Интермеццо Лина

Глава 17

Дом Полянских замер в ожидании известий. В непривычной тишине пустых комнат гуляли сквознячки, покачивая шторы на окнах гостиной. Цокал маятник настенных часов, а стрелки циферблата приближались к девяти вечера. Объятые рыжим пламенем берёзовые поленья уютно потрескивали в камине, сочились смолистым дымком, наполняя пространство сладковатым древесным ароматом. Горящие искры взвивались и исчезали в дымоходе. Лина тайком поглядывала на Филиппа. Тот лежал на противоположной стороне дивана с книгой в руках и делал вид, что всецело поглощён чтением. А может, он и правда так увлёкся, что выпал из реальности? Бывают ведь такие истории.

«Остров сокровищ», Роберт Льюис Стивенсон, пробежалась глазами девочка по синей обложке и, тяжко вздохнув, вновь посмотрела на пылающий огонь. Ей так хотелось отогреться и избавиться от всех невзгод и несчастий, но тёплое дыхание камина не спасало — лишь усиливало тревогу. Вот погаснет пламя, и умрут её последние надежды…

Кто бы мог подумать, что они с Филиппом будут сидеть поздним вечером одни, почти что бок о бок, в доме Полянских!.. Правда, теперь его участие Лине нужно было меньше всего на свете. Особенно после того, как он категорически заявил, что не желает оставаться с ней. Да, да, так и сказал: «Эй, ну вы чего, я не останусь с этой, я вам не нянька!» — и в голосе звучало столько недовольства, столько протеста, что Лина ощутила себя никчёмной и жалкой. Сказал и тут же осёкся под строгим взглядом отца. Тётя Марина с беспокойством смотрела на детей: «Сынок, ну ты же должен понимать, не маленький!» Тогда Филипп недобро глянул на Лину и пробурчал себе под нос: «Ладно, не маленький…» А у ворот собралась толпа любопытствующих соседей и закадычных дружков…

С утра ничто не предвещало беды. Лина, проснувшись с первыми лучами солнца, больше не сомкнула глаз: вспоминала рыдающую мать над фотоальбомом, её невнятные оправдания и беспомощность… и последний приезд красавицы сестрицы… Ах да, ведь вовсе не сестрицы — матери! Устыдившись своей вчерашней истерики, она жалела Марту. Мысли Лины метались, будто язычки пламени в камине. Теперь-то было ясно: Эла её бросила, зажила своей жизнью, забила. «Забила!» — любимое словечко Юльки, «обожаемой подруги». Лина горько усмехнулась, а сердце болезненно сжалось: «А ведь права была мама — Юлька подлая, а я, как дурочка, неслась по первому зову, доверилась ей!»

Днём мама Марта суетилась больше обычного — старалась угодить, пекла любимые пирожки с малиной и о случившемся не вспоминала. И всё было так хорошо!..

Лина едва сдержала набегающие слёзы.

Позже пришла тётя Марина — этим вечером они с дядей Эдиком собирались сообщить Филиппу важную новость. Женщина казалась умиротворённой и счастливой, и Лина с затаённой радостью поглядывала на неё, почти осязая исходящее тепло — лучистое и мягкое, как прикосновение пёрышка к коже…

А потом случилась беда.

От воспоминаний Лину бросило в жар. Приложив ладони к щекам, она заёрзала на месте и нечаянным движением привлекла внимание Филиппа. Тот, оторвавшись от книги, хмуро посмотрел на неё исподлобья и, вскинув взгляд на часы, снова вернулся к чтению.

Ближе к вечеру маме внезапно сделалось плохо. Что могло спровоцировать приступ, Лина не понимала, она лишь услышала звук разбитого стекла и глухой удар от падения чего-то большого и грузного.

Похолодев от дурных предчувствий, девочка сбежала по лестнице и обнаружила Марту лежащей на кухонном полу. Та, согнувшись пополам, держалась за живот и тихо постанывала. Болезненная судорога искажала бледное, одутловатое лицо, и капельки пота, скопившиеся на лбу, тонкой струйкой стекали вниз. Испуганная Лина заверещала, упала на колени рядом с матерью и умоляла о прощении, надеясь, что боль её отступит так же внезапно, как и пришла, и мама поднимется на ноги. Да только Марте не становилось лучше — мучительные стоны перемежались долгими паузами, а взгляд мутнел.

Не помня себя от потрясения, Лина понеслась к соседям Полянским, столкнувшись на пороге со взбешённым Филиппом. Парнишка выскочил из дома, с силой толкнув дверь, и чуть не сбил рыдающую Лину с ног.

А дальше всё завертелось неожиданно быстро — Марту уложили на носилки, захлопнулась дверца скорой, тётя Марина прижала к себе дрожащую от ужаса девочку и пообещала, что всё будет хорошо. Полянские отправились с Мартой в больницу, оставив детей одних.

«Эй, ну вы чего, я не останусь с этой!..» — врезалась в мозг обидная реплика. Вздрогнув, Лина вернулась в реальность и осторожно посмотрела на парнишку, но тот находился во власти книги и, кажется, ничего не заметил.

Девочка вернулась к своим безрадостным мыслям: «Только бы мамочка поправилась, только бы… — взмолилась она, — ведь дядя Эдик поможет, он обязательно поможет, и я постараюсь тоже, я буду думать, что мама здорова и всё непременно сбудется!»

Внезапно перед Линой всплыл образ смеющегося парня с дерзким взглядом и рваной стрижкой, с развевающимися на ветру медно-рыжими волосами. Фил? Такой взрослый Фил⁈ Лина так и застыла, потрясённая нахлынувшими, доселе неизведанными чувствами. Как будто створка двери приоткрылась, впуская ее в далёкий непознанный мир — мир будущего, и в нём так странно томилась душа… Что это? Тоска и нежность? Она задумчиво смотрела на Филиппа и вдруг поняла, что он тоже смотрит.

— Что? — удивлённо спросил тот, подозрительно разглядывая её поверх книги.

— Ничего, — смущённо пробормотала девочка и первой отвела глаза. Надо же, она так задумалась, что уставилась на него не мигая, а он… почувствовал. Интересно, сколько это продолжалось⁈

Перевернув страницу, Фил снова взглянул на часы и раздражённо присвистнул:

— Одиннадцать ночи уже. Если тебе что-нибудь нужно — действуй. Туалет знаешь где, вода на кухне, что ещё?

От пристального внимания парнишки девочка напряглась, как натянутая струна, и стала нервно разглаживать юбку на коленях.

— Я просто жду тётю Мариночку и… маму, — еле слышно пролепетала она.

— Тётю Мариночку, — передразнил её Фил писклявым голосом. — Муси-пуси. Ты это, прям жесть, какая нежная, бесит.

— А ты грубый, — возмутилась Лина, осмелев. Вызывающее поведение соседа задевало её до глубины души. — С мамой так нельзя. Она ведь любит тебя, она единственная и другой такой мамы не будет.

— Да пофиг, сдалась мне её любовь. Никого она не любит, кроме себя. Делает только так, как ей удобно. Достала. И хватит об этом, поняла?

Лина затихла и опустила глаза. Она всегда терялась, сталкиваясь с грубостью и хамством, но в этот раз, сама себе удивляясь, ощутила волну негодования и жгучую обиду за тётю Мариночку, за маму, за себя…

— По-твоему, лучше бы Наташа была? — дерзко ответила она. Руки сжались в кулаки, а губы вытянулись в твёрдую линию.

— Какая ещё Наташа? — нахмурился Филипп, неохотно оторвавшись от книги. Пыл его заметно поубавился.

— Подружка твоя, — припечатала его Лина, — помню, как скакал перед ней, думаешь, я не заметила? — Она ужаснулась собственной реплики, но отступать не собиралась.

— Чего? — Фил удивлённо уставился на неё. — Вон мы как умеем, оказывается? Наташа… ну надо же, вспомнила вчерашний день. — Парнишка нагло усмехнулся и захлопнул книгу. — Ты с ума сошла, что ли? Она же стебанутая! — Фил не заметил, как включился в разговор.

— Мне показалось, что вы друзья. А она, она такая неприятная, такая лживая, как жаба…

— Суринамская пипа, аха-ха-ха, — заразительно рассмеялся Фил.

— Какая ещё пипа? — Смех рыжеволосого соседа неожиданно развеселил и Лину. Сама того не замечая, она улыбнулась в ответ.

— Суринамская. Я её так на второй день знакомства назвал. За глаза, конечно. Это жаба такая — мерзкое создание, я в занимательной биологии читал и на видео смотрел. Она всё время размножается.

— Размножается? Фу, даже представить противно! Я думала, вы с ней дружите.

— Да я просто подыграл папе, видел, как ей неприятно было… вот и подыграл.

— Значит, ты видел, как тётя Мариночка нервничает и хотел ещё больше задеть?

— Угу.

— Не верю! — воскликнула Лина.

— Говорю как есть, — усмехнулся Фил, а потом неожиданно для девочки придвинулся ближе, — прикинь, однажды Наташа к нам домой заявилась. С чемоданом! Но я сказал, что родители в спальне и уже два часа не выходят.

— Ну ты даёшь, а на самом деле? — посмеялась Лина.

— А на самом деле я был дома один.

— Хм, ну допустим! А подарочки-то от неё брал, я помню!

— Какие ещё подарочки? — нахмурился Филипп.

— Когда дядя Эдик привёз эту вашу хромую пипу на дачу, она тебе коробку передавала, и ты взял!

Филипп на секунду задумался, но вскоре задорная улыбка преобразила его лицо, а в глазах заискрились весёлые огоньки. Лина, позабыв обо всём на свете, заворожённо смотрела на него, а щёки налились ярким румянцем. Надо же, она и представить не могла, что Фил может быть таким, таким… Наконец парнишка рассмеялся:

— Ты хоть знаешь, что было в той коробке?

— Не знаю и знать не хочу! — на всякий случай заявила она, хотя любопытство так и щекотало в груди.

— Ну и зря, вот в жизни не угадаешь.

— Да что гадать-то, ну, может, жвачки или игрушки…

— Ха, не угадала! Кстати, эту Наташу легко было шантажировать. И она велась. Как же ей хотелось подружиться со мной! А в коробке там было такое, что мы с пацанами просто зависли на весь вечер!

— Ну и что же там было? — спросила Лина, стараясь не показывать явного интереса. Чувствовалась Юлькина школа.

— Сдаёшься? — Лина кивнула в ответ и замерла в предвкушении.

— Презики, самые разные! — довольно ухмыльнулся Филипп.

— А что это? — удивилась девочка.

— Ты что, не знаешь, что такое презервативы? — Он удивлённо округлил глаза.

— Ой. — Лина залилась краской. — Кажется, знаю, только не совсем понимаю. А зачем, для чего они тебе понадобились?

— Ну ты, блин, — ухмыльнулся Филипп и тут же нашёлся с ответом. — Шарики надувать! Знаешь, какие из них классные шарики получаются…

— Шарики? Наташа эта точно ненормальная!

— У неё не было выбора. Ей нужно было дружить со мной, чтобы поближе подобраться к отцу.

— Но как же тётя Мариночка?

В тот момент в кармане Филиппа зазвонил сотовый, и он, не раздумывая, ответил.

— Что? Да понял, понял я, хорошо, пап. — Он внимательно выслушал инструкции отца, закончил телефонный разговор и с сочувствием взглянул на Лину. — Родители не приедут, останутся в городе. Тёть Марте операцию делают. В общем, они останутся до утра. А дальше… дальше видно будет.

— Маме… операцию? — прошептала Лина дрожащим голосом и, всхлипнув, как ребёнок, неожиданно разревелась.

— Ну, блин, — озадаченно пробурчал Филипп, — ну ты чего? Мы так не договаривались, ну…

В ответ Лина заплакала ещё горше, и парнишка, опешив, замолчал.

— Это всё из-за меня, это я вин-новата, я д-дове-ела мамочку, уг-гробила. — Лина задыхалась от плача.

— Угу, ответственность за теракт взял на себя Усама бен Ладен!

— Что?

— Говорю, слишком много берёшь на себя. Террористка нашлась!

— Что? — Растирая по щекам слёзы, девочка с трудом разлепила опухшие глаза и посмотрела на Филиппа.

— Что слышала! С твоей матерью всё будет нормально.

— Правда? Ты правда так думаешь?

— Да вообще без вариантов! Если папа помогает, по-другому никак! Ладно, Масяня, хватит тут сопли разводить, маленьким детям давно пора спать. Папа велел наверху тебя уложить, и молоко…

— Молоко? З-зачем молоко? — растерялась девочка.

— Ну что там дети перед сном пьют? Пойдём на кухню, я тебе подогрею и… баиньки.

Лина протестующее замотала головой и разразилась новым потоком слёз.

— Ну что опять? — Фил в недоумении развёл руками.

— Я… терпеть не могу молоко, не люблю, не буду, и я… никакая тебе не Масяня, я не маленькая, не маленькая! — возмутилась Лина.

— Хм, видела бы ты себя сейчас, настоящая Масяня, — хохотнул Филипп, только смех его показался Лине совсем не злым, а ободряющим, — ещё какая Масяня, особенно когда плачешь. Нюни тут развела, деточка. — Фил заметно подрос за два года и теперь насмешливо взирал на Лину — девочка едва доходила ему до мочки уха.

— Ладно, — наконец сдался он, — не маленькая. Не хочешь — не пей, давай в постель быстро. — Филипп кивнул в сторону лестницы, резко развернулся и направился на второй этаж. Лина плелась за ним следом, прерывисто вздыхая и хлюпая носом.

— А ты?

— Что — я?

— Ты тоже будешь спать?

— Вот ещё, ночь без родителей! Когда такой случай представится!

— Но я… я тоже не хочу спать, совсем!

— Масяня! Ты мне надоела!

За всей этой болтовнёй Фил привёл Лину в самый дальний угол коридора, где в тусклом освещении единственного плафона виднелась одинокая дверь. Лина никогда не бывала в этом крыле дома и даже не подозревала, что где-то здесь может быть комната для гостей. Кажется, раньше здесь была подсобка⁈

— Ну вот. — Фил толкнул ногой дверь, и в открывшемся проёме разверзлась чёрная пугающая пустота.

— Правда, тут лампочки нет, папа не успел вкрутить, — оправдывался Филипп, — зато кровать удобная. Ну, давай уже, иди. — Он ждал, а её не покидало ощущение, что это какой-то нелепый розыгрыш, что Фил сейчас посмеётся и они вернутся в гостиную, но тот продолжал стоять и ехидно ухмыляться.

— Ах да, сейчас, — вдруг спохватился он и направился к потайному шкафу.

Сиротливо обхватив себя руками, девочка наблюдала, как Филипп достаёт из ниши большую подушку и махровое одеяло.

— Вот. — Протянул он ей. — Бери.

Лина присела под их тяжестью и, заглянув в непроглядную тьму комнаты, пролепетала:

— Филипп, я не… — Она тут же осеклась и, собравшись с духом, шагнула в неизвестность, но, постояв немного на пороге, попятилась. — Я не хочу спать, ну пожалуйста! — взмолилась она.

— Трусиха, а ещё говоришь, что не маленькая. — Парнишка удовлетворённо улыбнулся. — Ладно, я пошутил, ложись где хочешь — хоть в гостиной внизу.

Лина облегчённо вздохнула.

— А ты, ты будешь спать?

— Я — нет. Хочу посмотреть фильм. Папа привёз какие-то диски и не успел убрать, нужно пользоваться моментом.

— А можно я тоже буду смотреть? — Лина шла по пятам за Филиппом, спотыкаясь на каждом шагу и еле удерживая в руках объёмную ношу. Только бы не оставаться одной!