Измена. Вторая семья моего мужа

Глава 40

Просыпаюсь от странного ощущения. Впервые за долгое время я, наконец, выспалась. В голове ясно, а мышцы буквально дрожат в ожидании какого-то действия. Любого, лишь бы больше не лежать.

Осторожно, чтобы не разбудить Настю, слезаю с кровати и иду на кухню. Здесь все кажется новым, как бывает после долгого отпуска. Заходишь в собственный дом и не узнаешь его. Я тоже не узнала. Все вокруг, от мебели до полок в холодильнике, набитом продуктами, кажется мне странным, даже чужим. Но я стараюсь не смаковать это ощущение, быстро перехожу от философии к быту. Мне нужно приготовить завтрак для себя и Савранской. Что там любят беременные? Никаких гастрономических извращений, типа соленых огурцов с пломбиром, у меня нет, поэтому я останавливаюсь на классике. Омлет, бутерброды, сладкий чай с лимоном. Когда я открываю коробку конфет, в комнату входит Настя. Сонная, со следами от подушки на лице, она кажется такой уютной, что я невольно улыбаюсь.

Впервые за много-много дней.

— Кофе у меня нет, — говорю неестественно бодрым голосом. Подруга сразу замечает фальшь в моем поведении и хмурится:

— Не надо давить из себя радость, Римм. Давай, будем делать все постепенно.

— А я и не тороплюсь, для начала нам нужно позавтракать.

Заканчиваю с сервировкой стола и сметаю свою порцию, пока Настя вяло ковыряет вилкой остывший омлет.

— Аппетита вообще нет, — жалуется она, поймав мой обеспокоенный взгляд. — Это из-за беременности, с каждым новым ребенком токсикоз длится все дольше. А ведь когда-то я жаловалась на старшенького, но если сравнивать его с этим сожителем, — она тычет пальцем в еще не оформившийся живот, — то Никита просто идеальный… ой.

Действительно, ой. Наверное, я меняюсь в лице, слишком уж поспешно Настя переводит тему и принимается расспрашивать меня о книге. Ответить мне нечего, в последнее время я не писала, и сейчас даже не знаю, чего ждать от своего редактора. Возможно, после стольких дней тишины, он решит разорвать наш контракт, и по сути будет прав.

— Нужно включить телефон, — объясняю свое замешательство. Нахожу зарядку и подключаю айфон, предварительно перевернув его экраном вниз. Даю себе минут двадцать спокойствия, чтобы выпить чай. Честно говоря меня страшит перспектива получить разом столько сообщений. Еще хуже, на все эти сообщения ответить. Нужно будет объяснять, куда я пропала, как-то оправдываться перед людьми, а у меня на это просто нет сил.

— Римм, давай я посуду помою, — произносит Настя, когда я допиваю вторую кружку чая. — А тебе, наверное, нужно поработать. — Она с укоризной кивает в сторону телефона, даже так, нам обеим видно, как экран бросает блики на столешницу. — Знаешь, я сама в ужасе от того, как часто мне звонят пациенты, и просто не представляю, как ты все это выгребаешь.

— Из последних сил, — целую подругу в макушку и ухожу в спальню.

Телефон, зажатый в пальцах, тотчас начинает вибрировать и это вызывает у меня в теле ответную дрожь. Нет, пожалуйста, давайте не сразу, мысленно умоляю я, и выдыхаю, когда экран снова гаснет. Я еще слишком слаба для разговоров, так что открываю вотс ап, чтобы сначала просмотреть сообщения. И начинаю с самого верхнего, не сразу прочитав имя абонента.

Нюра Кузнецова…

Несколько пропущенных и целая куча голосовых. Рука тянется к последнему, но, прослушав всего пару секунду, ставлю на ускорение. Из динамика доносится Анин плач, и механических голос.

«Осторожно двери закрываются. Следующая остановка станция Чехова.».

Предыдущее сообщение — истерический рев и причитания: «Я ему устрою, я им всем покажу! Он, Римма Григорьевна, свою репутацию во век не соберет».

И еще одно перед этим. Длинное, на семь минут. Его я слушаю внимательно, боясь пропустить хоть слово.

«Римма Григорьевна, это я, Аня. Господи, ну конечно, вы и так знаете, что Аня, зачем я все это говорю, — она замолкает и тяжело дышит, как после долгого бега. — В общем, я не просто так звонила, я хотела рассказать, что вы были правы. Получается, все были правы, даже мой отец, а я одна идиотка. — Снова пауза, только на этот раз она длится дольше. Гораздо дольше. Я успеваю вернуться на кухню, и включаю динамик, чтобы Настя тоже могла прослушать сообщение. — Римма Григорьевна, он не любит меня, и никогда не любил. Все что волнует этого… человека — его книги и его эго, которое так велико, что занимает все место вокруг. Никто другой рядом не приживется. Просто не поместится».

И снова пауза, какая-то слишком нарочитая. Если бы я не знала Нюру, и не знала, что она ждет малыша, то решила, что сейчас она курит. По крайней мере, выдыхает она так, будто пускает изо рта дым. Настя переводит взгляд с меня на телефон и приподнимает брови, а я в ответ развожу руками. Но наше удивление длится недолго, через секунду мы обе получаем жесткое, но логичное продолжение этой истории.

«Римма Григорьевна, он сказал, что после родов нужно отвезти ребенка к моим в деревню. Что он не сможет работать, когда в квартире шумно. И что я не имею права отвлекаться на каких-то там детей. Так и сказал, понимаете — не имею права. Мол, этого мамка воспитает, а потом, через пару годиков, можно и своего, любимого. Как будто этот не свой. Как будто это не любимый!».

В этот момент нервы у Ани сдают, и она начинает плакать. Как щеночек, тихо скулит в трубку, отчего даже у меня щемит сердце.

«Он хочет избавиться от нашего сына, понимаете? А я ведь вам не верила, думала, вы все врете, потому что не простили, что он выбрал не вас. Господи, какая я идиотка! Он ведь всеми только пользуется, мной, вами, а потом найдет еще какую-нибудь дуру, и та ему тоже поверит! Так всегда было — мы держим корону над теми, кого сами же короновали. Но знаете что? Так больше не будет! Я опозорю Филиппа Белого на весь свет. Я расскажу, что без своих редакторов он никто, лингвистический кастрат, не способный даже два слова связать. Я… я… за нас с вами, Римма Григорьевна, а еще за сотни таких же как мы!».

Сообщение обрывается, а мы еще долго смотрим на экран. Тот снова вспыхивает, на этот от звонка незнакомого абонента, но я не спешу брать трубку.

— Какое сегодня число, — медленно, как говорящая кукла, у которой сели батарейки, спрашиваю я.

— Двадцать пятое.

— А время?

— Половина десятого. Эй, Римма, ты куда? Куда ты?! — Окликает меня подруга, когда я снова ухожу в спальню. — Да стой! Ты что, поверила ей? Будешь искать эту малахольную по всей Москве?

— Зачем искать? — Мой голос приглушает ворот свитера, который я пытаюсь натянуть на себя. — Я знаю, где Нюра. На презентации книги Белого. Явится таким вот приведением и все испортит.

— Ну и пусть себе портит.

— Нельзя, — упрямо мотаю головой. — Если сейчас обгадить Филиппу репутацию, то у меня не будет надежд на тихий развод на моих условиях. Ты же знаешь его характер — сгорел сарай, гори и хата. И потом, он же ее со свету сживет, если она бросит тень на величие его гения. Уничтожит.

— А тебе что, жалко что ли?

Не задумываюсь ни на секунду, просто киваю, в ответ.

Жалко. Почему-то нестерпимо жалко девушку, которая и так в беде, а может сделать свое положение еще хуже. Просто нажив себе такого мелочного и мстительного врага, как мой бывший муж.

— Меня подожди, — бухтит Настя, и, схватив сумочку, выбегает из квартиры вслед за мной.