Интермеццо Лина

Глава 21

На следующее утро Фил расположился на полу гостиной с энциклопедиями мамы Марты — его увлекли причудливые рисунки ацтеков, на которых те изображали жертвоприношения и богов. Лина сидела поблизости с книгой в руках.

Из колонок музыкального центра звучала нежная мелодия. С недавних пор девочка частенько грустила под «Серебро» Дельфина, однако сейчас другие мысли одолевали её. Медленно листая страницы, она не вникала в смысл строк — перед глазами так и стояла понурая Юлька, слышался взволнованный голос тёти Марины и вспоминалась бьющаяся венка на шее женщины — верный признак волнения.

«Что же делать?» — думала девочка. — «Неужели придётся смириться, переступить через себя и снова начать общаться с Юлькой⁈ Только бы тётя Мариночка не огорчалась…»

Ближе к полудню явился закадычный приятель Фила — Пашка Потапов. За два года он заметно вытянулся и окреп и теперь сильно выделялся среди местных мальчишек, однако по-прежнему мозговым центром их компании оставался Филипп.

Каждое лето подростки играли в игру, напоминающую «Зарницу» — военный квест. В этом году тоже нашлось немало охотников поиграть, даже девчонки изъявили желание участвовать, только отбирались среди них самые смелые и бойкие. Игра планировалась через две недели, и мальчики активно готовились к ней.

Изучая узоры ацтеков, друзья ломали голову над логотипом команды. Идея созрела у Фила несколько дней назад, и будущие игроки одобрили её. Лина с интересом наблюдала, как Филипп делает наброски будущей эмблемы, вплетая элементы индейских узоров — языки адского пламени и звериные оскалы. Для лучшего обозрения она приволокла из столовой высокий барный стул и залезла на него, наблюдая сверху за стараниями парнишки. Иногда Лина не сдерживалась и вставляла, как ей казалось, дельные замечания — фантазия её не на шутку разгулялась.

— А это вообще не твоё дело! — бесился Пашка. Он до сих пор недолюбливал девочку и при каждом удобном случае цеплялся к ней.

Фил, сосредоточенный на рисунках, делал вид, что нападки друга на девчонку ему вовсе не интересны. Однако иногда он посмеивался над туповатыми репликами Пашки.

— Все эти рисунки и символы имеют значение, сделайте свою эмблему, — с азартом говорила Лина. — Например, нарисуйте первые буквы имён игроков, вплетите их в орнамент, будет красиво. Зачем вам боги войны и смерти, это не так безобидно, вы можете навлечь на себя их гнев…

— Откуда тебе знать такое, выдумщица⁈ — заводился Пашка.

— Я знаю, читала, и мама мне рассказывала, всё имеет свой смысл. — Лина осеклась под насмешливым взглядом парнишки.

— Мы сами решим, как лучше, — заносчиво ответил тот, — и вообще, если кто из пацанов узнает, что ты нам советуешь — на смех поднимут.

— Это почему же? — возмутилась девочка.

— Да потому что ты малявка, у тебя вон ещё ноги со стула свисают, — съязвил Пашка, и Лина задохнулась от возмущения и обиды. С тех пор как она поселилась в семье Полянских, парнишка как с цепи сорвался, донимал её при каждом удобном случае и невероятно бесил.

— А у тебя… а у тебя, — вспыхнула Лина, — у тебя они под столом не умещаются! — Девочка тут же смутилась — слова как-то сами внезапно выпорхнули.

Фил тут же захохотал, а Пашка заткнулся и побагровел. Дядя Эдик, недавно вошедший в гостиную и ставший случайным свидетелем словесной перепалки, иронично усмехнулся:

— Осторожно, ребятки! Это — Альтман!..

После обеда Пашка утащил Филиппа на улицу. Мальчики разрабатывали стратегию будущей игры, а потому много времени проводили на площадке. В распахнутые окна гостиной влетали возмущённые возгласы, крики и смех ребят. Лина старалась не отвлекаться — «Маленький принц» Экзюпери уже который день оставался недочитанным, но уличный шум привлекал её больше, чем сказочные похождения героя. Взгляд так и тянулся к окну. Лина откидывала книгу и вставала у занавеса.

— Хочешь к ним, Линочка? — Тётя Марина приобняла ей за плечи и улыбнулась.

— Нет, я обещала маме дочитать «Маленького принца», — без сожаления ответила она, — да и, кроме Филиппа и Пашки, я там никого не знаю — не к мальчикам же мне идти.

— А как же та девочка?

Лина проследила за взглядом тёти Марины и задохнулась от возмущения — бывшая подруга крутилась возле Филиппа, жестикулируя и пританцовывая. Несколько девчонок кучковались в сторонке и заговорщически перешёптывались. И как она могла не заметить Юльку⁈

— Нет, мне надо читать, — упрямо сказала девочка, отчего-то в душе её всколыхнулась обида. Она отошла от окна и, подхватив книгу, уткнулась в неё с особым усердием.

Тётя Марина грустно вздохнула и вернулась к своим делам.

Дядя Эдик задерживался. После обеда он уехал в клинику, и женщина с нетерпением ждала его возвращения. Ужин остывал на плите.

Ближе к восьми вечера в дом влетел возбуждённый Филипп. Вид у него был взъерошенный и помятый, футболка выпачкана в грязи.

— Сынок! — Тётя Марина всплеснула руками. — Что с тобой, мальчик мой? Ты подрался?

— Отстань, — огрызнулся парнишка и направился в ванную.

Тётя Марина кинулась следом, но тот с силой захлопнул перед ней дверь.

Женщина вздрогнула и отступила на шаг.

— Филипп, пожалуйста, открой, — взмолилась она и подёргала ручку, — я помогу тебе, впусти меня.

— Да отвали, — громко прокричал он, и тётя Марина, украдкой смахнув слезу, вернулась в гостиную.

— Тётя Мариночка, пожалуйста, не плачьте. — Лина устремилась к ней навстречу и нежно обняла.

— Я не плачу, Линочка, не плачу. — Женщина промокнула слёзы салфеткой и прижала девочку к себе. — Просто испугалась за Филиппа.

Вскоре вернулся дядя Эдик, и вся семья собралась за столом. Тётя Марина не подавала вида, что встревожена, шутила и улыбалась, но глаза оставались грустными, а улыбка выходила вымученной и жалкой.

Филипп ел без всякого аппетита, ковырялся вилкой в тарелке и молчал. Напряжённость тёти Марины и хмурый вид сына не остались незамеченными. Дядя Эдик потянулся к жене и, накрыв её ладонь своей, едва заметно сжал пальцы. Этот утешительный жест показался Лине настолько интимным, что девочка вспыхнула и поспешила отвести взгляд.

— Я надеюсь, моё вмешательство не нужно? — обратился он к Филиппу.

— Сам разберусь, — пробурчал парнишка.

— Разберёшься, не сомневаюсь, но если ты снова грубил матери…

— Нет-нет, всё хорошо, — заволновалась тётя Марина, взгляд её метался от мужа к сыну, — просто я немного устала.

Разговор не клеился. Во время ужина парнишка не проронил и слова и, казалось, только и ждал момента, чтобы выскочить из-за стола. Он украдкой поглядывал на отца, внимание которого переключилось на экран телевизора. Наконец тётя Марина поднялась и потянулась к пустым тарелкам.

— Филипп, Лина, ступайте наверх, я сама приберусь. — Женщина слегка улыбнулась, будто извиняясь за какой-то проступок. — Ступайте, дети…

Лина едва поспевала за Филиппом. Он стремительно взлетел по лестнице, перешагивая через две ступеньки. На площадке второго этажа девочка нагнала его у самой двери комнаты и, с прищуром уставившись на парнишку, преградила путь.

— Ну, что тебе? — рявкнул он.

— Зачем ты так с тётей Мариночкой? — возмутилась Лина, губы её сжались в твёрдую линию, брови сошлись на переносице — в этот момент она походила на маму Марту.

— Не твоё дело! — раздражённо ответил Фил.

— Может, и не моё, но ты не прав!

— Прав не прав, не лезь — и всё!

— Но тётя Мариночка расстраивается из-за тебя.

— Да мне пофиг, поняла?

— Зато мне не пофиг!

— Отвали уже, иди читай свои сказочки!

— Ты…

Лина не успела договорить. Филипп легко отодвинул её в сторону и, шагнув в свою комнату, с грохотом захлопнул дверь. От бессилия она хватала ртом воздух, однако, вскоре смирившись с ситуацией, отправилась в гостевую.

Сон очень долго не приходил к ней. Мысли роились в голове, словно потревоженные пчёлы. События последних дней всплывали в памяти, учащая сердцебиение. Сибас, устроившись у ног девочки, нервно бил хвостом при каждом её нечаянном движении. Лина вертелась, считала слоников, как учил её Фил, плутала в подземных лабиринтах Арм-Анна*, теряла факел и находила вновь, но так и не могла заснуть.

Вдруг едва уловимый стон послышался в ночи. Лина насторожилась и медленно села в постели. Тишина… В гостиной часы пробили три раза. Лина напрягла слух и открыла глаза, ожидая увидеть что-то страшное и тревожное, но дом спал, и природа за окном отдыхала — ни ветерка, ни шелеста листьев в саду. Девочка облегчённо вздохнула и вновь опустилась на подушку, как вдруг… снова услышала стон: тихий, сдавленный, протяжный… От страха сердце пустилось в пляс, его стук гулко отдавался в висках. Что это⁈.. Быть может, тёте Мариночке плохо⁈

Затаив дыхание, Лина выскочила из постели и в чём была выглянула в коридор. Медленно прошлась по дощатому полу к спальне Полянских. Прислушалась. Снова стон! У девочки ноги подкосились от ужаса, в животе пробежал ледяной холодок. Бледное лицо матери припомнилось ей в момент внезапного приступа. Что же делать?

В комнате Филиппа горел ночник, полоска тусклого света тянулась по полу. Лина с трудом добрела до его двери. Вздрагивая от страха и учащённо дыша, она прислонилась спиной к стене и заглянула в узкую щель. Парнишка сидел за столом и что-то яростно чертил в блокноте, лицо его искажала гримаса злости. Почему-то девочка не решалась окликнуть его, так и наблюдала за неприкрытыми эмоциями, а потом сползла по стене и накрыла лицо ладонями. Сколько бы она там просидела, если бы не внезапный поток ветра, качнувший дверь? Та предательски скрипнула, и Фил обернулся, а через секунду уже нависал над девочкой.

— Ты чего тут? — резко спросил он. — Чего не спишь, три ночи уже!

— Мне кажется, тёте Мариночке плохо, — всхлипнула Лина и задрожала.

Из спальни Полянских снова послышался тихий стон.

— Идём отсюда. — Филипп, не церемонясь, зацепил её за локоть, поднял и потащил на балкон. — Это не для детских ушей.

— А как же тётя Мариночка⁈ — Лина попыталась вырваться, но ощутила жёсткое сопротивление парнишки. — А вдруг ей плохо, как тогда маме Марте?

— Я тебя уверяю — там всем хорошо! — зло усмехнулся Фил.

— Ты всё врёшь, — всхлипнула Лина, горячие слёзы брызнули из глаз.

Филипп закипал, Лина почти физически ощущала его гнев.

Он распахнул балконную дверь и подтолкнул встревоженную Лину к стене, а сам ухватился за перила и сжал их с такой силой, что дерево жалобно скрипнуло.

— С-сука… — процедил он сквозь зубы.

Лина не понимала, что происходит и почему Фил так злится. Ей доводилось видеть его разного — серьёзного и забавного, спесивого и покладистого, но вот такого агрессивного, взбешённого Фила она видела впервые. Лина растерялась и беспомощно уставилась на парнишку, ладони её взмокли от волнения.

— Достала, как же достала, — хрипло зашептал Филипп, — она, видите ли, ребёнка ждёт, ребёнок понадобился⁈ А меня кто об этом спросил, мне оно нужно?

Лина глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

— А я… я была бы рада, если бы мама родила мне сестрёнку или братика, — прошептала она, и тут же, представив тётю Марину с малышом на руках, слегка улыбнулась, — я бы играла с ним, нянчила, это ведь такое счастье!

— С дуба рухнула, что ли? — оборвал её Фил, — на фига мне это «счастье»? Мне и так хорошо, поняла?

— Но тётя Мариночка…

— Что — тётя Мариночка? Ты ничего не знаешь, поэтому не лезь.

— Но она любит тебя, она всех любит, и она такая…

— Любит всех! Точно подмечено. Всех и никого, кроме себя. Я бы послушал, как бы ты рассуждала, если б тебя променяли на какого-то там мужика.

Фил вновь стиснул перила, эмоции били через край.

— Что… ч-что ты такое говоришь? — пролепетала девочка, запинаясь. Она неотрывно смотрела на парнишку и дрожала.

— Твоя обожаемая тётя Мариночка кинула нас с папой, ушла к чужому мужику! Ровно год и тридцать четыре дня я ждал её! Каждый день ждал, верил, что она вернётся, бежал на каждый стук в дверь, с надеждой смотрел на телефон, но она не возвращалась… не звонила даже. Будто, кроме той ненормальной любви, ничего и не существовало! В гробу я видал эту любовь, если от неё страдают все! Я тогда совсем малой был и не знал, что к чему, не понимал, почему папа такой, а его как подменили. Однажды он крушил всё вокруг себя, я очень испугался, очень, и меня забрали к Полянским, к бабушке. Вот там-то я и узнал всё. Подслушал! Сначала не поверил, не, ну… бред какой-то, моя мама так не могла, она моя и… короче, вот…

Фил надрывно вздохнул и замолчал. Потрясённая Лина затихла.

— Не может быть! — пролепетала она. — Тетя Мариночка никогда бы не поступила с тобой так. Никогда…

Память внезапно подкинула обрывки фраз из разговоров женщин, душевные откровения тёти Марины.

Фил молча смотрел перед собой невидящим взглядом.

— Думаешь, я такой двинутый, кидаюсь на мать? Да мне не раз приходилось слышать от пацанов, какая она. Вот и сегодня пришлось вступиться…

— Так значит, значит, ты из-за мамы такой был?..

— Конечно, чего я тут распинаюсь, хотя… тебе не понять.

Слёзы против воли полились по щекам девочки.

— Ошибаешься, я всё понимаю, — всхлипывала она, — ведь мама Марта мне вовсе не мать, она… бабушка моя, а свою родную мать я даже мамой назвать не могу. Это — сестра моя, Эла! Она меня бросила, как только родила, и я ей никогда не была нужна! В тот день, когда… мы встретились с тобой на речке, я всё узнала, случайно подслушав разговор девчонок, они смеялись надо мной и…

— Так вот почему ты топилась⁈ — нахмурился Фил. — Не, вот я бы точно топиться не пошёл, я бы… — Он сжал кулак и смачно дунул на него.

— Я не топилась, — засмеялась девочка сквозь слёзы, — сама не знаю, как всё это вышло. Рассуждения Филиппа и его хулиганский жест внезапно развеселили её.

— Я даже знаю, кто был виновником трагедии. Юлька?

Лина молча кивнула.

— Крутая подруга! — хмыкнул Фил, — болтает за твоей спиной, ошивается тут…

— Я думала, она хорошая!

— У тебя все хорошие!

— Выходит так. А… что было после? Ну, после года и тридцати трёх дней ожидания?

— Тридцати четырёх, — поправил Фил ровным голосом. Кажется, он немного успокоился.

— Да ничего. Когда ты ждёшь, очень долго чего-то ждёшь, то перестаёшь верить, свыкаешься с мыслью, и вдруг оно — бац! — и случается, но тебе уже пофиг…

— Быть может, ты не прав? Тётя Мариночка… она не такая, я знаю, она так любит тебя!

Фил безразлично пожал плечами, задумчиво глядя в сизое небо.

— А знаешь, — вдруг встрепенулся он, — я ведь мстил ей. А сейчас думаю, тупо всё это, и реакция её была не такой, как я ожидал… После возвращения она изменилась, один только взгляд чего стоил — отсутствующий, чужой… мне так хотелось, чтобы она очнулась!

— И как же ты мстил?

— Тупо, — ответил Фил после недолгой паузы, — ну, например, ты помнишь зелёное платье концертное?

— Помню, конечно помню! Ведь у меня было такое же, ну… из того же материала. — От воспоминаний о том далёком дне губы Лины тронула лёгкая улыбка, но вскоре погасла — внезапная догадка омрачила лицо девочки.

— И что же ты сделал? — ужаснулась она.

— Сварил в стиральной машинке на девяносто градусах. — Фил грустно усмехнулся и потряс головой. — Я думал, она будет орать, отцу пожалуется, но нет, она молчала, просто держала в руках эту зелёную тряпку и переводила взгляд с неё на меня, а я смотрел и ждал её реакции. Потом она улыбнулась, и это было так странно, сказала типа ой, сынок, я такая рассеянная… Она то ли вид сделала, то ли не поняла ничего, а мне так стрёмно было потом. Фигня какая-то, в общем…

Лина пыталась осмыслить слова Фила. У неё бы и мысли не возникло так досаждать матери.

— Скорее, она всё поняла, просто не хотела, чтобы папа тебя ругал, а всё потому, что любит…

— А всё потому, что виновата! — возразил Фил.

— Думаешь, это круто?

Парнишка промолчал, всё так же глядя перед собой.

— А что ты там читала сегодня? — неожиданно выдал он.

— Я… «Маленький принц» Экзюпери.

— И что это, по-твоему?

— Как — что? — растерялась Лина, — это… сказка.

— И о чём эта сказка?

— О чём? — задумалась девочка. Ей сложно было передать свои впечатления вот так сразу. Она не понимала, в чём подвох, а Фил терпеливо ждал ответа.

— Наверное, о том, — сказала она наконец, — как мальчик оставил свою планету отправился путешествовать.

— И всё?

— Ну… да…

— Нет, — всё с той же грустью продолжил Фил, — ты читала, но ничего не поняла, ведь в этой книге есть ответы на многие вопросы. Вот, например: «Когда даёшь себя приручить, случается и плакать».

— Случается и плакать? — пролепетала Лина.

— Именно. Не привязывайся, иначе придётся расплачиваться…

Арм-Анн* — дракон из повести Марины и Сергея Дяченко «Ритуал»