Извращённое чувство

ПРОЛОГ

ДЖУЛИАН

Раньше моя мама давала мне выбирать то, чем бы она меня потом наказывала. Я пробирался через небольшой лесной массив у задней части нашего дома и находил самую маленькую ветку, какую только мог: достаточно толстую, чтобы заменить ремень, но от которой не было бы так больно, как от ремня.

Потом она избивала меня ей до крови.

— Будет только немного больно, piccolo¹, — всегда бормотала она.

После, она извинялась и приглашала меня на мороженое.

Малина в тёмном шоколаде. Её любимое.

Иногда я заслуживал порки. Я был мальчишкой, который бунтовал против идеи пойти по стопам отца и взять на себя бизнес химчистки, начатый с нуля моими дедушкой и бабушкой, когда они иммигрировали из Калабрии, Италия. В других случаях нужно было искать причину глубже.

Каждый раз, когда отец возвращался домой после насмешек и оскорблений со стороны клиентов, для которых он очищал одежду от пятен, он избивал мою мать до полусмерти. Наши стены были тонкими, и я ложился спать под звуки хныканья сломленной женщины и ругательств разъяренного мужчины. Я всегда знал, что вскоре после этого она придёт в мою комнату, её иссини-чёрные волосы, так похожие на мои, будут собраны в пучок, и на лице будет натянутая улыбка как и всегда, когда она приходила отыгрываться на мне.

Моя семья всегда была предсказуема — забирая власть у тех, кто слишком слаб, чтобы её удержать.

Возможно, именно поэтому я начал тайком наблюдать за занятиями хапкидо², которые проходили в конце нашего квартала. Я видел, как они тренируются и мне становилось интересно, каково это — быть таким сильным? Иметь такой контроль над противником, что ты не боишься, что тебе причинят боль.

Я представлял, как научусь пользоваться короткой палкой или посохом и изобью своего дерьмового отца, чтобы он никогда больше не смог прикоснуться к моей матери.

Если бы она обрела покой, может, и я смог бы.

Будет только немного больно.

Я выныриваю из воспоминания, позволяя ему улетучиться в глубины моего сознания, где я держу его крепко запертым, и выпрямляюсь, прислонившись к стене в тускло освещенной скрытой комнате моего дома. Пластиковый брезент, который я ранее повесил на потолок, покрывает пол, создавая кокон вокруг человека, привязанного к стулу в центре помещения.

Он тяжело дышит, этот звук сопровождается только шипением Изабеллы³, моего семиметрового питона, когда она скользит по его ступням и поднимается по ногам. Как только она добирается до его икр, он дергается, его некогда идеально отглаженный костюм насквозь промок от пота.

— Осторожно, — говорю я. — Ей нравится, когда ей сопротивляются. Это её возбуждает.

Я провожу ладонью по челюсти, трехдневная щетина грубая под подушечками пальцев, а затем я вздыхаю, тянусь в карман и беру свой изготовленный на заказ компактный металлический посох⁴.

Вытащив его, я нажимаю на кнопку сбоку, и он удлиняется до полного размера, серебряные концы мерцают на фоне черного металла. Я кручу его в руке, делая шаг к нему.

— Пожалуйста, — умоляет он.

Смешок вырывается из моей груди, пока Изабелла продолжает извиваться вокруг его тела.

— Твои манеры безупречны, Самюэль. Полагаю, это ожидаемо от сына богатого бизнесмена, — мурлычу я. — Но мне они ни к чему, — мои шаги затихают, когда я останавливаюсь перед ним, мои мышцы напряжены от предвкушения. — Ты знаешь, почему ты здесь?

Его брови хмурятся, мелкие бисеринки пота стекают по бокам его бледного лица.

— Я здесь только ради девушки, — хрипит он, его нижняя губа дрожит. — Они сказали мне прийти. Я…

— Девушка и всё, что к ней прилагается, оно моё, — говорю я, мои глаза вспыхивают. Я поднимаю посох вверх, резко вращая его вокруг себя, наслаждаясь страхом, проникающим в его темные глаза.

— Не волнуйся, — ухмыляюсь я. — Будет только немного больно.