Извращённое чувство

26. ЯСМИН

— Что ты имеешь в виду? Как я пойму, куда ехать, если не буду смотреть на дорогу? — кричу я, расстроенная и наполовину уверенная в том, что он издевается надо мной.

Джулиан стонет, откидываясь на спинку пассажирского сиденья и проводя рукой по своим чёрным как смоль волосам.

— Послушай меня, — ворчит он. — Если ты будешь смотреть прямо на асфальт, то разобьёшься. Просто поверь мне.

Я смеюсь так сильно, что у меня сводит живот.

— Поверить тебе? Ты, наверное, шутишь.

— Я не давал тебе повода для сомнений, — говорит он, стряхивая невидимые пылинки со своей рубашки.

— Ага, — фыркаю я. — Кроме того, что ты фактически угрожаешь причинить боль Эйдану, если я не буду хорошо себя вести. Заставил меня выйти за тебя замуж и лжёшь моему отцу, который умирает. И постоянно заставляешь меня подчиняться, словно я твоя сучка, ради возможности спасти людей, которые мне дороги.

— По-моему, я был предельно честен, — пожимает он плечами.

— Я… — закрывая рот, я поджимаю губы.

Полагаю, он прав.

— Попробуй ещё раз, — успокаивает он. — Просто медленно нажимай на газ. Не нужно злиться на неё. Она лучше реагирует, когда ты ласково с ней обращаешься.

Он проводит рукой по приборной панели.

Я закатываю глаза от того, как сексуально звучит его машина, и делаю глубокий вдох. Оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что парковка всё ещё пуста. Меньше всего мне нужно, чтобы кто-то еще видел, как я пытаюсь и терплю неудачу в том, что большинство людей умеют делать.

Сдерживая волнение, я делаю так, как он сказал, и не отрываю взгляд от дороги.

— Хорошо, — говорит он, когда машина трогается с места.

Я чувствую гордость. У меня получается!

Медленно набираю скорость, потому что мы едем не быстрее шестнадцати километров в час. Я еду по прямой, сижу на водительском сиденье и вдруг ощущаю, что никогда в жизни не чувствовала себя более независимой и сильной. Что, в свою очередь, так глупо, ведь это такая простая вещь.

— Отлично, — говорит он. — Теперь поверни направо. Ты хочешь, чтобы машина следовала за тобой, а не наоборот.

Я отрываю левую руку от руля и пытаюсь повернуть его.

Машина начинает вилять, и я в панике нажимаю на тормоза. Мое тело дергается вперед, ремень безопасности врезается в шею.

Я стону от досады и откидываю голову назад на сиденье, гордость, которую я только что испытывала, ускользает, как песок сквозь пальцы.

— Это бессмысленно. Я не создана для вождения.

— Ты всегда так делаешь? — спрашивает он.

— Что? — я смотрю на него боковым зрением.

— Так легко сдаёшься.

Он не ждёт ответа, и это хорошо, потому что мне нечего ему сказать. Вместо этого, уверена, его вопрос останется в моём подсознании, чтобы я могла обдумать его позже и задаться вопросом, прав ли он.

Он наклоняется, берёт меня за руки, и его прикосновения вызывают у меня шок.

От воспоминаний о том, как он прикасался ко мне, когда я принимала душ, по моему телу пробегает жар. Я потираю бёдра между собой и откашливаюсь.

Проклятье.

— Держи их здесь, — он кладёт мою левую руку на руль. — И здесь, — правую справа.

— Тебе стоит прекратить ко мне прикасаться, — говорю я тихо.

— Пусть каждый останется при своём мнении, — отвечает он, медленно убирая свои пальцы.

Внутри у меня всё переворачивается, и это меня злит, потому что он продолжает это делать, а я не хочу на это реагировать. Кроме того, я уверена, что это лишь уловка, чтобы расположить меня к себе.

— Тебе не стоит так стараться, — выдавливаю я из себя. — Никто тебя здесь не видит.

— Это, по-твоему, я делаю? — он ухмыляется. — Стараюсь?

Я хлопаю ладонями по рулю, и раздается звуковой сигнал, от которого у меня внутри всё сжимается, а сердце подпрыгивает.

Он смеётся.

— Ладно, на сегодня достаточно. Давай поменяемся местами.

Я не спорю, хотя на самом деле хочу продолжить вести машину. Более того, я хочу спросить, привезет ли он меня сюда снова, чтобы я могла попробовать ещё раз. Научит ли он меня чему-то новому.

Он единственный человек, который увидел, чего мне не хватает, и не просто дал мне то, что нужно, но и дал возможность научиться этому самостоятельно. Это отличается от того, к чему я привыкла, и мне это нравится.

Открывая дверь, я двигаюсь, чтобы выйти из машины. Перед моим лицом появляется его рука, и я не решаюсь взять её, не желая, чтобы моё тело снова подвело меня, отреагировав на его прикосновение.

Но эта машина очень низкая, и мне не хочется выглядеть глупо, пытаясь встать, когда он явно предлагает помощь. Поэтому я вкладываю свою ладонь в его, и статическое электричество проходит сквозь мои пальцы и поднимается по руке, когда я позволяю ему поднять меня с сиденья.

Я пытаюсь убрать руку, но он сжимает её ещё крепче, притягивая меня к себе, пока его губы не оказываются у моего уха.

— Если ты думаешь, что я старался с тобой, то ты явно не знаешь, как выглядит мужчина, когда он старается. Я обязательно исправлю эту ситуацию.

Я делаю глубокий вдох.

— Для чего?

— А почему нет?

Затем он отпускает меня, но ощущение его прикосновения остаётся.

Звук шин хрустит по рыхлому гравию парковки, и я оглядываюсь на Джулиана, чтобы увидеть подъезжающую полицейскую машину.

У меня сжимается желудок. Будут ли у меня неприятности из-за вождения без прав?

Джулиан переводит взгляд с меня на патрульный автомобиль. Его лицо становится серьёзным, а брови опускаются вниз, пока маска, которую он так хорошо носит, полностью не скрывает его лицо. Он мрачен и опасен, и я снова вспоминаю, почему не позволяю себе без нужды злить его. Я понимаю, почему не хочу его злить. Он позволяет мне многое, чего не позволяет другим людям, но есть причина, по которой я не хочу ссориться с ним. Не тогда, когда на кону жизни людей.

Странно, но я чувствую себя в безопасности рядом с ним. Я знаю, что он не позволит какому-то местному копу контролировать себя. Этот полицейский может обладать властью, но Джулиан Фарачи — это сила, с которой никто не сравнится.

Джулиан проводит рукой по моей спине, и я чувствую мурашки по коже.

— Ясмин, иди сядь в машину, — говорит он.

— Разве это не будет выглядеть подозрительно? — я поднимаю на него глаза. — Я лучше останусь здесь.

Он смотрит на меня сверху вниз, уголки его губ подергиваются, но рука остается на месте.

— Как пожелаешь.

Хлопает дверь автомобиля, и к нам подходит полицейский. Он упирается руками в бока и кладёт их прямо на пистолет. Осматривает место происшествия, оглядывая затонированную Audi R8, а затем Джулиана. Интересно, что он видит, когда смотрит на нас?

Мы оба одеты в дизайнерские вещи, у нас дорогая машина, а у Джулиана татуировки, которые покрывают большую часть его тела. Я предполагаю, что Джулиан знаком с большинством сотрудников местной полиции, но когда на лице полицейского появляется настороженность, а пальцы сжимают кобуру, я начинаю сомневаться в своём предположении.

Лааадно. Мы должно быть выглядим подозрительно.

Рука Джулиана легонько поглаживает мою кожу, вызывая приятные ощущения. Я прислоняюсь к нему.

— Что здесь происходит? Вы осознаёте, что это частная территория? — спрашивает полицейский.

Джулиан поднимает брови и оглядывается на пустую парковку и склад.

Я не спрашивала, для чего предназначен склад; снаружи он бежевого цвета и достаточно большой, чтобы вместить несколько других зданий, но на фасаде нет видимой вывески, а я была так сосредоточена на вождении, что даже не подумала спросить или подумать, что мы нарушаем закон.

— Всё верно, — отвечает Джулиан.

— Странное место для пятничного вечернего времяпрепровождения.

Джулиан кивает.

— Учу свою жену водить машину. К сожалению, это навык, которым она ещё не овладела.

Полицейский поднимает брови и смотрит на меня, облизывая губы. Его взгляд скользит по мне с головы до ног.

Фу. Один взгляд — и я чувствую себя более униженной, чем когда-либо с Джулианом.

— Не уверен, что верю Вам, — смеётся полицейский. — Вы и она… Похоже, у неё должно быть много навыков.

Я сдерживаю оскал и скрещиваю руки на груди.

Что он, черт возьми, имеет в виду?

Джулиан обнимает меня за плечи.

— К сожалению, — продолжает полицейский, — как я уже говорил, это частная территория. Вы не можете шататься, где вам вздумается, как бы красива она ни была для глаз.

— Она и правда прекрасна, не так ли? — замечает Джулиан.

Он не смотрит на меня, но от его комплимента моё сердце замирает.

— Вам кто-нибудь звонил, чтобы пожаловаться? — спрашивает он.

Офицер хмурит густые каштановые брови.

— Это Вас не касается.

— Поскольку это место принадлежит мне, меня это ещё как касается.

У меня перехватывает дыхание. Я не ожидала этого, хотя и не понимаю, почему удивлена. Джулиан, как и мой отец, кажется, приложил руку ко всему.

Полицейский, однако, выглядит заметно шокированным.

— Покажите мне, пожалуйста, Ваши права и регистрацию.

Джулиан наклоняется ко мне и шепчет на ухо: — Иди, сядь в машину, Ясмин.

Часть меня хочет воспользоваться возможностью и сказать ему, чтобы он пошел в жопу за то, что всегда думает, что может указывать мне, что делать, но я понимаю, что сейчас не самый подходящий момент, поэтому я кусаю себя за щеку и делаю то, что он говорит.

Я пробираюсь к задней части машины, пытаясь избежать полицейского, но он стоит прямо рядом с машиной, и когда я пытаюсь обойти его, подходит ближе.

Я отшатываюсь назад, изображая на лице напряженную улыбку.

— Прошу прощения.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать три, — отвечаю я.

— Ты здесь по своей воле? Только скажи, и я смогу, — он снова отводит взгляд, — забрать тебя отсюда. Возьму тебя с собой.

— Офицер, — Джулиан подходит ко мне сзади, и я чувствую тепло его тела. — Я бы посоветовал Вам прекратить допрос.

— И почему же? Вы двое здесь одни, никого вокруг на многие мили. Кажется подозрительным, — он снова смотрит на меня. — Он тебе за что-то платит, милая?

Его слова бьют меня по лицу, внутри у меня бушует огонь. Я вскидываю руку, демонстрируя гигантский бриллиант канареечного цвета.

— Мы женаты, придурок.

Ухмылка офицера спадает с его лица.

— Следи за своим тоном.

— Ясмин, — теперь голос Джулиана звучит резче. — Садись в машину.

Мой желудок сжимается, когда полицейский встает прямо передо мной.

— Я не могу позволить тебе просто исчезнуть из моего поля зрения.

— А стоило бы, — вмешивается Джулиан. — Если ты ценишь своё зрение.

Полицейский хмурится.

— Это угроза?

Джулиан смеется, и я не могу удержаться, чтобы не оглянуться на него. Его руки подняты вверх, а на лице маниакальная улыбка.

— Знаете, прошу прощения. Похоже, у Вас сложилось неверное впечатление о нас. Позвольте ей сесть в машину, офицер. Как ещё она сможет взять то, о чем Вы просите?

Полицейский долго смотрит Джулиану в глаза, прежде чем, наконец, уступает мне дорогу.

Я выдыхаю, проносясь мимо него, и как раз в тот момент, когда я прохожу мимо этого придурка, он сдвигается, и его тело соприкасается с моим.

Меня пробирает дрожь отвращения к этой игре во власть, и я ускоряю шаги, пробираясь к пассажирской стороне машины и поворачивая зеркало заднего вида, чтобы наблюдать за их взаимодействием.

Я не слышу, о чем они говорят, но вижу, как Джулиан делает шаг вперед, его высокая фигура требует повиновения от невысокого и коренастого полицейского, даже не пытаясь этого сделать. Джулиан что-то говорит, и полицейский отшатывается, его лицо опускается на что-то в руке Джулиана, прежде чем снова поднять его.

Медленно кивнув, коп протягивает руку и берет что-то, после чего уходит.

Джулиан садится обратно в машину, заводит двигатель, выезжает со стоянки и уезжает еще до того, как полицейский успевает вернуться к своей машине.

— Всё в порядке? — спрашиваю я.

Он бросает на меня взгляд.

— Всё хорошо.

— Отлично, — я киваю, в воздухе повисает мрачное напряжение. — Он мне не понравился.

Джулиан усмехается.

Я фыркаю.

— Я не понимаю, почему ты смеешься. Тебя смешат сексуальные домогательства? Разве ты не видел, как он на меня смотрел? И он прикасался ко мне. Типа, что это за человек такой, который буквально услышал, как ты говоришь, что ты мой муж, а потом повел себя так откровенно?

— Очень глупый человек.

— Да.

Разочарование из-за того, что Джулиану было настолько всё равно, что он ничего не сделал, пронзает меня до глубины души. Это застает меня врасплох, то, как сильно это меня расстраивает, но я использую это как топливо — напоминание о том, что на самом деле он не хочет, чтобы я была его супругой. Мы можем быть женаты на бумаге, но не во всех отношениях, которые имеют значение.

— Ему повезло, что тебе на самом деле всё равно, — дуюсь я. — Однажды он поступит так не с тем человеком, и результат ему не понравится.

Джулиан не отвечает, но его ладони чуть сильнее сжимают руль, а мускул на нижней челюсти напрягается.

Я проглатываю всё, что собиралась сказать, потому что ясно, что он не хочет продолжать разговор, а в данный момент я просто готова поехать домой и забыть о том, что это произошло.

— Садись вон туда.

Я искоса смотрю на Расула, который ничего не делает, только ворчит и садится за столик в углу комнаты, что позволяет мне присоединиться к Рие на воскресном бранче, не опасаясь, что он услышит каждое мое слово.

Он привез меня сюда, но не сказал ни слова, скорее всего, получив строгое указание не разговаривать со мной. Я не против. Не думаю, что у нас будет много общего, и хотя я не говорила Джулиану, потому что спорить с ним по любому поводу, пока он может навредить Эйдану, бесполезно, сомневаюсь, что мне нужен телохранитель.

Мой отец никогда не приставлял ко мне никого, и я прекрасно росла сама по себе.

Оглядев ресторан, я вижу, что Рия потягивает напиток в дальнем углу зала, и направляюсь туда, проскальзываю в кабинку и смотрю на, без сомнения, алкогольный напиток, который уже стоит передо мной на столе.

— Я взяла на себя смелость заказать тебе Беллини.

Она кивает на напиток, стоящий передо мной.

— Спасибо.

Я улыбаюсь, но не прикасаюсь к этой штуке, тем более что весь вечер мне предстоит провести в компании Джулиана и его матери. Кто знает, что случится, если у меня не будут работать все шестерёнки в голове должным образом?

— Кто твой напарник? — спрашивает она, указывая подбородком на Расула.

Я оглядываюсь на грузного, угрюмого мужчину, который сидит, откинувшись на спинку стула, в другом конце комнаты и не сводит с меня глаз.

— Мой новый сторожевой пес.

Она приподнимает брови.

— Джулиан обеспечил тебе охрану? Вау. Как романтично.

— Это скорее раздражает. Итак, какие новости? — спрашиваю я, протягивая руку за кусочком хлеба. Он тает у меня во рту, и я закрываю глаза от его вкуса.

— Ого, даже не спросила «Как дела»? — невозмутимо спрашивает она. — Джулиан на тебя действует.

Хлеб, который я проглатываю, застревает у меня в горле, и я кашляю, прижимая руку к шее и пытаясь взять себя в руки.

— Ты в порядке? — спрашивает Рия, приподнимая бровь.

— Ничего он не делает, — выдавливаю я из себя.

— Да, я знаю… Это была шутка, господи, — она прищелкивает языком. — Неужели всё настолько ужасно?

— Даже хуже, — бормочу я, протягивая руку к корзинке с булочками в центре стола и отрывая еще кусочек. — Он ведет себя вежливо.

Она ахает.

— Нет! Какой ужас.

Усмехнувшись, я швыряю в нее куском хлеба.

— Ну, да. Так оно и есть на самом деле. Это сбивает с толку, и я думаю, что он просто намеренно манипулирует моими эмоциями, и не знаю, чего он хочет добиться. Не похоже, что это что-то изменит. По его мнению, он уже победил, так какой в этом смысл?

— Боже мой, — размышляет Рия, оценивающе глядя на меня. — Он тебе нравится.

— Нет, — огрызаюсь я. — Ни в коем случае.

Она откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Не лги мне, сучка. Как ты смеешь влюбляться в врага и пытаться скрыть это от меня?

— Я не влюбилась в него. Боже, — жалуюсь я. — Он просто… он сбивает меня с толку.

Она усмехается.

— Я тебя умоляю, тебе всегда нравились плохие парни.

У меня отвисает челюсть.

— Неправда.

— Не лги мне, Яс. Я слишком много раз смотрела с тобой «Крепкий орешек», чтобы попасться на эту уловку.

— Это другое, — я тычу в неё пальцем и прищуриваюсь. — Ганс Грубер — лучший злодей всех времен. Он не настоящий человек.

— Верно, — она кивает, широко раскрыв глаза. — У тебя есть его реальная версия в виде твоего мужчины.

Мой желудок скручивает.

— Он гребаный преступник, прячущийся в деловом костюме, Рия. За кого ты меня принимаешь?

— Предполагаемый преступник, — поправляет она.

Я не утруждаю себя объяснением ей, что «Sultans» — это гораздо больше, чем кажется людям со стороны. Если я признаю это вслух, то мне придется признать, что мой отец тоже преступник и что и Джулиан, и мой отец просто очень хорошо умеют скрывать свои гнусные деяния за улыбками и торговыми сетями.

К горлу подкатывает тошнота, когда я вспоминаю, с кем имею дело в лице Джулиана, и ненавижу себя за то, как легко забываюсь, когда нахожусь рядом с ним. Я позволяла ему прикасаться ко мне, целовать меня. Почти позволила ему трахнуть меня.

— Ух, он определенно пытается манипулировать мной. А я просто… блять, беспомощная девчонка, которая не может ничего сделать, кроме как подчиняться его требованиям и притворяться, что меня всё устраивает, — я опускаю голову на руки. — Это заставляет меня чувствовать себя слабой.

Рия вздыхает и, перегнувшись через стол, похлопывает меня по предплечью.

— Ты не слабая, малышка. Ты умная.

Я поворачиваю голову вбок и смотрю на нее.

Ее взгляд снова возвращается к Расулу, а затем ко мне, и она понижает голос.

— Я поговорила с Эйданом.

Это привлекает моё внимание, и я оживляюсь, хватая ее за руки.

— Ты шутишь.

Она прищелкивает языком.

— Подумала позвонить ему, просто чтобы узнать, ответит ли он, понимаешь? Высказать ему всё, что я о нем думаю.

— Хорошо, — я киваю, ожидая продолжения и не обращая внимания на то, как больно от того, что он поговорил с ней, но даже не ответил мне. — И?

— Мы поговорили всего несколько минут, и я сказала ему, что ты делаешь только то, что должна. Он где-то там, пытается найти ту лампу или что-то в этом роде, так что он просто был занят.

— О, хорошо.

У меня скручивает желудок.

Она морщится, словно ожидая, что я развалюсь на части прямо у нее на глазах, но, на удивление, хотя осознание того, что я не являюсь его приоритетом, причиняет боль, она не такая сильная, как я ожидала. Это тупая боль в груди, а не удар кувалдой по сердцу. Хотя я не совсем понимаю, почему он так заинтересован в том, чтобы найти лампу, если я уже замужем за кем-то другим. Неужели он думает, что всё ещё сможет убедить моего отца, что он лучший выбор?

— Эй, эта история с потерянной лампой — какое-то безумие, да? — говорит она, меняя тему разговора и делая глоток своего напитка.

— На самом деле я не так уж много об этом знаю, — я поднимаю на нее взгляд и наклоняю голову. — Кстати, а ты откуда знаешь?

— Эйдан сказал, что она стоит, наверное, миллиард долларов, — она присвистывает. — Представь, что кто-то мог бы с ней сделать. Неудивительно, что твой отец хочет заполучить эту лампу.

Я прикусываю губу.

— Честно говоря, Ри, мне наплевать на эту дурацкую лампу. Это уже не имеет значения. Не произойдет такого, что Эйдан сможет вернуться с ней обратно, и мы вместе уедем навстречу закату. Уже слишком поздно.

Она кивает.

— Верно. Но надежда всё ещё есть. Я нашла парня, помнишь?

Я наклоняюсь вперед, и моё сердце подпрыгивает к горлу, словно я на американских горках.

— Да. Я просто побоялась спросить.

Она снова переводит взгляд на Расула.

— Ты уверена, что он нас не слышит?

Я оглядываюсь назад, а затем снова смотрю на нее, пожимая плечами.

— Я купила тебе одноразовый телефон и сохранила в него его номер. Его зовут Рэнди Газим. Он юрист, работает в самом центре Нью-Йорка. Специализируется на неприятных разводах и утверждает, что ему насрать на Джулиана Фарачи и на ту власть, которой он обладает, — она берет со стола льняную салфетку и кладет ее себе на колени, прежде чем обернуть ею что-то и снова положить на стол. — Я подумала, что ты могла бы попробовать написать Эйдану с этого телефона, на случай, если у тебя в телефоне жучок, или, знаешь, мы могли бы говорить, не беспокоясь о том, что кто-то может заглянуть в твой настоящий телефон.

Я протягиваю руку и хватаю салфетку, чувствуя под ней какой-то бугристый предмет. Подтягиваю ее к себе и засовываю в сумочку, надеясь, что Расул этого не заметил. В груди у меня становится тепло.

Она приподнимает плечо.

— Послушай, Эйдан очень недоволен, Яс. Ему больно, знаешь? Но я сказала ему, что ты пытаешься найти выход из этой ситуации. И он… он не потерял надежды, — она кивает в сторону телефона. — Напиши ему. Выслушай, что он хочет сказать.

Мое сердце практически выскакивает из груди и ударяется о ребра, когда я киваю.

— Спасибо, Рия.

После того как бранч закончится и я вернусь в безопасность в своей комнате, я планирую заняться именно этим.