Извращённое чувство

37. ЯСМИН

Я не могу уснуть.

У меня болит всё тело, а на сердце спокойно, кажется, впервые за целую вечность. По сути, я должна отдыхать в объятиях своего мужа, зная, что он на самом деле мой.

Даже несмотря на то, что то, как мы начинали, не идеально.

Теперь я доверяю ему. Я верю ему, когда говорит мне, что любит меня, потому что я чувствую, что мы прошли путь от ненависти к этому. По-другому и быть не могло. Я думала, что люблю Эйдана, но он никогда не вызывал у меня таких чувств, как Джулиан.

И, возможно, он слишком опасен. Возможно, он сочетает в себе всё неправильное. Может быть, я наивна, позволяя себе полюбить мужчину, который шантажом вынудил меня выйти замуж, но я всю свою жизнь старалась угодить людям, и мне надоело игнорировать тьму внутри себя, которая понимает всё, что представляет собой Джулиан.

И я наконец-то прислушиваюсь к совету Рии и делаю что-то для себя.

Взглянув на часы, я выбираюсь из большой двуспальной кровати, где рядом со мной мирно спит Джулиан, и на цыпочках подхожу к своей сумке, чтобы взять фотоаппарат. Выхожу из комнаты и пересекаю общую зону, вздыхая, когда свежий ночной воздух овевает мое лицо, когда я открываю входные двойные двери.

Сегодня прекрасная ночь, и я, накинув на плечи свой легкий кардиган, иду по узкой тропинке, которая ведет между маленькими коттеджами, и начинаю фотографировать небо. Я настолько погружена в этот момент, в безмятежную тишину, которая окутывает воздух, что не слышу шагов позади себя, пока они не раздаются совсем рядом.

Я крепче сжимаю фотоаппарат, иду дальше по тропинке и надеюсь, что они исчезнут, но этого не происходит. Мое сердце подскакивает к горлу, и я тяжело выдыхаю, прежде чем обернуться.

Кто-то следует за мной.

Но в темноте трудно что-либо увидеть, поэтому, только прищурившись, я могу разглядеть их черты.

У нее ярко-синие волосы и облупившийся лак на ногтях, и в руках она держит что-то, завернутое в тёмно-фиолетовую ткань.

— Вы знаете, преследование — это уголовное преступление, — крикнула я.

Она игнорирует меня, продолжая приближаться, пока не оказывается прямо передо мной.

Она переводит взгляд с меня на коттедж слева от меня, а затем на тот, что находится чуть впереди нас, менее чем в нескольких десятков метров от нас.

— Я наблюдала за Вами сегодня, — говорит она так тихо, что мне приходится напрячься, чтобы расслышать. — Мне нужно было поговорить с Вами наедине.

Я чувствую, как напрягается моя спина, и оглядываюсь по сторонам, внезапно сожалея, что не сказала Джулиану, куда иду.

— А Вы кто? — спрашиваю я.

— Я Джинни.

Я вспоминаю, что именно о ней рассказывал мне Эйдан.

— Археолог?

Она кивает, облизывает губы и крепче прижимает к груди то, что держит в руках, снова оглядывается по сторонам, прежде чем подойти ближе, и я, спотыкаясь, отступаю назад, выставив перед собой руку.

— Чего Вам нужно? — мой голос звучит резче, потому что, серьёзно, какого хрена?

— Я руковожу раскопками в Харге.

Я смотрю на коробку в её руках.

— И что это, Джинни? Подарок?

Она снова озирается по сторонам, от её тела исходит напряжение, пальцы впиваются в края коробки так, что я боюсь, как бы она не сломала их.

— Я кое-что нашла, — шепчет она. — Кое-что, что может Вам помочь. Эйдан рассказал мне о том, что мистер Фарачи заставляет Вас делать, и это… это неправильно.

Я склоняю голову набок.

— Что Вы имеете в виду?

— Я та, кто отправил Вам сообщение, — она подходит ближе.

И тут я понимаю.

— Вы работаете у Джулиана.

Она кивает.

— Что ж, я ценю то, что Вы делаете, но в этом больше нет необходимости. Я люблю своего мужа.

Она смеётся и качает головой, словно не верит мне.

Я внимательно смотрю на неё. Что-то не так.

— Вы в порядке?

Она снова оглядывается по сторонам, прежде чем придвинуть к себе закрытую коробку, которую держит, и крепко сжимает мою руку.

Я делаю глубокий вдох, но прежде чем успеваю закричать или что-либо сделать, ее слова останавливают меня.

— Вам не следует им доверять, — предупреждает она.

Я поднимаю брови.

— Кому?

— Они всегда разбрасываются громкими словами. Мужчины, понимаете? — она качает головой. — Они становятся напыщенными… неряшливыми.

— Вы говорите о Джулиане? — спрашиваю я.

Она шумно выдыхает, как будто мои вопросы её раздражают.

— И о его головорезах. Иэн, его ассистент? Он напивается и у него развязывается язык.

Ее пальцы впиваются в мое предплечье, разрывая кожу. Я отшатываюсь, шипя от боли, из-под ее хватки сочится струйка крови и капает на землю.

— Они убьют Вас. Вы слышите меня? Как только они получат то, что хотят, они убьют Вас.

У меня внутри всё сжимается, сердце колотилось о рёбра.

— Я могу Вам помочь, — повторяет она, указывая на коробку. — Это может Вам помочь. Обменяйте это на свою свободу.

Раздражение разливается по моим венам, потому что эта женщина делает всё, что угодно, только не дает мне ответов, и, честно говоря, она выводит меня из себя.

— Мне не нужна никакая помощь. Обещаю, со мной всё будет в порядке.

В одном из домов, расположенных вдали, дверь открывается, и её взгляд устремляется куда-то за мою спину, прежде чем снова обратиться ко мне.

— Я нашла её, — шепчет она. — Никто не знает. И Вы не должны им говорить.

Я хмурюсь.

— Нашли что?

Она протягивает мне коробку.

— Лампу.

Я не знаю, когда Джулиан успел подготовить всех к отъезду, но на следующее утро мы были полностью готовы.

Мы стояли у входа в главное здание, и Джулиан крепко держал меня за талию, пока мы слушали жалобы Иэна на то, что он не полетит на частном самолёте. Я смотрела, как водитель закидывает мой чемодан на заднее сиденье. Тот самый, в котором лежит потерянная лампа.

Боже, что мне с ней вообще делать?

У меня возникло искушение обратиться с ней прямо к Джулиану, но что-то меня удержало. Я не знаю, кто здесь может подслушивать, и если Джинни так легко слышит чужие разговоры, то я не хочу рисковать, чтобы кто-то еще узнал, что у меня есть. Я могу просто сказать ему, когда мы вернемся домой.

— Я не понимаю. Мы все едем в одно и то же место, — жалуется Иэн, скрестив руки на груди, пока водитель загружает их с Эйданом багаж на заднее сиденье машины.

Я внимательно наблюдаю за ним, а в моей голове громким шепотом звучит предупреждение Джинни.

— Я хочу побыть наедине со своей женой, — отвечает Джулиан. — Я уверен, что не все из вас хотели бы слышать то, чем мы будем заниматься, — он переводит взгляд на Эйдана, и я толкаю Джулиана локтем в бок. — Не грусти, Иэн. По крайней мере, я посадил тебя в первый класс, — говорит он.

Иэн фыркает, вскидывает руки и бросается к машине, проскальзывая на заднее сиденье. Эйдан следует за ним, останавливаясь перед тем, как сесть, положив руку на дверцу и не сводя с меня глаз.

Он выглядит подавленным, и у меня слегка щемит в груди, потому что я знаю, что отношения между нами уже никогда не будут прежними.

Я не испытываю к нему ненависти, только глубокую печаль по поводу того, что мы потеряли. Он был моей первой любовью, моим первым всем, и хотя я не знаю, как все так закончилось, я должна верить, что это к лучшему.

Может быть, когда-нибудь мы сможем остаться друзьями, когда боль пройдет. И, честно говоря, я должна поблагодарить Эйдана. Если бы он не любил меня, я бы не заметила разницы. Потому что моя любовь к Эйдану подобна теплому солнечному дню, а моя любовь к Джулиану — пылающему аду.

— Помни, что я сказал, принцесса, — говорит Эйдан.

Джулиан крепче обнимает меня за талию, и я протягиваю ладонь, прижимаю её к его груди, провожу по ней и поворачиваю его лицо к себе, привлекая к себе для поцелуя.

Наверное, глупо так поступать в присутствии Эйдана, но я беспокоюсь о мужчине, которого выбрала. Он ждет, что я отвернусь от него, но я собираюсь показать ему все причины, по которым этого не произойдет.

Мы отрываемся друг от друга, и я направляюсь к машине, в последний раз оглядываясь, чтобы увидеть Джинни. Но она словно призрак, и ее нигде нет.

Мой желудок сжимается, я отчаянно надеюсь, что с лампой ничего не случится, и волнуюсь из-за того, что недостаточно хорошо ее спрятала. Я понятия не имею, как нам удастся пронести её через таможню, но прямо сейчас у меня хватает ума волноваться только по одному поводу за раз.

Только когда мы с Джулианом оказываемся в частном самолете, я снова задумываюсь об этом. Я сижу на диване, пью газированную воду и наблюдаю, как он смотрит на что-то на экране своего компьютера, между его бровями под очками для чтения пролегла легкая складка.

— Они будут осматривать наши сумки? — спрашиваю я.

Наверное, мне не следовало бы вот так просто выпаливать это, не тогда, когда вокруг есть стюардессы, пилоты и множество других людей, которые могут услышать, но если я, по крайней мере, в ближайшее время не разберусь с ситуацией на таможне, меня стошнит.

Джулиан бросает на меня взгляд поверх оправы своих серебряных очков.

— Ты бы хотела, чтобы они этого не делали?

Я пожимаю плечами, встаю и подхожу к нему, протискиваюсь между столом и его ногами и плюхаюсь к нему на колени, обвивая руками его шею.

Его руки немедленно обхватывают меня, сильные и уверенные, и от этого прикосновения во мне вспыхивает искра желания.

Наклонившись, я запечатлеваю поцелуй на его шее.

— Я не хочу, чтобы кто-то, кроме тебя, прикасался к моим вещам.

Он что-то мурлычет, его пальцы бегают вверх и вниз по моей спине.

— Значит, они этого не сделают.

Меня охватывает облегчение, потому что я знаю: если Джулиан сказал, что они этого делать не будут, значит, они этого делать не будут.

— Знаешь, это были по-настоящему дерьмовые каникулы, — размышляю я, ещё сильнее прижимаясь к нему. — Ты не сводил меня ни в одно место, чтобы посмотреть достопримечательности, и вдобавок ко всему, мы сейчас в этом большом самолете, с огромной кроватью, и я всё ещё здесь, — я поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него, — во всей этой одежде.

Он ухмыляется, но я чувствую, как он твердеет подо мной.

— У некоторых из нас есть работа, которую нужно выполнять. Бриллианты сами по себе не продаются.

— У тебя сотни сотрудников, которые продают их за тебя, — ною я. Вздохнув, я встаю и прикусываю нижнюю губу. Пожав плечами, я направляюсь в заднюю спальню. — Думаю, тогда я просто позабочусь обо всем сама.

Он оказывается на мне прежде, чем я успеваю моргнуть.

Большие руки обхватывают меня за талию, перекидывая через плечо. Я вскрикиваю, мой желудок поднимается и опускается, как на американских горках, пока он несет меня в спальню, закрывает дверь ногой и бросает на кровать.

Его лицо становится серьезным, а руки тянутся к пряжке ремня.

— Пора заставить этот острый язык работать, Gattina, — говорит он.

Я ухмыляюсь, как кот, получивший сливки.

Он подходит к краю кровати, приспускает штаны, так что его толстый член подпрыгивает в воздухе, его мускулистая рука обхватывает его у основания и поглаживает по всей длине до головки.

— Ползи ко мне, — рычит он.

Я качаю головой, чувствуя себя игривой.

Он наклоняет голову.

— Раз.

Мое сердце замирает.

— Что, раз?

— Ты получишь на один оргазм меньше.

У меня отвисает челюсть.

— Это нечестно!

Он снова поглаживает свой член, и я провожу языком по нижней губе, наблюдая, как он трогает себя.

— Жизнь несправедлива, — его слова сопровождаются тем, что он переводит взгляд на край кровати, где он хочет меня видеть. — Ползи ко мне, amore mio. Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.

Переворачиваясь на четвереньки, я делаю то, о чем он просит, медленно ползу, зарываясь руками в плюшевое одеяло, и смотрю на него из-под опущенных ресниц, пробираясь по кровати, пока не достигаю того места, где он стоит.

Он кладет свободную руку мне на затылок.

— Хорошая девочка, — говорит он.

А потом он притягивает мое лицо к себе и прижимает свой член к моим губам.

Я высовываю язык, слизывая капельки солоноватой жидкости с головки, и стону от его вкуса.

— Соси.

На этот раз я не спорю, слишком хочу почувствовать, как его толстый член будет растягивать мои губы. По нижней части его члена проходит крупная вена, и мысль о том, как она будет пульсировать на моем языке, пока он кончает мне в горло, заставляет мою киску сжаться. Я провожу языком по его головке, планируя дразнить его до тех пор, пока он не расколется, но прежде чем я успеваю это сделать, он хватает меня за волосы и толкает вперед, пока не касается задней стенки моего рта. Мои глаза наполняются слезами, а руки ложатся на низ его живота, пока он удерживает меня там, его член сантиметр за сантиметром проникает в мое горло. Я издаю какой-то невнятный звук, хотя трудно не подавиться из-за его огромных размеров.

Другой рукой он обхватывает мой подбородок и нежно поглаживает.

— Дыши носом, малышка.

Я делаю так, как он говорит, и это помогает, и тогда он отстраняет меня от себя, пока полностью не выходит у меня изо рта, и тонкая струйка слюны соединяет головку его члена с моей нижней губой.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Кивнув, я снова наклоняюсь вперед, моя рука сжимает его член, в то время как я глубоко засасываю его, опускаясь до самого основания и усиливая всасывание на обратном пути. Он больше не прижимает меня к себе, позволяя двигаться в моем собственном темпе, и я удваиваю усилия, желая почувствовать, как он изливает всё, что у него есть, на мой язык.

— Блять.

Одна из моих рук перемещается к его яйцам, слегка поглаживая чувствительную плоть, в то время как я провожу языком по всей длине его члена, и они дергаются в моей руке.

Я такая мокрая, что чувствую, как влага скапливается у меня в трусиках, и начинаю опускать руку, чтобы хоть как-то облегчить боль, но прежде чем успеваю это сделать, хватка на моем лице усиливается.

— Не трогай себя.

В его тоне безошибочно слышится приказ, и я слушаю его, не испытывая желания ослушаться на этот раз, потому что не хочу, чтобы он наказал меня еще сильнее.

— Ты выглядишь так идеально сейчас, — говорит он. — С размазанным макияжем и пухлыми губами, обхватывающими мой член. Могу поспорить, если бы я попросил тебя проглотить меня полностью, ты бы скользнула своим прелестным ротиком по всей моей длине, пока ты не начала бы давиться, как ненасытная маленькая шлюха, не так ли?

От его слов меня охватывает трепет, потому что со мной никогда так не разговаривали. Все всегда обходили меня стороной, и до него я никогда не осознавала, как сильно нуждалась в обратном.

Я отпускаю его, моя рука перепачкана слюной, и я протягиваю ее, чтобы продолжить поглаживать его. Его член пульсирует, и меня охватывает удовлетворение.

Он близко.

— Трахни мой рот, — умоляю я. — Пожалуйста.

Его взгляд вспыхивает от моих слов, и он тут же хватает меня за волосы с такой силой, что тянет у корней. Он проводит своим членом по моим губам и двигает моей головой вверх и вниз по своему члену. Его бедра напрягаются, и он с силой ударяется о заднюю стенку моего горла. Мои глаза слезятся, а в носу горит, но я придвигаюсь ближе, обхватывая его и втягивая ещё глубже.

— Вот это моя девочка, amore mio. Ты создана для того, чтобы сосать мой член, — говорит он.

От его слов меня пронзает наслаждение, я обхватываю его бёдра и хватаю за задницу, чувствуя, как напрягаются его мышцы, пока он использует меня как игрушку.

Я так возбуждена, что мои трусики насквозь промокли, но я помню, что он говорил о том, чтобы я не трогала себя. Не позволяла себе кончить.

Дыхание Джулиана становится тяжёлым, его глаза стекленеют, толчки становятся беспорядочными.

Я стону, и это всё, что ему нужно. Его член начинает пульсировать у меня во рту, горячая сперма стекает по моему горлу, и я провожу языком по нижней части, ощущая, как с каждой каплей ритмично пульсирует вена.

Это так возбуждает, и мне становится больно от того, как сильно я хочу, чтобы он был внутри меня.

— Проглоти всё, Gattina.

Я так и делаю, позволяя ему выскользнуть из меня после этого и широко открывая рот, чтобы он мог видеть, что я не потеряла ни капли.

Он стонет, наклоняется и целует меня, его язык сплетается с моим, я уверена, он чувствует себя на вкус. Затем он кладет свою ладонь на мою щёку, большим пальцем размазывая влагу, оставшуюся на моих губах.

— Ты такая, блять, идеальная. И такая, блять, моя.

Он наклоняется, поднимает меня и бережно укладывает обратно на кровать, заботливо подоткнув одеяло и пригладив мои волосы. В течение всего полёта он предугадывает и удовлетворяет все мои желания: приносит мне напитки, следит за тем, чтобы у меня была еда, расчёсывает мне волосы и шепчет слова любви.

Это приятно, и когда мы наконец-то добираемся до дома, я чувствую себя на седьмом небе от счастья, удивляясь, как он так быстро превратился из человека, которого я так сильно ненавидела, в этого человека.

Но это приятное чувство длится недолго, потому что ещё до того, как я поднимаюсь по лестнице, я проверяю свою голосовую почту, и на линии звучит голос Шайны.

Её голос мягкий и успокаивающий, и как только она начинает говорить, я всё понимаю.

Выронив телефон из рук, я разворачиваюсь в фойе дома и встречаюсь взглядом с Джулианом.

Он резко замолкает, а затем кивает, видя слёзы, которые я пытаюсь сдержать.

Джулиан, не теряя времени, сам отвозит меня в поместье. Когда мы подходим к двери спальни моего отца, там стоит Шайна. Она смотрит на нас, и в её прекрасных больших карих глазах блестят слёзы.

Меня переполняют эмоции, а в груди поселяется тяжёлая боль. Я хочу заговорить, спросить, как он, что я могу сделать, но в этот момент у меня перехватывает дыхание, а горе накатывает, словно приливная волна.

Джулиан обнимает меня за талию и притягивает к себе, без слов оказывая поддержку и целуя меня в висок.

— Он спит, — говорит Шайна, хотя я и не спрашивала.

— Он проснётся? — выдавливаю я.

Она качает головой.

Моё сердце разрывается на части.

Шайна подходит ко мне, берёт за руку и говорит: — Но он может слышать тебя. И я знаю, что он ждал, когда ты сможешь вернуться.

По моей щеке скатывается слеза, горло сжимается так, что я едва могу дышать. Я киваю и поворачиваюсь к Джулиану.

Он нежно берет моё лицо в свои руки, вытирая слёзы, которые едва успевают скатиться до подбородка.

— Я не знаю, как это сделать, — шепчу я, и голос мой дрожит.

Он вздыхает, целует меня в лоб и отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Amore mio, — говорит он мягко. — Тебе ничего не нужно делать. Просто подойди к нему, возьми его за руку и попрощайся.

Мое лицо искажается от слез, которые я не в состоянии остановить, дыхание прерывается от боли, разрывающей мою грудь надвое.

Я киваю, отступаю от мужа и вместо этого направляюсь к отцу.

В последний раз.

3

8. ЯСМИН

Мой отец скончался, пока я всё ещё находилась в его комнате.

На это ушло несколько часов, но как только я сказала ему, что он может отпустить меня, он это сделал.

Остаток ночи я провожу в слезах, глубоких рыданиях, которые разрывают мне душу и заставляют чувствовать, что я никогда больше не буду цельной.

И, честно говоря, я не думаю, что когда-нибудь буду счастлива. Потерять родителя — это всё равно, что потерять часть себя. Теперь, когда его нет, мне всегда будет не хватать какой-то части меня, и эта боль никогда не утихнет.

Я любила своего отца всем сердцем. Я отказалась от своих собственных мечтаний и амбиций, просто чтобы он был счастлив. С нетерпением ждала каждого лета, когда приеду домой, чтобы иметь возможность дышать тем же воздухом, что и он.

Он был для меня всем.

И всё было хорошо, пока он не осознал свою смертность. Он стал тем, кем всегда хотел быть. И хотя я не испытала отношений с этой версией его, мне придется найти покой в том, что, по крайней мере, он примирился с самим собой.

Теперь он может быть со своей любовью, с моей мамой.

Но боль не утихает, потому что его всё ещё нет рядом.

Джулиан провёл со мной всю ночь. И я знаю, что, даже если он не говорит об этом вслух, ему тоже больно.

Он любил моего отца, независимо от того, признает ли он это.

И когда на следующее утро он пытается остаться со мной дома, я выпроваживаю его, говоря, что ему нужно продолжать жить так, как будто всё нормально. Мне нужно, чтобы он был нормальным, потому что иначе весь мой мир рухнет. Я всё ещё не рассказала ему о лампе, но обязательно расскажу. Сегодня вечером, когда он вернется домой.

Мне повезло, что у меня было время подготовиться к смерти моего папы, но это не делает потерю менее тяжелой.

Я провожу утро, сидя на заднем дворике, вдыхая свежий осенний ветерок и закрывая глаза, когда он целует мое лицо, думая о том, смогу ли я почувствовать дух моего отца в воздухе, если буду стараться изо всех сил.

Но жизнь продолжается, несмотря на горе.

Прищелкивая языком, я кручу в руке одноразовый телефон, лежащий на столе во внутреннем дворике, и тупо смотрю на него. Я глубоко вздыхаю и открываю сообщения, которыми обменивалась с адвокатом Рэнди, перечитывая их и позволяя своему выбору еще больше закрепиться в моей голове.

Он мне больше не нужен, и если я собираюсь быть с Джулианом по-настоящему — по-настоящему выбрать его, — то я должна убедиться, что Рэнди не думает, что я всё ещё хочу осуществить наш план по аннулированию отношений.

Я: Здравствуйте! Хочу выразить вам свою признательность за то, что вы согласились выступить против моего мужа. Однако обстоятельства изменились, и я больше не нуждаюсь в ваших услугах.

Я нажимаю кнопку «Отправить», и меня охватывает знакомое чувство тревоги от того, что я делаю что-то для себя. Телефон начинает вибрировать.

Рэнди: Понял. Всегда буду рад помочь, если Вы передумаете.

Вот так просто всё закончилось. Я с облегчением вздыхаю и поднимаюсь с места, вытягивая руки над головой и пытаясь не обращать внимания на тяжесть печали, которая давит мне на грудь, когда я вспоминаю, что моего отца больше нет.

Мой школьный психолог часто советовал мне записывать свои чувства в дневник или в виде письма, любым способом, который помог бы мне разобраться с ними, чтобы я не запирала их все внутри и не позволяла им накапливаться, пока они не взорвутся. Я никогда не пробовала этого раньше, предпочитая искать свою терапию за объективом фотоаппарата, но сейчас желания фотографировать нет, так что, возможно, ведение дневника сработает.

Я направляюсь в кабинет Джулиана, чтобы найти бумагу и ручку.

Подойдя к полке с книгами, я провожу пальцами по фотографии в рамке. На ней запечатлены Джулиан и мой отец. Они оба улыбаются и держат в руках необработанный алмаз. Моё сердце сжимается, и по щекам катятся слёзы. Я прижимаю руку к груди, пытаясь унять боль.

Продолжая свой путь, я присаживаюсь за стол и осматриваюсь. Мои руки тянутся к правому ящику, и я открываю его в поисках листа бумаги и ручки. В поисках нужных предметов я хватаю какие-то бумаги, отодвигая их в сторону. Но моё дыхание перехватывает, когда я вижу знакомое имя.

Моё имя.

Неприятное чувство сдавливает мою грудь.

«Не доверяйте им.»

Мое дыхание прерывается, и я фыркаю, качая головой и убеждая себя, что это всё игра света. Доверие имеет первостепенное значение в отношениях. И я по-настоящему доверяю Джулиану.

Нахмурившись, я снова смотрю на бумаги, не в силах подавить желание просто взглянуть и убедиться.

Я вытаскиваю бумаги.

Читаю.

И мое и без того разбитое сердце разбивается вдребезги, падая на пол, разрывая на части всю меня.

Завещание Ясмин Карам-Фарачи.

«Они убьют Вас.»

Я роняю бумаги из рук, как будто они в огне, в животе у меня все переворачивается, будто меня вырвет, если я останусь на одном месте.

Может быть, завещание — ошибка.

Может быть, это старые бумаги, ещё с тех времен, когда он меня шантажировал, до того, как всё изменилось.

Всё это возможно, и я хочу услышать его объяснение по каждому пункту. Но не сейчас, когда мои чувства так обострены, и я чувствую себя такой разбитой и преданной.

Было ли всё это для него просто игрой?

Я знаю, что не успокоюсь, пока не найду ответы. Глубоко дышу, пытаясь прийти в себя и не поддаваться шоку. Я всю жизнь убегала от проблем, и это ни к чему хорошему не привело.

Это то, из-за чего я оказалась в такой ситуации.

Я сползаю под стол и долго сижу на полу, уставившись на страницы, где написано, что если я умру, всё достанется Джулиану, и только когда раздается звонок в дверь, я выхожу из оцепенения, встаю и пытаюсь взять себя в руки, чтобы пройти через фойе и ответить на звонок. Уверена, у меня опухшие глаза и я выгляжу ужасно, но мне всё равно.

Даже не представляю, кто мог прийти.

Открывая дверь, я обнаруживаю за ней ассистента Джулиана, который медленно обводит меня взглядом с головы до ног.

— Выглядишь дерьмово, — замечает он.

Я отступаю в сторону, пропуская его, хотя всё во мне кричит, чтобы я его не пускала. Он здесь, чтобы убить меня?

— Мой отец умер, — отвечаю я равнодушно.

Иэн поворачивается и пялится на меня, его глаза расширяются.

— Что?

Я наклоняю голову.

— Ты не знал?

Он сглатывает, засовывает руки в карманы и оглядывается по сторонам.

— Нет. А где Джулиан?

Я морщу лоб.

— В офисе. Я думала, ты будешь с ним.

Он медленно качает головой.

— Нет. Я пришёл сюда, чтобы найти его.

— Позвони ему, наверное — говорю я, стараясь, чтобы моё тело не дрожало от волнения. — Чувствуй себя как дома, — я машу рукой вокруг. — Мне нужно позвонить.

Я оставляю его в холле и поднимаюсь по лестнице в комнату Джулиана, моё сердце бешено колотится, когда я хватаю телефон и звоню Рие.

Она не отвечает, но я оставляю ей сообщение, оглядываюсь и убеждаюсь, что моя дверь надёжно заперта.

— Привет, Рия, — говорю я шёпотом. — Мне нужна твоя помощь, пожалуйста, перезвони мне. У меня… — я провожу рукой по своим кудрям и вздыхаю. — Я не знаю, что делать. Баба умер. А потом я нашла поддельное завещание на моё имя, и… может быть, мне стоит позвонить Рэнди, но мне нужно, чтобы ты приехала и забрала меня отсюда. У меня эта лампа, и я не знаю, что с ней делать. Найти её было одним из последних желаний моего отца, и я просто… не уверена, кому я могу доверять. Так что перезвони мне. Пожалуйста.

Я надуваю щёки, упираю руки в бока и прижимаю телефон к себе, пытаясь сосредоточиться. Выхожу из комнаты и иду по коридору, проходя мимо Иэна на кухню.

— Хочешь чаю? — оборачиваюсь я, но не слышу ответа.

Потому что все, что происходит дальше, — это острая, ослепляющая боль в моем черепе, а затем тишина.