Как поцеловать кинозвезду

Глава 25

Одри

Я стою в ванной отеля и смотрю на своё отражение в зеркале в полный рост.

Честно говоря, мне кажется, что каждый человек на планете выглядел бы потрясающе, если бы у него была целая команда помощников, которая собирала бы его каждое утро.

Меня выщипали, отполировали, начистили и покрыли глянцем.

И я никогда не чувствовала себя такой красивой.

Наверное, дело ещё и в платье стоимостью, как у космического шаттла. Оно даже красивее, чем я его запомнила. И самое женственное из всего, что я когда-либо надевала. Маленькие цветочки, вплетённые в кружевную накидку, такие хрупкие, что я боюсь даже прикоснуться к ним.

— Как туфли? — спрашивает Джони, входя в ванную. — Не умираешь? Если что, у тебя есть ещё четыре пары.

— Эти отличные. Я чувствую себя вполне уверенно. — У меня не так уж много опыта ходьбы на каблуках, но здесь устойчивый широкий каблук, и они не слишком высокие. Плюс внутри какая-то мемори-пена, за счёт чего туфли неожиданно удобные — совсем не то, что я ожидала от обуви на каблуке.

— Идеально, — говорит Джони. — Флинт должен быть с минуты на минуту. — Она оглядывает меня с головы до ног. — Он точно упадёт в обморок, когда тебя увидит, Одри. Ты невероятна.

Костюм Флинта она отнесла к себе в номер, чтобы он там переоделся. Сказала, что так проще, но, по-моему, ей просто хочется, чтобы у нас был какой-нибудь пафосный момент с эффектом «вау», когда он впервые увидит меня в наряде для красной дорожки.

При всей своей суровости, Джони, похоже, романтик в душе.

Не то чтобы я сама не радовалась предстоящей встрече с Флинтом в смокинге. Очень даже радовалась. Но после того как он меня увидит, мы поедем на премьеру. И, насколько я понимаю, там всё будет как в аэропорту. Только хуже — я же теперь ещё и в платье с каблуками.

Джони всё твердит, что всех зрителей аккуратно загонят за баррикады, чтобы они не могли подобраться слишком близко. Будут камеры, толпы и шум, но всё это должно быть в «цивилизованных» рамках.

Конечно. Цивилизованно.

— Ты в порядке? — спрашивает Джони. — Выглядишь бледновато.

Я заставляю себя глубоко вдохнуть.

— Всё хорошо. Просто… может, мне надо немного воздуха?

— Конечно. Балкон? Пошли на балкон.

Она идёт за мной, пока я прохожу через спальню в гостиную и выхожу на балкон. К счастью, она остаётся внутри.

Со мной действительно всё нормально. Мне просто нужно пару минут, чтобы перевести дух. Осознать, что всего четыре часа назад я сказала мужчине, которого обожают и хотят миллионы женщин, что хочу быть с ним в эксклюзивных отношениях.

Со мной.

Это кажется невозможным. Абсурдным. Совершенно не в моём духе.

Но рядом с Флинтом, в его объятиях, всё становится на свои места.

Я знаю, как сильно он хочет нормальных отношений. И он этого заслуживает. Он достоин быть с человеком, который будет любить его, несмотря на весь хаос, которым наполнена его жизнь.

Я прижимаю ладонь к животу. Я не знаю, как это всё будет выглядеть. Я просто знаю, что хочу попробовать.

Позади открывается дверь на балкон, и я медленно поворачиваюсь.

Флинт стоит в дверном проёме, руки в карманах смокинга.

О. Боже.

У меня нет слов, чтобы описать, насколько он хорош. Мне срочно хочется сфотографировать его — для науки. Чтобы потомки знали: вот он — идеальный представитель мужского рода. Лучше уже не бывает.

— Одри, если ты будешь продолжать смотреть на меня так, мы отсюда никуда не выйдем, — говорит Флинт со смехом, медленно подходя ко мне.

Я улыбаюсь.

— Могу тебе то же самое сказать.

Он обхватывает меня за талию, прижимая ладонь к пояснице и притягивая к себе.

— Я никогда не видел такой красивой женщины, — шепчет он и наклоняется, словно хочет поцеловать, но замирает, когда изнутри раздаётся крик Джони:

— Нет! Никаких поцелуев! Макияж идеальный — испортишь!

Флинт улыбается.

— Такова цена идеального выхода на красную дорожку. — Он целует меня в лоб, и этот поцелуй почти такой же интимный, как и настоящий. — Я всё время буду рядом, — шепчет он. — Обещаю. Только не отпускай мою руку.

Флинт держит слово. Он не отпускает мою руку ни на секунду — за исключением тех моментов, когда фотографам нужно, чтобы он позировал на красной дорожке один или с другими актёрами из фильма.

Но довольно часто нас снимают и вместе. Это мало чем отличается от нашего похода через аэропорт — только теперь люди знают моё имя.

— Одри, посмотрите сюда!

— Одри, чей это наряд?

— Одри, можно увидеть спину платья?

Я никогда в жизни не чувствовала себя настолько перегруженной. Единственная причина, по которой я вообще справляюсь, — это Флинт. Он — моя путеводная звезда, каждый раз, когда встречается со мной взглядом, даёт понять: я не одна. Но есть и другая причина, по которой я иду вперёд. Это гордость.

Флинт потрясающе справляется со своей работой. Он обаятелен, вежлив и добр со всеми, кого приветствует. В интервью на красной дорожке он профессионален и щедро хвалит режиссёра и партнёров по фильму. Он не пытается быть в центре внимания, и именно это делает его ещё более ярким.

Когда речь заходит обо мне, он улыбается, сжимает мою руку и говорит что-то расплывчатое — о том, как мы счастливы вместе или как с нетерпением ждём будущего. Вопросы, адресованные мне, касаются только платья и это меня вполне устраивает. На них легко ответить. В остальном я с радостью уступаю Флинту всю сцену. Это его вечер. Его выдающееся достижение. И я горжусь, что могу быть рядом с ним, несмотря на весь шум и хаос.

На сеансе фильма я сижу между Флинтом и Клэр, которая пришла одна. Оказывается, её кавалером на премьере должен был быть Саймон. Но сегодня, когда Флинт разорвал с ним контракт, Клэр поступила так же. Меня это всё ещё нервирует — теперь Саймон лишился сразу двух клиентов. Но я доверяю Флинту. Если он уверен, что Саймон уйдёт спокойно, кто я такая, чтобы сомневаться?

После разговора с Клэр я поняла, что она мне даже нравится. Она кажется искренней и доброй, что наводит на мысль: именно Саймон превращал её в противоположность.

Тем не менее я нервничаю из-за того, что увижу Флинта на экране. А теперь ещё и рядом с Клэр? Что бы он ни говорил про актёрскую игру, всё это всё равно как минимум… странно.

Я готовлюсь к худшему, но когда фильм начинается, и я погружаюсь в историю, становится легче. На экране — Флинт, но на самом деле — не он. Он играет. И играет так талантливо, что мне хочется плакать.

Когда становится понятно, что сцена идёт к первому поцелую, Клэр наклоняется ко мне и кладёт руку мне на предплечье.

— Знаешь, о чём я думала, когда мы снимали эту сцену? — шепчет она. — О том, сколько песка у меня в купальнике.

Я с трудом сдерживаю смех, а она улыбается.

— И как мне всё натирало, — добавляет с гримасой. — Это был кошмар. Я жутко злилась и доставала Флинта количеством дублей. Уверена, он был на грани.

Я понимаю, что она делает. И люблю её за это.

После фильма мне хочется только одного — поговорить с Флинтом. Вспомнить все любимые моменты. Рассказать, насколько он талантлив. В жизни у меня было несколько таких моментов, когда я чувствовала: я на своём месте, делаю то, для чего была рождена. Когда текст складывается идеально или исследование даёт важные, полезные результаты. Сегодня, глядя на Флинта, я поняла — он тоже на своём месте. Он художник. Рассказчик. И за этим невероятно интересно наблюдать.

Но сказать ему всё это не удаётся. Как только фильм заканчивается, нас буквально уносит волной — мы проходим сквозь толпу продюсеров, сценаристов, директоров студий, все обнимаются, поздравляют друг друга, жмут руки.

Меня представляют десяткам людей. Я улыбаюсь, киваю, стараюсь запоминать имена, но вскоре все лица сливаются в одно, ноги болят, и я не помню, когда в последний раз ела.

Наверное, так в Голливуде все и худеют — на еду просто нет времени.

— Как ты держишься? — спрашиваю Флинта в редкий момент тишины. Мы едем в лифте на пентхаус одного из зданий — там будет вечеринка в честь фильма. Судя по всему, там будут всё те же люди, что и на премьере. По-моему, это слегка избыточно, но Клэр сказала, что там будет еда. Так что я за.

Если, конечно, пойму, как есть в этом платье.

Флинт притягивает меня к себе, прижимая спиной к своей груди, и наклоняется, чтобы коснуться губами моей шеи.

— Я умираю с голоду. А ты?

— То же самое. Как думаешь, мне разрешат есть в этом платье?

— Определённо. — Он замолкает на секунду, а потом спрашивает с осторожной ноткой: — И что ты думаешь о фильме?

В его голосе слышится уязвимость, и у меня сжимается сердце. Я поворачиваюсь, кладя ладони ему на грудь.

— Флинт. Я в восторге. Ты был блестящим.

Он чуть улыбается.

— Громкие слова от женщины, которая не любит кино.

Я приподнимаюсь на носочках и целую его.

— Мне просто нужно было, чтобы кто-то показал правильные фильмы.

— Да? А какие фильмы правильные?

— Все, в которых снимаешься ты.

Лифт доезжает до верхнего этажа, двери открываются, и Флинт берёт меня за руку, вытягивая наружу. Вместо того чтобы пойти к вечеринке, он ведёт меня в маленький закуток сразу за лифтовым холлом.

Он наклоняется и целует меня, лишая дыхания и наполняя тело жаром. Потом отстраняется, смотрит мне в глаза и прижимает к себе, обнимая крепко-крепко.

Это всего лишь объятие, но оно как будто значит нечто большее. Нечто настоящее.

— Всё становится лучше, когда ты рядом, — шепчет он у самого моего уха.

Я провожу ладонями по его спине.

— Всё — это что?

— Всё, — просто говорит он. Потом отпускает, и я вижу, как он смотрит на меня. Его глаза не отрываются от моего лица. Он улыбается. — Не хочу тебя пугать, Одри. Но я больше люблю того человека, которым становлюсь рядом с тобой. Ты делаешь меня лучше.

Я снова приподнимаюсь и целую его. Потому что иначе просто не могу. Сегодня впервые я готова признать: может быть, я и правда справлюсь с такой жизнью.

Всё ещё страшно. Всё ещё слишком ново. Но, прижав ладони к его груди и чувствуя биение его сердца, я впервые думаю: может быть, он и правда — тот самый. Тот, с кем я проживу всю оставшуюся жизнь.