Как поцеловать кинозвезду

Глава 21

Флинт

Не то чтобы я раньше не проходил через аэропорт. Я и с толпами сталкивался, и слушал выкрики по ходу движения. Слышал, как щёлкают камеры, ловя десятки кадров, видел, как поднимаются телефоны, чтобы снять видео.

Но я никогда не делал этого рядом с другим человеком.

Когда я один — не страшно. Я улыбаюсь. Иногда даже раздаю автографы. Но сегодня? Всё, чего я хочу — просто выбраться отсюда как можно быстрее и уберечь Одри.

Одри вся напряжена. Плечи сжаты, шаги сбивчивые. Она так сжимает мою руку, что я уже не чувствую пальцев. Мы вот-вот выйдем из зоны терминала, а за пределами безопасности нас ждёт куда большая толпа, чем здесь, где нас узнают только случайные пассажиры.

А снаружи? Нас ждут те, кто пришёл специально за мной.

Понятия не имею, скольким фотографам Саймон слил информацию, но слухи разлетаются молниеносно. И если кто-то из тех, кто видел нас на предыдущих рейсах, выложил фото в соцсети, то нас будут ждать не только папарацци, но и фанаты. Никогда не перестану удивляться, сколько времени люди тратят, чтобы выследить, где и когда я появлюсь — мониторят рейсы, выискивают мельчайшие упоминания.

Одри спотыкается, дёргая меня за руку, и я успеваю перехватить её, не давая упасть.

— Всё в порядке? — подвожу её к стене, и Нейт тут же встаёт за нами, прикрывая от остальных.

Одри кивает, одновременно поднимая дрожащую руку между нами.

— Да. Абсолютно.

Я беру её ладонь, подношу к губам. Раз, потом ещё раз.

Мне не стоило её сюда звать.

— Эй. — Я отпускаю её руки и касаюсь лица, заставляя посмотреть прямо в глаза. — Всё будет хорошо. Дыши вместе со мной. — Она кивает, и мы вместе делаем медленный вдох. — Я рядом. Я не дам тебе пропасть.

— Хорошо, — шепчет она. — Хорошо.

Мы проходим всего метров пятнадцать от зоны досмотра, когда начинается. Сначала просто выкрикивают моё имя. Потом посыпались вопросы.

— Флинт, кто это с тобой?

— Новая девушка, Флинт?

— Ты изменяешь Клэр?

— Как долго вы встречаетесь?

— Что Клэр думает о твоих новых отношениях?

Я оглядываюсь в толпе, и сразу замечаю красную бейсболку Джаспера. Встречаюсь с ним взглядом и наклоняюсь к Одри.

— Смотри вверх и чуть влево, — шепчу.

Она поднимает взгляд. Надеюсь, Джаспер успеет нас сфотографировать.

Толпа движется вместе с нами, всё плотнее обступая со всех сторон, несмотря на попытки Нейта держать дистанцию. Теперь уже кричат и Одри.

— Как тебя зовут, красавица?

— Как вы познакомились с Флинтом?

— Вы уже переспали?

Я слышу, как она вздыхает после последнего вопроса, и крепче сжимаю её руку, притягиваю к себе, обнимая за талию.

— Не обращай внимания, — говорю ей на ухо. — Мы почти на месте.

Кэнджи ждёт нас у обочины в тёмном внедорожнике, как и обещала Джони. Он выскакивает из машины и распахивает дверь, заслоняя нас собой. Вместе с Нейтом с другой стороны мы влетаем в салон почти без помех.

Сложно поверить, но Кэнджи даже больше Нейта. Плечи, как у игрока НФЛ, но по характеру он мягче, чем мой мизинец. Я ни разу не видел, чтобы его что-то выводило из себя — именно поэтому я так люблю с ним работать. Он воспринимает всё спокойно.

Когда мы внутри, Кэнджи закрывает дверь и садится за нами. Нейт возвращается в толпу, чтобы найти Джони и забрать багаж.

Одри выдыхает, откидываясь на спинку сиденья.

— Это было безумие.

— Даже для нас — чересчур, — соглашаюсь. Оборачиваюсь к Кэнджи: — Что вообще происходит?

— Да это ты происходишь, брат, — спокойно отвечает он. — Какой-то крупный инфлюенсер выложил фото, где вы в обнимку в самолёте. Оно стало вирусным за пять секунд. — Он тянется через меня, протягивая Одри руку: — Я Кэнджи. Рад познакомиться.

— Я много о вас слышала, — отвечает она.

Кэнджи бросает на меня взгляд с приподнятой бровью.

— Не волнуйся. Я всего лишь сказал, что ты размером с дерево, но душой как котёнок. Самые жуткие тайны при себе оставил.

— Главное, помни: сколько бы компромата на меня у тебя ни было — у меня всегда будет больше на тебя, — фыркает он. Потом достаёт телефон и открывает сайт журнала People. Заголовок огромный, жирный, красный: «Флинт Хоторн влюблён?»

— Если ты хотел, чтобы мир узнал, что у тебя новая девушка и это не Клэр МакКинзи — поздравляю, ты добился своего.

Он не осуждает — не прямо. Но это и не нужно. Он с самого начала был против этой затеи.

Я смотрю на лицо Одри — усталое, с тёмными кругами под глазами, и невольно задаюсь вопросом: а может, он был прав?

И снова я думаю: а что бы было, если бы я просто пригласил её на свидание? Без схем, без Лос-Анджелеса, без притворства. Просто сказал бы, что она мне нравится, что я хочу поужинать с ней.

И как каждый раз прежде, эта мысль тонет в сомнении.

Мне может не нравиться, что приходится врать всем, но правда в том, что Одри не согласилась бы, если бы я просто пригласил её на ужин. Не ради того ада, что только что произошёл. Она бы не выбрала это.

Она бы не выбрала меня.

Поэтому я благодарен Джони, что она превратила безумную идею Саймона во что-то, с чем я хотя бы могу смириться.

Это дало мне время рядом с Одри.

И за это я никогда не пожалею.

Сработает ли это на фоне всей шумихи вокруг фильма — вопрос открытый.

Пара фото с Одри в моём Instagram остановили язвительные комментарии от Клэр, но надолго ли?

Если я чему-то и научился за всё время в этом бизнесе, так это тому, что ты не можешь полностью контролировать ни одну историю. Всё может сорваться с катушек в любую секунду. Всё, что остаётся — держаться.

— Кстати, — говорит Кэнджи. — На премьере завтра будет Марк Шеридан. Он подтвердил участие в последний момент, но придёт.

Я распрямляюсь в кресле, наклоняюсь вперёд, чтобы видеть Кэнджи — задача не из лёгких, учитывая, сколько места он занимает на заднем сиденье.

— Он будет? Это хороший знак?

Кэнджи пожимает плечами.

— Плохим его точно не назовёшь.

— Марк Шеридан? — спрашивает Одри, наклоняясь вперёд, чтобы посмотреть на него. — Это тот, кто снимал документалку про бурение на шельфе?

Брови Кэнджи поднимаются.

— Большинство знает его по Оскарам, но ладно. Шельф.

— Один из этих Оскаров он как раз и получил за ту документалку, — добавляю я, и Кэнджи поднимает ладонь, признавая правоту. — Но самое главное, — снова смотрю на Одри, — он продюсер фильма, в котором я очень хочу сняться. Если он будет на премьере, значит, есть шанс, что он захочет познакомиться.

— Это не тот проект, о котором ты говорил на днях? Который ты сам продюсируешь?

Я качаю головой.

— Нет, это другое. Тот уже в работе.

Она кивает.

— Звучит как что-то важное.

— Это потрясающая роль. Она глубокая, немного интеллектуальная. Сложный персонаж. Но, чёрт, когда я прочитал сценарий, всё внутри будто откликнулось. Знаешь, прямо до костей почувствовал, что это моё.

Одри тянется ко мне и сжимает руку, её губы расплываются в улыбке и в этот момент в груди вспыхивает жар.

— Мне нравится, когда ты рассказываешь о своей работе, — говорит она.

Я ловлю её взгляд.

— Правда? Ты ведь помнишь, что моя работа — это кино?

Она закатывает глаза и пытается выдернуть руку.

— Звучит так, будто я полная неуч. Между прочим, я уже посмотрела два фильма с тобой, и оба мне очень понравились. Так что вот.

Я ухмыляюсь и крепче сжимаю её пальцы. Нет уж, так легко она от меня не уйдёт.

— Два есть, осталось только пару тысяч.

— Суть в том, — говорит она, укоризненно грозя пальцем перед моим лицом, — что ты весь светишься, когда говоришь об актёрстве. Видно, как ты это любишь. Просто приятно наблюдать.

— Ну, нам бы хотелось, чтобы он светился именно от этой роли, — вмешивается Кэнджи. — Есть шанс, что она принесёт ему ещё одну номинацию на «Оскар». Может, даже победу.

Я откидываюсь на спинку, наслаждаясь тем, как Одри прижимается ко мне, её тело вплотную к моему.

— Только если я сыграю её как надо.

— А пока сосредоточься на том, чтобы произвести хорошее впечатление на Шеридана, — говорит Кэнджи.

Я киваю.

— С этим справлюсь. Во сколько завтра начинаем?

— Рано, — отвечает Кэнджи. — В восемь утра — интервью до четырёх. Потом у тебя будет пара часов свободных, а в шесть вечера — ковровая дорожка. И без опозданий. — Он смотрит на меня, потом на Одри. — Завтра у тебя будет жуткий джетлаг. А ты всегда от него отекаешь. Так что сегодня никуда. Даже если Саймон будет уговаривать. И никакого алкоголя — от него тоже отекаешь.

Одри фыркает, и я толкаю её коленом.

— Саймон точно будет уговаривать, — говорю, прекрасно зная приоритеты моего пиарщика.

— Будет. И наверняка попытается затащить тебя туда, где будет Клэр, — добавляет Кэнджи и смотрит на Одри. — Не дай ему раскрутить его, Одри. Саймон умеет убеждать. Не выпускай его сегодня из номера. Завтра важный день. Вам обоим надо отдохнуть.

Одри кивает, но Кэнджи может не волноваться. Я и представить не могу, что мог бы захотеть куда-то идти, когда можно остаться с Одри.

Последние дни я слишком часто думаю о том времени, что мы проведём вместе. О гостиничном номере, который будем делить. Нет, я не собираюсь на неё набрасываться. Я даже не поцелую её, если она сама не захочет, даже если мне придётся изо всех сил сдерживаться. Я просто хочу, чтобы она чувствовала себя спокойно. Чтобы хотя бы на одну ночь смогла расслабиться перед завтрашним сумасшествием.

Одри вздыхает и опускает голову мне на плечо, сдерживая зевок.

От её прикосновения по телу прокатывается волна энергии. Каждый сантиметр, где она меня касается, будто искрит. Мне кажется, этой энергии хватит, чтобы осветить весь Лос-Анджелес — от жара, который возникает, как только её кожа соприкасается с моей.

Я поднимаю руку и обнимаю её за плечи, притягивая ближе, пока её голова не оказывается у меня на груди. Это так легко. Так естественно — держать её вот так.

Кажется, она чувствует то же, потому что обнимает меня за талию. И, случайно или нет, её ладонь оказывается под подолом моей футболки, прижимаясь к пояснице. Её пальцы мягко скользят по коже, рисуя крошечные круги. Я закрываю глаза. Не хочу, чтобы она останавливалась, но понимаю: если она продолжит — я точно сойду с ума.

Она сводит меня с ума. Буквально.

В кармане гудит телефон, но я даже не двигаюсь. Вместо этого поворачиваю запястье и читаю сообщение на часах. Оно от Кэнджи. Всего два слова.

Кэнджи: Фальшивка, да?

Я поднимаю взгляд и встречаюсь с ним глазами. Он смотрит на меня так, будто всё понял.

Я только пожимаю плечами.

Я не знаю многого.

Но знаю одно — в том, как я держу Одри в объятиях, нет ни капли фальши.

Мы едем в отель окольными путями — в какой-то шикарный комплекс в Вест-Холливуде, — чтобы дать Нейту и Джони время забрать наш багаж, добраться до места и провести проверку безопасности.

Кэнджи уже заселил нас, так что путь от машины до лифта занимает считанные минуты. Через несколько секунд мы уже поднимаемся на восьмой этаж.

И вдруг мы с Одри остаёмся одни.

На всю ночь.

Люкс просторный — открытая гостиная, полноценная кухня, французские двери ведут в роскошную спальню.

Наши чемоданы стоят у изножья кровати, а на столике у окна — поднос с фруктами, сыром и газированной водой. Сообщение от Джони подтверждает, что ужин принесут через час, так что из номера можно не выходить вообще, если только самим не захочется.

Одри не возражала, когда Саймон настоял, чтобы мы остановились в одной комнате, но я всё равно гадаю, как пройдёт этот вечер. Что бы ни случилось, главное — чтобы Одри было комфортно.

Я наблюдаю, как она медленно проходит по номеру, её пальцы скользят по спинке дивана. Он довольно маленький, но если мне придётся спать здесь — ничего, справлюсь.

Я засовываю руки в карманы.

— Хочешь есть?

Она берёт с подноса яблоко, потом снова кладёт на место.

— Немного, — отвечает она, но когда поднимает на меня взгляд, видно, что думает совсем не о еде.

Весь день мы не упускали ни одной возможности прикоснуться друг к другу. А теперь, когда остались наедине, у нас нет причины делать вид. Но мне всё равно хочется прижать её к себе.

— Флинт, поцелуешь меня? — вдруг выпаливает Одри.

Её слова бьют, как пушечное ядро, отбрасывая меня на полметра назад. Я выдавливаю нервный смешок.

— Что?

— Мне понравилось быть у тебя на руках сегодня, — говорит она и обнимает себя за талию, будто защищается от комнаты. Или от меня? Надеюсь, не от меня. — Очень понравилось. И я знаю, что говорила, будто не хочу, чтобы между нами что-то было, и, возможно, всё ещё так думаю. Но когда ты прикасаешься ко мне, я чувствую, будто вот-вот загорюсь.

Она облизывает губы и делает шаг вперёд.

— Мне даже трудно произносить это вслух — такие преувеличения меня всегда раздражали. Но я не знаю, как ещё описать, что со мной происходит. Когда ты не прикасаешься ко мне — я хочу, чтобы прикасался. Когда тебя нет рядом — я не могу думать ни о чём, кроме того, когда увижу тебя снова. Это нелогично.

Она сжимает кулаки у щёк, потом резко опускает их вниз.

— Это сводит меня с ума.

Она глубоко вдыхает и отводит взгляд, потом откидывает волосы на плечо дрожащими руками.

— На прошлой неделе, когда мы почти поцеловались — это ведь было по-настоящему, да? Ты хотел меня поцеловать?

Я медленно киваю.

— Хотел.

— А сейчас всё ещё хочешь?

Я сглатываю, вспоминая данное себе обещание — целовать Одри только по-настоящему.

— Только если ты тоже хочешь.

Она пожимает плечами.

— Я ведь попросила, не так ли?

Она действительно попросила. И мне этого достаточно. Я за два шага оказываюсь рядом, обнимаю её одной рукой, прижимая к себе, а второй ладонью обхватываю щёку, большим пальцем проводя по её нижней губе.

— Одри, я хотел тебя поцеловать с первой нашей встречи. И с тех пор — каждый день.

Она закрывает глаза и прерывисто вздыхает, потом встаёт на носочки и прижимается губами к моим. Сначала медленно, осторожно, но поцелуй становится всё более настойчивым. Я позволяю ей задавать ритм — главное, чтобы ей было комфортно.

Но потом она прикусывает мою губу, отстраняется всего на мгновение и шепчет:

— Не сдерживай себя, Флинт. Я не хрустальная.

Я срываю с губ стон и прижимаю её к себе ещё крепче, наши губы сливаются в жадном поцелуе, воздух между нами искрит, движения становятся всё отчаяннее. Я обхватываю её за талию, засовываю руки под пиджак, и она тут же сбрасывает его на пол.

Я ненадолго отстраняюсь, чтобы рассмотреть обтягивающий топ, который мелькал у меня перед глазами весь день. Провожу ладонями по её открытым плечам и рукам, закрываю глаза. Хочу всю её. Чтобы каждая ласка, каждый поцелуй кричали: моя, моя, моя.

Скользнув руками к её бёдрам, я приподнимаю её, и она обвивает меня ногами. Я целую её так, как ждал всё это время — без остатка, с каждой каплей желания, что копилось внутри. Её язык касается моего, пальцы зарываются в волосы — я почти теряю рассудок.

Эта женщина — всё.

Вкус её губ, движение её тела в унисон с моим, будто мы с ней настроены на одну волну — даже больше, чем словами.

Я осторожно отхожу назад, неся её с собой. Кровать ближе, но я не хочу, чтобы она поняла меня неправильно. Я опускаюсь на диван, откидываюсь назад, и теперь она нависает надо мной, всё ещё целуя. Мои ладони распластываются на её спине, скользят под край майки, ощущая тёплую кожу.

Её движения замедляются, поцелуи становятся не такими порывистыми, но не теряют страсти. Ей некуда спешить. И это устраивает меня. Вся ночь — наша.

Если всё будет по-моему, у нас будет и вечность.

Хотя... где-то в глубине сознания звучат слова Одри, сказанные до поцелуя. Я знаю, что говорила, будто не хочу, чтобы между нами что-то было, и, возможно, всё ещё так думаю.

Я хочу её. Но только если она хочет всего меня.

Со всей моей сумасшедшей жизнью.

Видимо, мы и правда на одной волне, потому что Одри отстраняется и садится рядом, на диван. Она дышит медленно, глубоко, потом наконец говорит:

— Флинт, нам нельзя.

Я наклоняюсь вперёд, опираюсь локтями на колени, провожу рукой по лицу, пытаясь хоть немного прийти в себя. После последних десяти минут — задача не из лёгких.

— Ты права, — наконец выдыхаю.

— Не то чтобы я не хотела, — бормочет Одри, будто не услышала, что я согласился. — Я, очевидно, хочу… Подожди. Ты сказал, что я права?

Я поднимаю голову и встречаю её взгляд, беру её ладони в свои.

— Я просто хочу, чтобы ты была уверена.

— В нас?

Я пожимаю плечом и киваю.

— Я не из тех, кто воспринимает близость легкомысленно.

Мне хватит и одной руки, чтобы сосчитать, сколько у меня было настоящих близких отношений, даже если таблоиды уверены в обратном.

— Если мы дойдём до этого — пусть это будет по-настоящему. Когда оба будем готовы. Когда оба захотим чего-то серьёзного.

Одри раздражённо вздыхает, вырывает руки и отползает на другой край дивана, оставляя между нами добрых полтора метра.

Я сразу ощущаю, как не хватает её тепла.

— Я что-то не так сказал?

Она резко качает головой, глаза распахнуты.

— Наоборот. Сказав, что ты не из тех, кто воспринимает секс как что-то случайное, ты стал в сто раз сексуальнее. Я даже не думала, что это возможно, но ты смог и теперь мне, возможно, придётся пересесть на другой конец комнаты.

Она вскочила с дивана и прошла в спальню, уселась на край кровати и повернулась ко мне.

— Точно, мне надо сидеть тут. Так будет безопаснее. Ты сиди там.

Я ухмыляюсь.

— Что собираешься делать сегодня ночью? — шучу я, бросая взгляд на кровать.

— Буду спать в ванне, — отвечает она, глядя в сторону ванной. — Думаю, она достаточно большая.

Или ты можешь просто выбрать меня, — думаю я, но не решаюсь произнести это вслух. У Одри на кону гораздо больше, чем у меня. Выбрав меня, она изменит своё будущее навсегда. Её личная жизнь, работа, анонимность — всё это окажется под угрозой. Только она может решить, стоит ли оно того.

— Может, соорудим баррикаду из подушек, — предлагает она. — Если пообещаем держать руки при себе, всё будет нормально.

— Баррикада подойдёт, — соглашаюсь я. — Это точно лучше, чем кому-то из нас спать в ванне.

— Или на этом крошечном диване, — добавляет она.

Я киваю.

— Рад, что мы сошлись во мнении.

Она молчит несколько секунд, потом возвращается к дивану и встаёт между моих колен, обхватив меня за плечи. Я притягиваю её к себе, прижимаясь лицом к её животу, а она запускает пальцы мне в волосы и начинает медленно массировать кожу головы — от этого я буквально таю в её объятиях, мышцы расслабляются, и всё тело становится мягким, как воск.

— Боже… Никогда не прекращай делать именно это, — бормочу я.

Она смеётся.

— Флинт, ты мне правда очень нравишься, — шепчет она. — Мне всё ещё страшно. Но я стараюсь не бояться, хорошо?

Я крепче сжимаю её в объятиях.

— Ты мне тоже очень нравишься. И я рад, что ты готова попробовать.

Хотя «рад» — это, пожалуй, самое слабое слово из всех возможных.

Страшно ей или нет, я уже по уши влюблён в эту женщину.

Остаётся только надеяться, что это не значит, будто я уже на полпути к разбитому сердцу.