Как поцеловать кинозвезду

Глава 5

Флинт

Позднее солнце согревает мне плечи, пока я еду на квадроцикле по едва расчищенной тропе, над которой работал последние несколько недель. В конце концов она должна соединиться со старой лесной дорогой, проходящей вдоль западной границы моего участка, и тогда я смогу почти полностью объезжать всю территорию по кругу. У этой идеи нет какой-то конкретной цели — просто кажется разумным иметь доступ ко всем акрам земли, которые я купил.

К тому же у меня всё равно особо дел нет. Разве что пойти повиснуть у кого-то из братьев, как потерявшийся щенок. Никто из них, по правде, не будет против. Но в роли третьего лишнего я себя комфортно чувствую только до определённого момента.

Я еду на квадроцикле до самого упора, останавливаясь за несколько метров до того места, где закончил расчищать. Впереди — густая стена рододендронов, и здесь одним мачете не обойтись.

Я усмехаюсь. Придётся воспользоваться бензопилой.

Час спустя я с головы до пят покрыт грязью, листьями и потом, но зато продвинулся ещё на сотню метров и, наконец, добрался до неглубокого ручья, спускающегося с гор и впадающего в реку Брод. Я приседаю, зачерпываю горсть ледяной родниковой воды и плескаю себе в лицо, потом ещё немного — на затылок.

Появляется искушение сделать глоток. В этих горах есть источники с питьевой водой, но пока я не проверю этот конкретный ручей, рисковать не стану. Я уже имел несчастье однажды рискнуть — и оно того точно не стоило.

Вернувшись к квадроциклу, я убираю мачете в ножны и кладу бензопилу в багажную корзину. Пот струится по лбу, и я поднимаю край футболки, чтобы вытереться. Но тут слышу что-то вроде вздоха.

Я замираю, сердце начинает стучать чаще, а глаза внимательно изучают окружающий лес. Ничего больше не слышно, но волосы на затылке встают дыбом.

Я здесь не один — это точно.

Слева, немного выше по склону, шевелится куст, а потом снова замирает.

Я прищуриваюсь и делаю шаг ближе.

И вдруг всё проясняется.

Это вовсе не куст. Это человек, замаскированный под куст. И я узнаю этого человека.

Я скрещиваю руки на груди, губы кривятся в усмешке.

— Привет ещё раз, — сухо бросаю я.

Одри не двигается, но она достаточно близко, чтобы услышать. Думает, я просто уйду, если она не отреагирует?

— Ты же не будешь сидеть там весь день, Одри, — говорю я. — Я тебя вижу. Так что можешь уже вылезать.

Куст снова шевелится и Одри поднимается.

Я не выдерживаю и начинаю смеяться.

На ней что-то абсолютно нелепое. И при этом — гениальное. По рукавам её рубашки и верхушке шляпы пришиты листья, а камуфляжная одежда сливается с лесом. Если бы она не издала звук, я, вероятно, её бы и не заметил.

Но она его издала. И, похоже, в тот момент, когда я приподнял футболку, чтобы вытереть лицо. Неужели она действительно на меня запала? С учётом того, как холодно она меня отшила у Feed 'n Seed, скорее всего, её просто напугал бурундук. Или она оказалась в эпицентре нашествия комаров. Но уж точно не из-за моих пресловутых кубиков пресса. Или всё-таки?..

Одри медленно спускается вниз по склону с камерой в руках и останавливается на тропе позади меня. Выглядит совершенно не раскаявшейся, хотя очевидно, что она снова нарушает границы частной собственности.

Я киваю на её наряд.

— Много же ты на себя навесила, лишь бы не попасться мне на глаза.

— Я не от тебя пряталась, — отвечает она, будто я сморозил самую нелепую вещь на свете. — Я пряталась от белок.

— А, точно. От белок. — Она говорит так серьёзно, что мне становится неловко продолжать улыбаться. Но, честно говоря, женщина с листьями на шляпе — это уже за гранью серьёзности. Я чешу подбородок. — Напомни мне, почему белки у твоего дома тебе не подходят? Зачем рисковать тюрьмой ради тех, что здесь?

Она едва заметно морщится при слове тюрьма, но тут же берёт себя в руки.

— У меня во дворе обычные серые белки, — говорит она медленно, с расстановкой, будто объясняет тригонометрию шестилетнему ребёнку. Или просто — парню, который ничего не смыслит в белках. — А здесь — белые.

Она снимает шляпу, зажимает под мышкой, вынимает резинку из волос и встряхивает головой. Волосы — тёмные, длинные, волнистые — спадают ей на плечи.

Я сглатываю. Сосредоточься, мужик. Белки. Речь о белках.

Я прокашливаюсь.

— Помню, ты упоминала. Но почему это так важно? Они что, альбиносы?

Она мотает головой, пока снова собирает волосы в хвост, удерживая резинку зубами:

— Это называется лейкизм. — Она делает паузу, чтобы перехватить резинку. — Это состояние, при котором наблюдается снижение пигментации из-за рецессивного аллеля. В отличие от альбиносов, у них сохраняются тёмные глаза и кожа. Просто белый мех.

Я внимательно смотрю на Одри, отмечая, как её глаза загораются, когда она говорит. Уверенная осанка, спокойный тон, чёткие формулировки. Уверен — судя даже по этим нескольким фразам — я могу спросить у неё всё что угодно про белок или вообще про здешние леса, и она будет знать ответ. Странная мысль, учитывая, что она сейчас переодета в куст и нарушает границы моего участка. Но её уверенность, её знания... это чертовски притягательно.

Я делаю шаг к ней, но она тут же отступает и вся дистанция пропадает.

Ну вот. Притягательная, но всё так же совершенно не заинтересованная.

Если бы только у меня была белая шёрстка и коричневый носик...

— Кажется, я недавно одного такого видел, — говорю я.

Если бы Нейт это слышал, он бы не обрадовался. Упоминать о белках, которых я видел возле дома, — верный способ заставить Одри захотеть их увидеть. А она спросит, можно ли. И мне придётся согласиться. Потому что, конечно же, я соглашусь.

Её лицо заметно светлеет.

— Одну? Или их было несколько? Где именно? Ты был рядом с домом?

Меня забавляет её восторг.

— Их было двое. А я был у себя в доме. Они бегали по газону возле бассейна.

— Это первый раз, когда ты их видел?

— Впервые. Хотя, может, и раньше замечал, просто не обратил внимания, пока ты не заявилась и не объяснила, насколько это важно.

— Понятно. — Она касается затылка, а взгляд её становится каким-то сосредоточенно-отстранённым — как у Броуди, когда он в голове считает что-то запредельно сложное. — Двое, говоришь? — наконец спрашивает она.

Я киваю, и она переводит руку со затылка на лоб, выражение лица — полное недоверие.

— Двое. Это значит, что это не просто редкое совпадение, а настоящее миграционное явление!

— Полегче, доктор Дулиттл.

Она поднимает взгляд, встречаясь со мной глазами, и я расплываюсь в улыбке. У неё настолько невероятно синие глаза, что трудно отвести взгляд.

— А теперь давай ещё раз, но по-английски, — мягко говорю я.

Щёки её слегка розовеют, но она кивает, словно к этому уже привыкла. Похоже, ей часто приходится объяснять сложные вещи тем, кто немного отстаёт в развитии.

— На протяжении более ста лет белки с белым мехом были эндемиками одного очень небольшого региона в Западной Северной Каролине. Но теперь, видимо, они обосновались и в других местах. Популяция растёт — двигается дальше.

Я иду к квадроциклу и снимаю с багажника бутылку воды. Откручиваю крышку и протягиваю ей, но она отказывается и поднимает трубочку, прикреплённую к плечу рюкзака.

— У меня Camelbak.

Ну конечно.

Сдаётся мне, она могла бы жить здесь в лесу днями напролёт, ориентируясь по тени от облаков и заваривая чай из сосновых иголок. Я делаю пару глотков воды.

— В прошлый раз ты говорила что-то о своей докторской. Ты учёный?

— Биолог-натуралист, — отвечает она. — Я писала диссертацию на тему миграционных паттернов беличьих в условиях урбанизации и разрастания пригородов. Так что тот факт, что белки начинают перемещаться, — это невероятно важно для моих исследований. Ты не представляешь, насколько это захватывающе — увидеть это своими глазами.

Так. Её интеллект — это определённо что-то безумно привлекательное. Даже не обсуждается.

Одри внимательно смотрит на меня, прежде чем сделать шаг вперёд, на её лице — мольба.

— Послушай, я знаю, что нарушаю границы. Но клянусь, я здесь только из-за белок. Можешь…

Она прикусывает губу, и я невольно задерживаю взгляд. Как её зубы впиваются в мягкую кожу.

Я упираю руки в бока.

— Что, дать тебе разрешение?

Она кивает.

— Я бы, конечно, не подходила к дому. Ну, или хотя бы не заходила в него. Если ты видел их у бассейна, значит, где-то поблизости у них гнездо, и мне нужно будет подойти достаточно близко, чтобы сделать снимки. И найти гнездо. Посмотреть, можно ли определить, как давно они тут живут.

— Определить возраст гнезда? Такое возможно?

Она смотрит на меня так, будто я только что спросил, дышат ли белки воздухом.

— Мы умеем определять возраст деревьев, которым по пятьдесят тысяч лет. Думаешь, я не смогу примерно понять, как давно здесь живёт белка?

Я не могу не улыбнуться. В её одержимости темой, которая большинству покажется до зевоты скучной, есть нечто трогательное. Хотя… что я понимаю в скуке? Мы обсуждаем белок уже добрых пять минут, а я всё ещё не хочу прекращать разговор. Думаю, дело тут вовсе не в теме, а в собеседнице.

Правда в том, что, убедившись — она и правда здесь только из-за белок, — я больше не вижу причин не пускать её обратно. Несмотря на все опасения Нейта.

Я видел, на что способны папарацци, чтобы пробраться поближе к знаменитости. Но невозможно притвориться такой увлечённой — с такими знаниями и такой искренней страстью к белкам. Эта женщина безвредна.

Чуть странная.

Но безвредна.

Хотя… кого я обманываю? Я хочу, чтобы она вернулась, не потому что неопасна. А потому что мне хочется снова её увидеть.

— Сколько времени тебе нужно? — спрашиваю я, глядя на вещи в багажнике квадроцикла, проверяя, всё ли закреплено. Если буду смотреть прямо на неё, могу спугнуть своим энтузиазмом.

— Неделя. Ну максимум две, — отвечает она, голос её наполнен надеждой.

— Две недели, чтобы сделать пару фотографий?

— И собрать нужные данные, — добавляет она. — Но ты даже не заметишь моего присутствия. Обещаю: ни одного снимка с тобой, домом или чем-либо, что могло бы выдать местоположение белок.

— А подписать соглашение о неразглашении согласна?

Подписывать я с ней, конечно, не собираюсь — ситуация этого не требует. Но как проверка — сойдёт.

— Конечно. Всё, что нужно. Могу даже отправить подтверждение своей квалификации и копию гранта, который финансирует мои исследования.

— Подтверждение?

Она прочищает горло, делает шаг вперёд и протягивает руку, будто знакомится впервые. Я наконец поднимаю глаза и смотрю на неё.

— Доктор Одри Каллахан, — говорит она. — Биолог-натуралист, профессор Университета Каролины Саутерн, опубликованный автор. Можешь загуглить.

У меня сжимается живот. Мне и так хватает поводов быть впечатлённым. А тут — доктор Одри Каллахан. И ещё и автор? Похоже, у меня не просто симпатия, а полнейший крен в сторону влюблённости. Причём не поверхностной, а глубокой — потому что и Одри другая. Лучше всех.

Я долго смотрю на неё, позволяя себе утонуть в синеве её глаз. Они обрамлены тёмной каймой, а ближе к зрачку — цвета неба ранним утром.

Одри не отводит взгляда. Она может быть молода для всех своих достижений, но точно знает, как держаться и добиваться своего. И от этого мне хочется её ещё больше.

— Ладно, доктор Одри Каллахан. Давай так. Я дам тебе доступ к своей территории, чтобы ты могла изучать своих белок. Но при одном условии.

Она тут же кивает.

— Любое. Я согласна на всё.

— Больше никаких пряток. По крайней мере, не от меня. Заезжаешь по главному въезду. Отмечаешься у Нейта. И сообщаешь, где на участке будешь работать.

Она склоняет голову набок.

— Я же уже говорила, что не от тебя пряталась.

Я киваю на её маскировку.

— То есть ты хочешь сказать, что, надевая это всё утром, не надеялась, что оно поможет тебе остаться незамеченной… мной?

— Я бы и осталась незамеченной, если бы не вздохнула.

Я приподнимаю брови и чуть наклоняюсь вперёд.

— Верно. А что это ты так вздохнула, Одри?

— Мне показалось, по ботинку пробежал жук.

— Ну конечно. Ты же та ещё паникёрша, когда дело касается насекомых.

Она опускает плечи и ставит руки в бока. Листья, пришитые по шву, подпрыгивают вместе с движением.

— Ладно, — наконец сдаётся она. — Да. Я вздохнула, потому что не была морально готова к двенадцати сантиметрам твоих абсурдно рельефных брюшных мышц. Это ты хотел услышать?

Я включаю свою фирменную улыбку — ту самую, которую она полностью проигнорировала в первый день на парковке у фермерского магазина.

— Я всего лишь веду беседу, Одри.

Я не могу объяснить, почему всё это так забавляет меня. Хотя, может, тут и нет ничего сложного. Я уже много лет не прикладываю ни капли усилий, чтобы услышать комплимент от женщины. А эта — совершенно и бесповоротно невосприимчива. Ну, за исключением пресса.

— Итак, ты согласна на мои условия или нет? — спрашиваю я.

Она поджимает губы.

— Ага, твои условия. Значит, я должна заезжать через главный въезд, отмечаться у твоего страшного бугая-охранника, а дальше могу шляться где хочу?

— Пока ты сообщаешь нам, где планируешь быть. И Нейт не такой уж и страшный. Обещаю, он будет вежлив.

— Ну да, конечно, — фыркает она. — Особенно вежливо он вел себя, когда махал передо мной пистолетом и грозился отобрать камеру.

— Он подумал, что ты фотографируешь меня, — говорю я, наслаждаясь её игривым тоном. — И учитывая, что в тот момент я буквально собирался раздеться догола и нырнуть в бассейн, я рад, что он среагировал так, как среагировал.

Она бросает взгляд на мой торс, задерживает его на груди и плечах, потом снова поднимает глаза к моему лицу.

— Ты плаваешь голым? — спрашивает она почти шёпотом.

Я игриво улыбаюсь и лениво пожимаю плечами.

— Есть у одиночества свои плюсы.

Она качает головой, словно стряхивая с себя морок, потом прочищает горло.

— Ладно, — важно произносит она. — Ради белок я согласна на твои условия.

Я замечаю, как она выделяет слово белки. Она изо всех сил хочет, чтобы я понял: дело не во мне. И почему-то это одновременно радует и разочаровывает.

— Дай номер. Я попрошу своего менеджера написать тебе, и вы уже обсудите детали.

Одри протягивает руку.

— Дай сюда, я сама наберу номер и отправлю себе сообщение.

Я отдёргиваю телефон.

— Нет уж. Тогда у тебя будет мой номер.

— И что?

— А вдруг ты решишь его кому-нибудь сдать, или продать, или ещё что? — Увы, я не до конца шучу. Меня уже подставляли, и менять номер — та ещё морока. Да и Джони меня убьёт, если узнает, что я дал номер кому-то, кого знаю от силы пару часов.

Одри моргает от удивления.

— Ты правда думаешь, что я способна на такое?

Она спрашивает серьёзно, и я отвечаю так же.

— Не думаю. Просто пытаюсь сделать так, чтобы мне не влетело от Джони. Она не хуже Нейта охраняет мою личную жизнь. Очень серьёзно относится к таким вещам.

Одри качает головой.

— Тебя настолько донимают?

Я пожимаю плечами.

— Ты бы удивилась, на что способны некоторые люди.

Она кивает.

— Понимаю. Ты прав. Осторожность не помешает. Ты ведь обо мне почти ничего не знаешь.

Я шлёпаю телефоном по ладони.

— Не знаю, сказал бы я так.

Она склоняет голову.

— А как бы ты сказал?

— Я бы сказал, что знаю, насколько ты серьёзно относишься к своей работе, раз дважды залезла на частную территорию. Что ты умеешь растворяться в лесу так, как никто. Что ты знаешь о белках больше, чем любой человек на планете. И что, похоже, ты явно неравнодушна к рельефному…

— Если ты сейчас хоть словом упомянешь свой пресс, — перебивает она меня, — клянусь, Флинт Хоторн, я…

Она замолкает, взгляд мечется в поисках достойной угрозы.

Я поднимаю бровь.

— Ты что?

— Не знаю, — говорит она с напыщенной интонацией, что особенно забавно, учитывая, что она одета как куст. — Но ничего хорошего точно не будет.

— Ну всё, теперь я действительно испугался.

Она не отводит взгляда, и на секунду мне кажется, что она может улыбнуться. Мне до боли хочется увидеть эту улыбку. То же чувство, что нахлынуло в первый раз, когда я её увидел, снова накрывает с головой.

Если эта женщина улыбнётся мне… из-за меня — я пропал.

Она диктует свой номер, потом поднимает глаза к быстро темнеющему небу.

— Когда я могу начать? — спрашивает, поправляя ремень на сумке с камерой. — Завтра не рано?

Я чуть не отвечаю «да», но не хочу показаться слишком заинтересованным. Она и так дала понять, что я её не интересую. Не стоит её спугивать.

— Свяжись с Джони. Она знает мой график лучше меня самого. Я попрошу её написать тебе сегодня вечером.

Одри кивает.

— Отлично. Договорились.

Я наклоняю голову в сторону квадроцикла.

— Тебя подвезти?

Она оглядывается через плечо, в сторону ручья.

— Думаю, твоя тропа ещё не до конца расчищена. Но я справлюсь. Мой пикап совсем рядом.

Я киваю.

— Ну, значит, до встречи.

Забираюсь на квадроцикл, завожу мотор. Перед тем как уехать, бросаю последний взгляд и вижу, как Одри торопливо делает шаг ко мне.

— Флинт, я просто… — Она облизывает губы. — Спасибо. Ты не представляешь, что это значит для моих исследований.

Если бы это был кто-то другой, я, может, и рассмеялся бы. Всё-таки речь идёт о белках. Но после разговора с Одри я искренне уважаю её. Человек с такой страстью к своему делу, с такой серьёзностью — это впечатляет.

— И ещё. Я понимаю, насколько для тебя важна конфиденциальность. Хочу, чтобы ты знал — я никому не скажу о том, что ты разрешил мне сюда приходить. Никому.

— Ценю это, — отвечаю я. Нейт будет против, но я верю Одри. И, как ни странно, хотя мы только познакомились, я ей доверяю. Она не доставит хлопот.

Машу ей напоследок и отпускаю тормоз, направляясь к дому. Уже почти у гаража белка с белой шерстью перебегает мне дорогу и скрывается в лесу.

Я улыбаюсь, ощущая прилив энергии, которого не чувствовал уже много лет.

Может, это всё физическая нагрузка.

Может, дело в том, что я снова дома, в горах.

А может… просто в белках.