Интермеццо Лина

Глава 32

Светало. В грязное оконце пробивался утренний свет, поначалу совсем скудный и серенький, но набирающий силу с первыми солнечными лучами. Лина очнулась лёжа на спине, на лавке, аккуратно прикрытая старым ватным одеялом, на котором не было ни складочки, ни вмятинки. Будто кто-то заботливо уложил её измученную и укутал от холода. Мышцы затекли и ныли, и во всём теле разлилась неприятная слабость, словно из девочки выбили дух, выпили до последней капли. Казалось, в комнатке кто-то есть, вздыхает, ворочается на печи, но страхи её отступили. Она скользила взглядом по набухшим от влаги доскам на потолке, вполне смирившись с чьим-то присутствием и ничему не удивлялась. Странная безмятежность, «анестезия чувств» — так бы сказал дядя Эдик…

Она попыталась вспомнить: что же происходило? Но память будто оборвалась. Постепенно видения возвращались. В голове всплывали фрагменты снов: серебристый туман и босые ступни, утопающие в шелковистой влаге, а дальше снова провал, ощущение чего-то смутного, страшного и абсолютная убеждённость, что ещё одной такой ночи она просто не вытерпит, сойдёт с ума.

Лина поднялась и, пошатываясь, подошла к мутному оконцу. «Сколько теперь времени?» — думала девочка, безнадёжно всматриваясь в зелень кустарников. Вернувшись на лавку, она забралась на неё с ногами и прикрыла веки. Тут же перед взором возникла Эла — встревоженная, раскрасневшаяся, с припухшими от слёз глазами, она прерывисто дышала и оглядывалась по сторонам. Волосы разметались по плечам, с губ сорвался протяжный стон: «Только бы жива, пожалуйста, жива», — донеслось до девочки, и Лина, охнув, вскочила. Сердце отчаянно заколотилось и вместе с тем в душе, точно долгожданный рассвет, забрезжила надежда и абсолютное убеждение, что скоро этот мучительный кошмар закончится — её обязательно найдут!

Девочка снова прилегла и задремала, пробуждаясь при каждом шорохе. Фрагменты снов замелькали яркими слайдами. Ей казалось, что она бредит или, может быть, сходит с ума, иначе как объяснить все эти видения?

Но что это? Загромыхала дверь, заходила ходуном, словно кто-то пытался выбить её вместе с косяками, но та не поддавалась, прочно сидела на петлях, ударяясь о препятствие при каждом рывке. От грохота и скрежета металла Лине становилось страшно. Казалось, что звуки усилились троекратно. Стук молотка, звонкий и пугающий, острой спицей пронизывал слух, долбил по голове, отдавался в ямке между ключиц. Лина сжалась в комок и накрыла уши ладонями.

И в тот же момент дверь распахнулась. В домик влетела взволнованная Эла, точно такая, какой привиделась девочке совсем недавно. А вслед за ней вошёл и дядя Эдик. Мужчина мрачно огляделся, в то время как Эла бросилась к лавке и с силой сжала дочь в объятиях.

— Девочка моя… жива, жива! — зарыдала она, дрожа и целуя Лину в макушку. — Всю ночь тебя искали, с ног сбились, ведь знали, что ты тут закрыта, но домик этот будто под землю провалился, сколько раз проходили мимо, плутали, сбились с пути… Линочка, родная моя, ну что же ты молчишь? Всё закончилось, ты слышишь, всё закончилось! Ну, скажи что-нибудь? — Эла удерживала Лину за плечи и встряхивала каждый раз, когда взгляд девочки уплывал. Вид её был отсутствующим, а в выражении лица не угадывалось ни радости, ни облегчения, лишь сонная апатия.

Дядя Эдик мягко отстранил Элу и, быстро осмотрев девочку, аккуратно подхватил её на руки. Лина безропотно поддалась, так и смотрела в пустоту, не веря в происходящее.

А дальше провал, полная темень, во время которой случались кратковременные проблески сознания и слышались тихие голоса сестрицы-матери и её спутника.

Они направлялись в посёлок. Лина была в крепких, надёжных руках, так и плыла над землёй и дремала.

— Этот… поганец за всё ответит, — с затаённой угрозой произнёс дядя Эдик.

— Что бы я делала, если б не ты, — сетовала Эла, чуть не плача. Она бок о бок шла рядом с ним. — Что бы я делала… без тебя…

Мужчина не ответил, но Лина почувствовала, как напряглись его пальцы — он с трудом справлялся с гневом.

— Марина всю ночь одна, наверное, места себе не находит, — ответил он спустя какое-то время, — неизвестно, что ещё мог выкинуть этот с… сынок. Странное стечение обстоятельств, не находишь? Телефон вырубился, хотя зарядки хватает прилично, домик отыскали только под утро, ещё и дождь стеной стоял именно в этой аномальной зоне. Заколдованный круг — будто специально стихия отрезала доступ…

— Ты прав, я списывала это на незнание местности, на ночь, на дождь, но теперь я понимаю, что здесь не всё так просто…

Лина пребывала в глубоком стрессе и постоянно спала, а когда пробуждалась, чувствовала опустошение и бессильную досаду. Однако и во сне она не расслаблялась — непрерывный кошмар и головоломка преследовали её. Девочка плутала по лесным тропам, пыталась выйти из тупика, но непременно возвращалась в мрачный зловещий домик и тут же снова убегала, срывалась с обрыва, стремительно падала вниз и с криком просыпалась. А когда открывала глаза — видела перед собой озабоченные лица Элы и тёти Марины. Женщины по очереди дежурили у кровати, промокали пот со лба и отпаивали отварами из трав. Дядя Эдик всегда был поблизости, осматривал больную и что-то тихо говорил.

Тётя Марина тревожилась, её глаза припухли от слёз, а во взгляде сквозило отчаяние.

— Линочка, скажи же, что ты знаешь о мальчиках, о Филиппе, о чём они говорили, куда ушли? Быть может, ты что-нибудь слышала? — раз за разом повторяла женщина, как только ей выпадала возможность пообщаться с Линой.

При мыслях о бывшем друге обида взвивалась с новой силой, в груди клокотала истерика, а по щекам катились слёзы. Девочка и слова вымолвить не могла — хватала ртом воздух и тихо плакала.

Позже, когда она сумела осмыслить происходящее, Эла рассказала, что мальчики — Филипп, Пашка и Сергей — сбежали сразу же после игры. Больше двух суток прошло с тех пор, как они исчезли, что их безуспешно ищет милиция. Лина внимательно слушала, но продолжала молчать.

Постепенно её начало отпускать — сон стал глубже, а нелюбимый куриный бульон показался вполне съедобным. Однажды Лина проснулась средь бела дня вполне отдохнувшей, однако стоило ей двинуться, как изображение поплыло. Впрочем, постепенно картинка установилась, и девочка попыталась сесть, превозмогая слабость и дурноту. Почему так хочется спать? Какое странное отрешённое спокойствие и тупость. Быть может, всё это последствие пережитого или?..

Девочка припомнила недавние манипуляции дяди Эдика, его милые шутки про укусы комариков и жалящую боль от укола пониже спины, а затем провал в беспробудно вязкий тягучий сон. А что было раньше, до всего этого?.. Тут же всплыли сцены недавнего недоразумения — ехидное лицо Юльки и… Фил. А потом, что было потом? Лину словно молния пронзила — в памяти всплыл ночной кошмар в сторожке: измождённое лицо старца с протянутой костлявой рукой, его светящийся ореол и замогильный голос…

Это же смерть! Смерть лесника! Возможно ли такое⁈ Кому расскажи, сочтут за больную, да и сможет ли она об этом рассказать⁈ Лина вдохнула полной грудью в надежде отогнать ужасные воспоминания и попыталась позвать:

— М-м-м, — протянула она, силясь преодолеть невесть откуда взявшееся препятствие и вымолвить первое пришедшее на ум слово «мама».

Из зала доносился нервный шёпот Элы:

— Эдик, ну почему, почему она всё время молчит? Сколько бы я ни пыталась с ней заговорить, она лишь вздыхает и плачет, я ничего не могу добиться.

— Не знаю, Эла, возможно, нужно подождать. Сон — лучшее лекарство, хоть и медикаментозный. Она идёт на поправку, температура спала, это уже хорошо, поверь, лучше бороться своими силами, чем отвезти в клинику. Ты даже не представляешь, какой там контингент.

— О боже! — воскликнула Эла. — Что мне сказать маме, как объяснить? Я и так выдумываю сказки про белого бычка, а она наседает, ведь мы давно уже должны быть дома, боюсь, что она соберётся и приедет, если это случится, наступит армагеддон!

— Кризис миновал, всё должно наладиться. Не форсируй события, говори с ней ровно и спокойно, больше рассказывай, только не касайся больных тем.

— Я так и делаю, Эдик, всё как ты говоришь, но у меня в голове не укладывается, насколько дети могут быть жестокими. Вот скажи, чего не хватало Филиппу, зачем он так поступил?

— Элементарно — подростковый бунт. Они в этом возрасте считают себя пупами земли, все вокруг не правы, родители в том числе. Признаю, я перегнул палку, накануне игры прочистил ему мозги, поговорил с ним строго… вот и… результат…

— А что слышно про мальчиков?

— Ждём. Розины подключили все свои связи. Кажется, их видели на какой-то станции, крутились рядом с товарными поездами. Чёрт знает что. Марина расстраивается, плачет всё время. Филиппушка этот всех поставил на уши. Боюсь, когда найду его, не сдержусь… Родителям беглецов грозит ответственность — штрафы. Даже сама формулировка звучит удручающе и… — Дядя Эдик прервал речь и задержал дыхание, будто справляясь с накатившим волнением. — Я готов заплатить любые деньги, лишь бы он, они… были живы.

— Всё будет хорошо, Эдик, Филипп найдётся, — сочувственно прошептала Эла и, чуть помедлив, добавила: — И всё же эта девочка, Юля, ведь она всё знала, но не собиралась говорить, что Лина заперта в домике. Это потом до неё дошло, какие последствия могут быть и чем всё может обернуться.

— Дети жестоки, ты права, — вздохнул мужчина.

Тихие речи убаюкивали, однако Лина, пытаясь уловить главное, всеми силами боролась со сном. Наконец память выстроила цепочку событий, и чёткая картинка сложилась в голове. Сомнения больше не терзали её, а когда перед взором всплывал образ Филиппа, душа не трепетала как раньше. Теперь в том месте зияла уродливая впадина — чёрная холодная пустота.

Припомнив недавний разговор мальчишек о побеге, Лина приподнялась на локтях и, решившись наконец сообщить их возможное местонахождение, набрала побольше воздуха в грудь.

— Эл-ла, — тихо позвала она, с удивлением обнаруживая, что голос никуда не делся.

— Что, девочка моя, тебе что-нибудь нужно? — Сестрица-мать стремительно влетела в комнату и взволнованно посмотрела на дочь.

— Л-любв-вино, — с трудом выговорила Лина, странно растягивая слова, — о-они в Люб-бвин-но…

— Любвино? Что это значит, Эдик? Она заикается⁈ — Эла прикрыла рот ладонями и в ужасе задержала дыхание.

— Усадьба Любвино? — воскликнул тот и быстро направился к выходу, — всё позже, Эла, позже.

Беглецов искали «всем миром». Толпа любопытствующих собралась недалеко от дома — отчего-то семья Полянских, необычный союз психиатра и пианистки, вызывал у жителей посёлка нездоровый интерес.

Филипп — «этот будущий гангстер», как называла парнишку ворчливая тётя Варя Потапова, тоже был предметом обсуждений и не сходил с языков у сплетников. Женщина распускала слухи и строила предположения по поводу его безрадостного будущего.

Она частенько общалась с мамой Мартой по телефону и рассказывала всякие небылицы о проделках мальчишек. Несколько раз за время отсутствия ребят она являлась во двор Полянских и сыпала проклятиями в адрес Марины и Филиппа. Дядя Эдик чуть ли не силой выпроваживал разбушевавшуюся соседку.

— Вот спрашивается, по чьей вине Пашка пропал? — вопила женщина. — Распустили мальчишку! Ремня бы ему хорошего. Я по вашей милости внука лишилась, со мной теперь его один хрен не оставят, вышла бабка из доверия. Сам бы он в жизни не додумался до такого, это всё ваш сынок ненормальный, будь он неладен, будьте вы все неладны, — распалялась тётя Варя, сотрясая воздух кулаком. — А я говорила Марте, предупреждала! Нехорошее соседство у Марты, бежать им отсюда нужно! Бежать!

Тётя Марина молча взирала на соседку, даже не думая возражать. С каждым днём она всё больше впадала в отчаяние, почти не спала и не ела, всё стояла у окна в ожидании сына и плакала. Иногда она приходила к Лине, садилась рядом с девочкой и брала её руку в свою. Лина как могла успокаивала женщину:

— Т-тётя М-мариночка, с-с Ф-Филиппом в-всё в порядке, он обяз-зательно вернётся…

— А вдруг, Линочка, вдруг с ним что-то случилось? — шептала женщина и ладони её холодели, — откуда тебе знать, милая, откуда?

— Я з-знаю, — отвечала Лина.

Не зря же она видела сны и видения про взрослого Фила, причём это были и не сны вовсе, а картинки реального будущего. Они были живыми — и беглый взгляд Филиппа, и пульсирующая венка на шее, совсем как у тёти Марины. Но что Лина могла сказать расстроенной женщине, как донести, да и разве поверила бы она?

На четвёртый день беглецов нашли, сняли с товарного поезда.

Лина хорошо запомнила тот день и час, когда дядя Эдик привёз Филиппа домой. Парнишка был серьёзен как никогда и прятал глаза. Тётя Марина, измученная ожиданиями, буквально вылетела навстречу сыну, перехватила его возле калитки, упала на колени и, прижавшись к нему, тихо заплакала.

— Сыночек мой, сыночек мой, — приговаривала она, не выпуская из своих объятий.

— Мам… — Филипп не вырывался. Слегка приобняв женщину, он кусал губы, будто и сам был готов разрыдаться, — мам, пожалуйста, все смотрят, мам, ну прости меня, мам, только не плачь!