Под нежный убаюкивающий шёпот хотелось раствориться в сонной дрёме, нежиться в уютном тепле. Лина с трудом разлепила тяжёлые веки, силясь понять, разглядеть. Мутный взгляд сфокусировался на синей футболке спящего рядом Филиппа. Что происходит? Память мигом вернула события прошлого дня и ночного кошмара, заставив Лину ахнуть от изумления.

Она аккуратно высвободилась из плена, приподнялась.

— Мама? Что с моей мамой⁈ — прошептала Лина вслед удаляющейся тёте Марине.

— Спи, Линочка, мама в больнице, — с ласковой улыбкой заверила та, чуть задержавшись в дверях.

— А… она поправится? — Хриплый взволнованный шёпот потревожил сон Филиппа. Он пошевелился.

— Обязательно, Линочка, обязательно, спи родная! — Мягкая улыбка тёти Марины подействовала сильнее любого успокоительного. Веки, и без того тяжёлые, слипались, голову словно магнитом тянуло к подушке, как же хотелось спать…

Мерное посапывание Фила прервалось глубоким вдохом, он потянулся, задвинув сонную Лину вглубь дивана и, развалившись удобнее, вновь засопел.

Какое-то время сомнения мучили её — так хотелось вернуться в уютное гнёздышко! Однако растущее чувство неловкости и стыда призывало к благоразумию. И всё же сон сморил её. Недолго думая, она ухватилась за край подушки и, вжавшись в спинку дивана, прикорнула в тесноте. Думать ни о чём не хотелось, только спать…

Пробуждение было необычным. Тишину гостиной пронзила ритмичная музыка, грянувшая из колонок, как гром среди ясного неба:

'Shots ring out in the dead of night

The sergeant calls: stand up and fight…'

— Эй, молодёжь! Двенадцать уже, подъём! — Дядя Эдик присел рядом со спящим сыном и легонько потряс его за плечо. — Вы чем всю ночь занимались, дети? — Звуки гитар вторгались в сонное царство, слова английской песни звучали словно армейский речитатив, но мелодия казалась Лине на удивление приятной.

«You» rein the army now

Oh, oh, you' rein the army now…'

— Ну, пап. — Парнишка уткнулся лицом в подушку.

— Подъём! Твоё счастье, что дождь идёт, речка отменяется.

Филипп нехотя сел, растерянно покосился на Лину и прикрыл глаза, будто пытался отогнать неугодное видение. Девочка смутилась и покраснела, натянув покрывало.

— Только попробуй кому скажи, — хрипло пробурчал парнишка, однако на лице его тут же появилась хитрая улыбочка.

«Как стыдно», — подумала Лина, украдкой поглядывая на дядю Эдика. Мужчина склонился над тумбой и изучал разбросанные диски.

«Что же он подумает про меня? Наверное, что я очень невоспитанная, испорченная девочка! А если об этом узнает мама Марта!..» — Лина крепко зажмурилась, представив её суровый осуждающий взгляд.

Дядя Эдик, будто услышав мысли Лины, обернулся и посмотрел на сына с затаённой усмешкой.

— Добрался⁈ — пожурил он Филиппа, имея в виду запретные фильмы, — ну что ж, подробно расскажешь за столом о своих впечатлениях. И перестань смущать девочку, герой! Живо в душ, — скомандовал он.

После недолгих утренних процедур семья Полянских и юная гостья-соседка собрались за столом. Обед проходил в тишине и спокойствии — сочный гусь и салат из свежих овощей оказались невероятно вкусными. Покончив с едой, дядя Эдик потягивал вино из пузатого стаканчика и говорил о методиках лечения перитонита, описанных в новейших статьях.

Для Лины рассуждения Полянского-старшего казались невероятно сложными — она никак не могла понять, относится ли это к маме Марте.

Тётя Марина вдумчиво слушала мужа и грустно вздыхала. Филипп рассеянно ковырялся вилкой в тарелке и с опаской поглядывал на отца, будто готовился держать ответ перед строгим родителем.

Отчего-то незнакомые медицинские термины глубоко проникали в восприимчивую душу Лины, и воображение её подкидывало ужасающие картинки долгой и сложной операции мамы Марты. Внезапно побледнев, она почувствовала, как к горлу подкатил тошнотворный ком. Рука её задрожала. Отложив вилку в сторону, девочка ухватилась за бокал с водой и сделала большой глоток.

— Так… — с улыбкой протянул дядя Эдик и понимающе покачал головой, — кому-то среди нас точно не быть студентом-медиком и не есть в анатомичке пирожки.

— Ну Эдик, умоляю, перестань! — Тётя Марина с сочувствием смотрела на девочку. — Я уверена, что всё обойдётся. И вообще, эти разговоры не к столу.

— Простите, привычка, — шутливо возразил дядя Эдик. — В семье врачей обычное дело рассуждать о патогенезе и возможных исходах болезни.

— Ох… — Тётя Марина с ласковым упрёком взглянула на мужа и ободряюще обняла девочку за плечи. — Я никогда не понимала этого, верный способ отбить аппетит и довести до обморока!

Дядя Эдик сдержанно засмеялся и переключился на Филиппа:

— Ну, сынок, теперь твоя очередь нас развлекать! Давай, расскажи, что здесь происходило этой ночью?

Филипп отодвинул тарелку и выпрямился. Он если и боялся отца, то вида не подавал.

— Да что рассказывать-то, — невозмутимо отозвался парнишка, — ждали известий, потом после звонка она разревелась, еле успокоил, пытался спать её уложить, да куда там… молоко пить тоже наотрез отказалась, ну… и начали фильм смотреть. Линка испугалась, просила не оставлять её одну, пришлось ночевать с ней прямо тут.

— Да, с женщинами всегда непросто… — усмехнулся дядя Эдик. — И что за фильм вы смотрели?

— Так «Другие», он же в дисководе остался. Зачётный фильм!

— Это правда очень-очень страшный фильм! И если бы не Филипп, я бы, наверное, со страха умерла! — воскликнула Лина и смущённо опустила глаза.

— Молодец, сын! Защитил девочку, спас от ночных кошмаров, можно сказать, ценой собственной репутации! — сыронизировал мужчина.

— Я рада, что вы наконец-то подружились, — засмеялась тётя Марина и попыталась обнять Филиппа, но тот легко увернулся, состроив Лине гримасу, и, выскочив из-за стола, направился к выходу.

— Сынок, куда же ты? — воскликнула женщина. — Сегодня твоя очередь мыть посуду! А у нас с Линочкой дела!

— Идите, идите, мы справимся. — Дядя Эдик с нежностью смотрел на жену

Очарованная семейной идиллией, Лина наблюдала, как Филипп неохотно возвращается на кухню исполнять армейское предписание.

— Позовите, когда будет готов чай. Мы привезли сладости…

— Ну как, тебе нравится тут?

Тётя Марина и Лина вошли в гостевую, расположенную рядом со спальней супругов Полянских. Филипп обитал там же на втором этаже, его дверь виднелась в глубине коридора.

— Просто волшебно! — Лина с восторгом изучала изысканный интерьер будущей комнаты.

Стены персикового цвета и бежевый ворсистый ковёр создавали атмосферу уюта. В глубине виднелась широкая двуспальная кровать с высоким стёганым изголовьем и нежным шёлковым покрывалом. Рядом — невысокий стеклянный столик и стулья из ротанга. В углу торжественно возвышалось старинное кресло с изящно изогнутыми ножками.

Однако особое впечатление произвело на девочку окно с разноцветными витражами. Недавние тучки развеялись, и розоватые солнечные лучи робко проникали сквозь стёкла, играя радужными бликами на стенах.

Прошлым летом из круиза по европейским странам Полянские привезли интересные вещицы, пополнившие стеллажи гостиной, а в некоторые окна второго этажа, по образу готических соборов Италии, вставили витражи. Прогуливаясь вокруг особняка, Лина с удовольствием рассматривала причудливые композиции разноцветных осколков, стараясь не выказывать явного интереса — жёсткое воспитание мамы Марты не позволяло лишний раз открыто проявлять эмоции, и Лина, затаив дыхание, ждала удобного момента, чтобы когда-нибудь изучить эти рисунки вблизи. Теперь же ей представилась такая возможность.

На узоре изображалась каменная ваза с розовато-лиловыми бутонами и заострёнными язычками тычинок, зияющие рты которых обрамляла изумрудная зелень листвы. Впечатления добавляла и кованая люстра с матовыми плафонами в форме каменных цветов.

— Как чудесно! — восторженно прошептала Лина.

— Рада, что тебе пришлось по душе, теперь это твоя комната.

— Тётя Мариночка, а… что у вас там? — Лина указала на дверь, куда Филипп приводил её прошлой ночью.

— Ах, это кладовая. Там хранятся остатки стройматериалов, инструменты дяди Эдика и всякие мелочи, хочешь взглянуть?

Лина кивнула и проследовала за тётей Мариной. За дверью оказалась серая цементная подсобка с узким прямоугольным окном, плохо освещённая и заставленная коробками до самого потока. «Ну, Филипп, — подумала Лина и улыбнулась, — какой шутник!»

— Сходим за твоими вещами, заодно и приберёмся в доме. — Тётя Марина направилась к выходу, и Лина послушно последовала за женщиной.

Дача Альтман будто осиротела без властной хозяйки. Лина с тоской озиралась вокруг, припоминая вчерашние события — слишком живо всё было в памяти. Сибас, сбитый с толку непривычной тишиной и отсутствием жильцов, беспрестанно мяукал и вился у ног девочки. Лина приласкала его, всплакнув, и тот замурлыкал от удовольствия. Кота решили взять с собой вместе с лотком и домиком, чтобы бедняге не было одиноко.

Тётя Марина смела осколки разбитой чашки, закрыла все окна, оставив единственную открытую форточку на кухне, и собрала вещи Лины в пакет.

— Может, хочешь ещё что-нибудь взять? Подумай, милая, а я пока на кухне побуду. — С этими словами женщина спустилась по лестнице, оставив Лину одну.

Девочка присела на краешек стула напротив серванта. Взгляд её упал на фотографию Элы — красивой бездушной блондинки. Ей вспомнился последний приезд сестрицы-матери. Кажется, это было лет пять назад.

В ту холодную февральскую ночь тишину московской квартиры Альтман разрезал дверной звонок. Мама Марта с беспокойством взглянула в глазок и вскоре с возгласом «о, боженьки мои» принялась отпирать замки.

— Эла! — воскликнула Марта, задохнувшись от волнения. — Ты как же это? Почему не сообщила?

— А вот не сообщила! — Девушка обняла растерянную Марту и осмотрелась. — Люблю сюрпризы! Этот дом ещё помнит меня?

Лина так и замерла, не решаясь шагнуть навстречу сестре, глаза её светились восторгом, а сердце ликовало от неуёмной радости. Эла, её Эла! Девушка сняла пушистую шапку, и густые белокурые волосы рассыпались по плечам шелковистой волной, несколько прядок упало на лоб. Тонкий душистый аромат с нотками весенних цветов распространился по комнате. Аромат Элы!

— А кто это у нас там прячется? — Сестрица присела на колени. Улыбка заиграла на губах, когда она раскрыла для Лины объятия. — Ну иди же ко мне, Солнышко!

Лина, затаив дыхание, любовалась Элой. Какая же она была красивая, точно Снегурочка из сказки! Не помня себя от счастья, девочка рванулась к сестре и обняла её крепко-крепко. Та вскрикнула, еле удержавшись на ногах, и засмеялась.

— Задушишь меня, Лина, ну дай же посмотреть на тебя. — Эла отстранилась, оглядывая детское личико. — Хорошая моя, нет, не моя, — приговаривала Эла, то сияя, то хмурясь.

— Так что же случилось? Что-то с дедом? — беспокоилась Марта.

— Да нет, я на семинар стилистов. Решилась в последний момент, конкуренция наступает. Всегда нужно быть на шаг впереди, — ответила Эла, не отрывая взгляда от девочки. — Какая же ты большая стала…

— А ты… к нам навсегда? — с надеждой спросила Лина, взирая на сестру словно на божество.

— Нет, но я тут задержусь на недельку. Как только освобожусь, пойдём гулять. Я почти без подарков, вот не успела. Но мы же исправим эту оплошность?

Лина приникла к сестре. От нежных прикосновений её рук по спине разливалась теплая волна. Девочка вдохнула неповторимый аромат и зарылась руками в копну волос, а затем заглянула в небесно-голубые глаза.

— Да, да!.. — еле слышно ответила Лина — от счастья она была близка к обмороку.

— Хочешь узнать, что я привезла тебе? — Эла потянулась к лакированному чемодану, недолго повозилась с замками и извлекла из него небольшую цветную коробку. — Кукла Альтман-блондинка, как все мы!

Кукла Барби с миниатюрной точёной фигуркой, блестящими волосами и раскосыми глазами в пол-лица задорно улыбалась сквозь прозрачную упаковку, совсем как красавица Эла. Лина ещё помнила тот восторг, ту бесконечную радость от приезда сестры, а кукла стала одним из немногих упоминаний о близкой, но такой далёкой родственнице.

Она назвала её Элой. Ей казалось, что в кукле есть частичка Элиной души, и потому Лина обращалась с ней бережно и всюду брала с собой.

И неважно, что в тот приезд прогулка по Москве так и не состоялась. Сестрица-мать явилась домой лишь перед самым отъездом, когда до вылета в Калининград оставалось несколько часов. «Ох уж эти взрослые, — думала девочка, оправдывая Элу, — они такие занятые… Ну и пусть, ведь время погулять ещё будет. Разве нет?»

Лина подошла к серванту и аккуратно вытащила куклу из-под стекла. Стоит ли забрать её в дом Полянских? Она смотрела на улыбающуюся мордашку и ничего не чувствовала. Что-то сломалось в душе, ушло… Немного подержав в руках красивую безделицу, она без сожаления закинула её обратно в сервант и без оглядки вышла из зала.

Ближе к ночи над посёлком нависли тучи и за окном зашелестел дождь. Крупные капли барабанили по крыше и стучали в окно, ветер шумел в листве, раскачивая ветви молодых яблонь в саду, а в унылой тишине гостевой тикали настенные часы.

Лина поднялась с постели и отправилась на поиски тёти Марины — оставаться одной было невыносимо. Она осторожно спустилась по ступенькам лестницы и направилась к столовой. Именно там горел свет и слышались приглушенные голоса тети Марины и дяди Эдика.

— Это просто немыслимо… безответственно! — возмущался мужчина. — Любой патологический процесс в брюшной полости может печально закончиться, что говорить о гнойном холецистите! Это серьёзная болезнь, опасная осложнениями. Перитонит, сепсис… они часто приводят к летальному исходу. Пойми, её недуг длился не одну неделю и даже не один месяц! Как можно быть настолько невежественной? Она бы хоть о дочери подумала! Что будет с ребёнком?

— Эдик, прошу тебя, нас могут услышать, — заволновалась тётя Марина. — Я так надеюсь, что всё обойдётся… Пожалуйста скажи, что Марта поправится! Кстати, ты звонил Элеоноре?

— Звонил, но абонент не доступен второй день, чёрт знает что! Нужно сообщить родственникам, они должны быть готовы ко всему.

Тётя Марина прерывисто вздохнула:

— Любимый, всё должно обойтись!

— Будем надеяться, Мари, что так и будет…