Флинт
— Ну что, как мы это делаем? — спрашивает Одри с серьёзным выражением лица. — Где мне встать?
Она стоит в нескольких метрах от меня в воде, руки упёрты в бока.
Я мог бы назвать немало мест, где хотел бы её видеть, но заставляю себя сосредоточиться на задаче.
— Эм, да. Сейчас, дай я только… — я чешу затылок. — Возьму телефон, и что-нибудь придумаем.
Я выбираюсь из бассейна и иду к длинному столу на террасе, где оставил рубашку и телефон. С полки у двери хватаю полотенце, вытираю руки и только потом беру смартфон.
Мы с Джони обсуждали, стоит ли ей быть здесь, чтобы фотографировать или просто дать совет, но в итоге решили, что Одри будет спокойнее без зрителей. Теперь вот думаю, не помешал бы кто-то третий, если бы это помогло мне держать себя в руках. Эта женщина всего лишь притворяется моей девушкой, а я никак не могу выкинуть из головы, как ощущалась её кожа под моими ладонями, когда я помогал ей с солнцезащитным кремом.
Я возвращаюсь к бассейну с телефоном в руке, спускаюсь в воду по ступенькам. Телефон вроде как водонепроницаемый, по крайней мере, так утверждает производитель, но мне бы не хотелось это проверять. Одри теперь у края бассейна с видом на горы, её руки лежат на каменной кромке, а длинные тёмные волосы стекают по спине.
Не успеваю даже подумать, как поднимаю камеру и делаю снимок. Подплываю чуть ближе, делаю ещё пару кадров, и вот она оборачивается через плечо с лёгкой улыбкой.
Щёлкаю ещё раз. Этот снимок, скорее всего, не подойдёт, но она такая красивая, что невозможно удержаться.
— Я бы могла привыкнуть к такому виду, — легко говорит она, снова поворачиваясь к горам.
Я кладу телефон на бетон у края бассейна и подплываю ближе.
— Иногда я забываю, какая здесь красота, — говорю я. — Живёшь в других местах, мотаешься по миру… А потом возвращаешься домой — и каждый раз удивляешься. Повезло же, что я вырос здесь, видел это каждый день.
— А я никогда и не жила в другом месте, — отвечает Одри. — Но всё равно уверена: это самое красивое место на Земле.
— Серьёзно, ты никогда не жила где-то ещё?
Она качает головой.
— Ну, училась в старшей школе в NCSSM в Роли, потом университет. Но всё это было в Северной Каролине. Бакалавриат в Аппалачском университете, магистратура и аспирантура — в Каролина Саузерн.
— Это же где-то в Хендерсонвилле, да?
Она кивает.
— Там я и преподаю. Я бы хотела когда-нибудь попутешествовать, конечно. Но и здесь мне очень нравится. Да и мои исследования связаны с этими горами. Если уехать, придётся начинать карьеру с нуля.
Я разворачиваюсь и опираюсь спиной о край бассейна.
— А ты ведь выросла в Силвер-Крик? Всё ещё удивляюсь, как мы с тобой раньше не пересекались.
— Я же не была дома во время школы, помнишь? Приезжала только на лето. Да и поверь, даже если бы ты тогда меня увидел… ты бы не обратил внимания.
Я пристально на неё смотрю.
— Сомневаюсь.
Она слегка краснеет, затем смеётся, отводя взгляд.
— Серьёзно. Все возможные ботанские стереотипы — это была я. Брекеты. Огромные очки. Безумные волосы.
— Подумаешь. В школе мы все были чудаками.
— Нет, ты нет. Я — да. Интернет показал мне, как ты выглядел в старших классах. Ты явно был не из нашей компании.
— Подожди… Ты что, гуглила меня, Одри? Это ты сейчас призналась?
— Думаешь, я бы согласилась лететь на другой конец страны и притворяться твоей девушкой, не загуглив тебя? Я же учёный, Флинт. Конечно, я тебя гуглила.
Меня это не удивляет. Но интернет редко бывает добр к знаменитостям.
— Ладно, главное — проверяй источники. Большинство того, что там про меня пишут, неправда.
— Я надеюсь, — тут же парирует она. — А то объяснять своё присутствие твоей инопланетной жене будет непросто.
— Инопланетная жена, да? Что-то я этот заголовок пропустил.
— О, стоит поискать. Там даже фотографии твоих детей были. И выглядели вполне правдоподобно. На одном фото ты держишь на руках зелёного младенца. Очень убедительно.
Я хмурюсь. От этого мне становится не по себе. До какой степени они там фотошопят? Использовали мои настоящие снимки? Я снимался с младенцами в последнее время? Может, стоит позвонить Саймону и выяснить, нужно ли мне об этом беспокоиться?
Но потом Одри ухмыляется.
Она издевается надо мной. И это сработало.
— Жестоко, — говорю я. — Инопланетные младенцы, серьёзно? — Я провожу руками по воде, брызгая в её сторону.
Она вскрикивает и отпрыгивает от струи, а потом бьёт ногами по воде, обдавая меня брызгами в два раза больше.
— Ага, началось, — говорю я и бросаюсь за ней.
Я быстро её догоняю, обхватываю за талию и притягиваю к себе, её спина прижимается к моей груди, и мы вместе уходим под воду.
Она выскальзывает из моих рук, а потом запрыгивает на меня, прижимая меня под воду ладонями к плечам.
И так мы продолжаем — хватаем, тащим, ныряем, плещемся. Не знаю, думает ли Одри о том же, что и я, но для меня каждая такая возня — повод прикоснуться к ней, прижать к себе, даже если всего на пару секунд, пока я не окуну её в воду.
Я не могу насытиться этими прикосновениями. Её кожа на моей. Тепло её тела под моими пальцами, в резком контрасте с прохладной водой вокруг.
После особенно удачного захвата она выныривает, отплёвываясь, с широкой улыбкой и кидается на меня. Её руки ложатся мне на плечи, и я ловлю её, притягивая к груди. Но в этот раз, вместо того чтобы снова нырнуть с ней под воду, я просто держу её, мои руки на её талии, её тело плотно прижато ко мне.
Она тяжело дышит, грудь вздымается и опускается с каждым вдохом. Капельки воды висят на кончике её носа и ресницах, а на щеках проступили десятки новых веснушек.
Я убираю одну руку с её талии и провожу по скуле.
— У тебя новые веснушки, — тихо говорю я.
Она прикасается к тому же месту.
— Правда?
Я киваю и опускаю руку обратно в воду. На этот раз обвиваю её за спину обеими руками, притягивая ещё ближе. Впрочем, именно так нам и нужно будет встать для следующей фотографии, так что пора привыкать.
Она устраивается в моих объятиях так, будто ей здесь нравится. Будто она и правда хочет быть у меня на руках.
Мой взгляд опускается на её губы.
Это была бы плохая идея.
Правда ведь?
Но прежде чем я успеваю подумать об этом всерьёз, Одри отстраняется, делает большой шаг назад.
— Так что насчёт фотографий? — говорит она весело, нарочито бодро, и напряжение между нами тут же исчезает, словно кто-то перерезал нитку.
Я не знаю, что сейчас произошло, но готов поспорить — Одри это тоже почувствовала.
— Ага. Фото, — пробормотал я, отплывая обратно к краю бассейна и хватая телефон. — Я уже сделал несколько кадров, которые, думаю, подойдут. Осталось только одно — где мы вместе.
Одри кивает и подплывает ко мне.
Я показываю на край бассейна с видом на горы.
— Может, вот здесь?
Она следует за мной, дожидаясь, пока я устраиваюсь у края бассейна и переключаю камеру в режим селфи. Протягиваю к ней руку:
— Ну, как-то так? — подтягиваю её к себе, и она обвивает меня руками так естественно, будто делает это всю жизнь. Я обхватываю её за талию свободной рукой, прижимая к себе. Она поднимает ладонь к моей шее, но голову поворачивает в сторону, будто смотрит на пейзаж за нашими спинами. Я настраиваю кадр так, чтобы было видно моё лицо — чтобы люди поняли, что это я, и делаю пару снимков, потом ещё несколько — уже смотрю вниз, будто любуюсь Одри.
На фото виден изгиб её подбородка и водопад тёмных волос по спине. Но никто, глядя на этот снимок, не поймёт, кто она такая.
Зато выглядит она просто потрясающе — как богиня у меня на руках.
Эгоистично продолжая держать её обнятой, я листаю фотографии. Надо будет показать их Джони, а теперь ещё и Саймону, раз уж Джони посвятила его в нашу слегка изменённую версию плана. Но, кажется, кадры получились удачными.
Одри разворачивается ко мне, поднимая подбородок с моего плеча.
— Получилось?
Она так близко. Стоит мне наклониться на пару сантиметров и мои губы окажутся на её губах. В горле гудит пульс, Одри тоже чуть склоняется ко мне, и я невольно крепче сжимаю её талию.
Она прерывисто вздыхает и закрывает глаза, но потом делает шаг в сторону — точно так же, как и в прошлый раз. Выскальзывает из моих рук и отплывает на несколько метров.
Я поднимаю телефон.
— Да, всё получилось. Хочешь посмотреть? Я ничего не выложу, пока ты не одобришь.
— Эм... а ты не мог бы просто скинуть их мне? — Она отступает ещё немного. — Или пусть Джони пришлёт. У неё же есть мой номер.
Ясно.
— Конечно. Ты уже уходишь?
— Да. Вспомнила, что мне нужно заехать в лабораторию сегодня днём, — она постукивает пальцем по виску. — Я и моя голова — вечно всё забываем.
Что-то мне подсказывает, что её голова ничего не забывает. Но она явно хочет уйти, и я не стану спорить.
— Ладно. Тогда я позже отправлю. — Я сам отправлю. Джонины правила насчёт моего номера больше не касаются Одри.
— Отлично, — говорит она, выбираясь из бассейна. — Просто супер.
Она растеряна. Убегает. Ей очевидно не по себе.
Я перегнул палку? Слишком крепко её прижал?
— Одри, подожди, — я плыву за ней, вылезаю из воды как раз в тот момент, когда она берёт полотенце. — Всё в порядке?
Она заворачивается в полотенце и наклоняется за обувью.
— Конечно. А почему должно быть не в порядке?
Я останавливаюсь, упираясь руками в бока, чувствуя, что любое резкое движение спугнёт её окончательно.
— Просто… кажется, будто ты убегаешь. Я что-то не так сделал?
Она начинает смеяться — не так, как смеются от шуток. Скорее, как человек, который вот-вот сорвётся, и только смех помогает держаться.
— Всё нормально, — отвечает она, голос слишком высокий, чтобы я поверил. — Абсолютно нормально.
Я киваю, понимая, что остаётся только отпустить её. Больше я ничего не могу сделать.
— Ладно. Спасибо ещё раз. Было весело.
На долю секунды маска, которую она надела, когда решила уйти, спадает, и я вижу в её глазах настоящие эмоции. Но потом она снова натягивает напряжённую улыбку и исчезает в доме.
Я не иду за ней.
Не могу.
Потому что последнее, что я увидел в её взгляде, — это страх.