Через два часа, выпив весь горячий шоколад и исполнив нечто вроде местного концерта рождественской музыки, мы впервые сели за стол для церемонии открытия празднеств. После инцидента с Бумазеем, который уже не проявлял ни малейшего интереса к семейному торжеству, нам было даровано право снять наши пуловеры.
На календаре только двадцать первое декабря, но в тарелках уже самое настоящее Рождество. Сегодня вечером мать Давида приготовила фрикасе из каплуна и цесарки с картофельным пюре и жареными каштанами.
Если так пойдет и дальше, боюсь, к моему отъезду меня придется отсюда вывозить — сама передвигаться я уже не смогу.
Этим я хочу сказать, что у Элен кулинарный талант — я прямо-таки наслаждаюсь едой. Впрочем, все равно сижу, уставившись в тарелку, и страшусь грозного вопроса — и вот он наконец звучит:
— Итак, Полина, расскажите немного о себе. Я хочу знать всё.
Вот он, этот самый вопрос.
Я не то чтобы не люблю говорить о себе. Но не тогда, когда меня спрашивают таким тоном. Да еще в обществе людей совершенно незнакомых, чьи головы тут же поворачиваются к тебе, едва произнесут последний слог.
В таких вот случаях я всегда боюсь ляпнуть неимоверную глупость, сбиться или выдать что-нибудь не то.
— Мама, ты ведь пообещала, не забывай, — вмешивается Давид.
— Чего пообещала? Я не ставлю ее в неловкое положение, а только прошу рассказать немного о том, кто она есть. Все-таки имею право знать, кто вместе с нами проведет Рождество и как этой девушке удалось завоевать твое сердце.
Все в порядке, я уже ничуть не стесняюсь. Спасибо, Давид.
— Что вы хотите знать, Элен?
— Да как вам сказать. Например, для начала, где вы работаете?
— Я работаю в издательстве.
— Вы знакомы с Гийомом Мюссо? — Это спрашивает Валери. — Я его фанатка. Прочитала все его романы, — она лучится воодушевлением.
— Нет, я не знакома с Гийомом, у него другой издатель. Честно говоря, я издаю не романы, а только путеводители и книги по саморазвитию.
— А, это штуки типа «Твоя третья жизнь начнется сразу после второй»? — ухмыляется Донован. — Мэдди, это должно тебе понравиться, ты ведь от таких нелепиц без ума.
— Во-первых, это никакие не нелепицы, а во-вторых, это называлось «Твоя вторая жизнь начнется в тот день, когда ты поймешь, что жизнь у тебя одна». А мозги отшибло как раз тебе.
Я не в силах сдержать улыбку, увидев, как Донован, сперва изобразив гримаску обиженного малыша в ответ на колкую реплику сестры, потом от души улыбается и хохочет. Я уже успела сказать, что еще не встречала парня красивее? Ах да. Помню. А вот Давиду явно не до смеха. Ни малейшего намека на хоть какое-нибудь хи-хи, даже пополам с отрыжкой…
— Да, я издаю именно книги такого рода, а еще тексты, помогающие навести порядок в делах, или даже особые системы, которые помогают организовать себя. В последнее время я работаю над книгой под названием «Необязательно быть суперменом, чтобы реализовывать свои мечты».
— Должно быть, это очень интересно, — кивает мне Элен. — А как вы познакомились с моим сыном? — тут же спрашивает она, показывая, что на самом деле ее интерес вовсе не исчерпывается моими книгами.
Этого следовало ожидать. На память тут же приходят сцена нашей первой встречи у закуточка и просмотр видеозаписи моих утех с Эрве, но я не уверена, что она готова услышать именно такую версию знакомства. И я выбираю роль простушки — это хотя и совсем не так оригинально, но по крайней мере более тактично.
— Я живу в доме, где ваш сын работает охранником. Иногда нам приходилось общаться…
— И в конце концов любовь постучалась в ваши сердца! Как это романтично, — радуется Элен.
— Да, представьте… Именно так.
Что, в конце концов, значат одна-две нерассказанные детали, если я с Давидом и вправду переживаю безумно романтическую историю. Ну, разве что за вычетом четырех или пяти подробностей!
— А как же ваши родители? — продолжает Элен. — Их не огорчило, что вас не будет с ними на Рождество?
— А знаете, в моей семье не празднуют Рож…
Еще не закончив фразу, я уже чувствую, что сморозила что-то не то. Температура внезапно падает почти до нуля, мне кажется, что изо ртов гостей вылетают облачка пара. Происходи это в фильме, тут была бы замедленная съемка и звучал трагический музыкальный аккорд.
— Я хотела сказать, — тут же поправляюсь я, — что в этом году мои родители отправились в круиз. Они счастливы и спокойны, зная, что я проведу Рождество в семейной обстановке.
Температура снова ползет вверх, замедленной съемке конец, как же мало для этого потребовалось, — думаю я, пока Элен понимающе кивает.
— В таком случае можете рассчитывать на нас — вы забудете о родителях и проведете с нами незабываемое Рождество.
Да уж, в этом я ни секунды не сомневаюсь. Совершенно не обязательно ему быть незабываемым. Будь оно поспокойнее, даже если от него в памяти ничего не останется, и то мне было бы лучше.
— Как будем спать? — спрашиваю я Давида, когда мы входим в комнату, после того как сожрали примерно полгрузовика коричных пряников.
Я съела так много, что, кажется, рождественские пряности сочатся у меня из-под ногтей.
— Как будем спать? — переспрашивает он. — Ты меня удивляешь. Я-то думал, что в твоем возрасте уже… Но если ты до сих пор не знаешь, то вот тебе: растягиваемся на кровати, закрываем глаза и, как правило, минут через десять спокойно спим.
— Ах-ха-ха-ха. Очень смешно.
— По-моему, тоже! Но спасибо, что подчеркнула это с таким искренним воодушевлением.
— Давай посерьезней, ведь так не пойдет — тут только одна кровать. А нас двое.
— Ну, это легко решаемо. Ведь кровать двуспальная. А поскольку она еще и очень широкая, то немного сноровки — и нам удастся спокойно выспаться, даже не касаясь друг друга.
— В фильме с Сандрой Буллок тот тип спал на полу…
— А в реальной жизни тот же тип спит в своей постели, и не важно, как звать девушку — Сандра Буллок, Кэмерон Диас или Полина. Но тебе не о чем тревожиться. Я держу себя в рамках, если ты этого боишься.
— Ах, да ничего я не боюсь.
— А вроде мне показалось.
— Тебе напомнить, по какой причине я вообще здесь? После этого хоть всех мужиков по списку клади со мной — о страхе можно забыть.
— Ах, ну тогда все в порядке? — спрашивает он, стаскивая пуловер и расстегивая брюки, после чего преспокойно растягивается на кровати в спортивных трусах.
— Ты так будешь спать? — Не хватало мне еще подавиться слюной со вкусом корицы и апельсиновой цедры.
О таком теле, как у него, можно только мечтать. Нет смысла отрицать очевидное. На торсе ни единого волоска. Мускулы что надо. Чувствую, что краснею, а я это ненавижу. Если размышляешь и при этом краснеешь — вдвойне неприятно. Стоит смутиться — и вот ты уже как вишня на торте, всякий это замечает. Гениально.
— Полагаю, да. Что тебя раздражает? Хочешь, чтобы я разделся догола?
— Нет, нет! Так вполне годится. Я тоже пойду готовиться ко сну.
Вынимаю из чемодана пижаму и косметичку и запираюсь в ванной комнате.
После Донована, красавца-модели, тело Давида выглядит каким-то даже хрупким. И это тело будет рядом со мной несколько ночей подряд…
Мне нужно успокоиться. А для этого нет ничего лучше дыхательных практик, которые я так расхваливаю в своих книгах. Сейчас они нужны мне самой.
Раздеваюсь, облачаюсь в пижаму, быстро чищу зубы, потом сажусь на край ванны — глаза закрыты, плечи расслаблены, ноги сжаты. Выдыхаю и вдыхаю. Глубоко вдыхаю и глубоко выдыхаю. Что там еще надо делать, а? Да-да, мысленно вообразить умиротворяющий пейзаж. И вот я думаю о пляже с мелким песочком, слышу шум прилива. Снова вдыхаю глубоко, снова выдыхаю глубоко. До того глубоко, что раскачиваюсь и падаю прямо в ванну, не удержавшись и довольно громко вскрикнув.
— Все в порядке, Полина? — тревожится за дверью Давид.
— Да, да. Ничего. Просто уронила что-то в ванну…
Это было не что-то, а я сама, — думаю я, с переменным успехом пытаясь выбраться. Неужто я такая неловкая — или ванна тут глубокая, как бассейн?
Через десять минут, смыв макияж, в пижаме, расчесав волосы (это главное перед отходом ко сну — хорошенько расчесать волосы), снова появляюсь в спальне и застаю Давида распростертым на кровати в той же позе, на своей половине — он погружен в детективный роман, тот же, что я прочитала еще на прошлой неделе.
Юркнув под теплое одеяло, я тоже раскрываю книжку, которую брала с собой в дорогу.
— Ты будешь спать в таком виде? — осведомляется Давид, на мгновенье скосив взгляд в мою сторону.
— Да, а что? Что-то не так?
— Да нет, ничего. Пояса целомудрия тебе не хватает. Так надежней — с этой штукой, закрытой сверху донизу, можно быть уверенной, что я на тебя не полезу.
— Вот бы я тогда порадовалась, — насмехаюсь я, в душе немного обиженная.
У меня замечательная пижама. Что он против нее имеет? Длинная, плотная, мягкая, как нельзя лучше подходящая для отдыха в горах.
Я уже минут двадцать читаю и вся погрузилась в сюжет, как вдруг Давид преспокойно забирает книгу прямо у меня из рук.
— «Вот теперь тебе хорошо», — декламирует он. — И чего я вообще ожидал! О чем повествует этот слащавый романчик? Погоди-ка, я сам догадаюсь, — продолжает он, не давая мне даже слова вставить, — это про девушку, которая встречает миллиардера. Он ужасно противен и спесив. Но она безумно хочет его, потому что он красив как бог. Они не в силах перестать ругаться и выяснять отношения — но вдруг этот тип страстно целует ее, тут все ее тело содрогается от возбуждения, и он в тот же миг превращается в робкого и романтичного влюбленного.
— Ну и что с того! — отвечаю я, вырывая у него книгу. — Пора бы знать, что быть женщиной не означает читать только слащавую сентименталку. Бывает, что интересуются и другими историями.
— Вроде этой книжонки? — весело спрашивает он. — Вряд ли, по обложке она явно не из тех трудов, где автор задается экзистенциальными философскими вопросами.
— Ошибаешься! На самом деле это рассуждение о жизни с примерами судеб женщин, столкнувшихся с трудным моральным выбором.
— О-го-го!.. Нет. Неубедительно.
— Ты что, намекаешь, что такой крутой мужик, как ты, читает только нечто глубокомысленное? А мне, девчонке с птичьими мозгами, подобное не по зубам?
— Я ни на что такое не намекаю. Просто думаю, что в детективных романах персонажи прописаны совсем иначе, глубже, что ли.
— Не надо быть психологом, чтобы догадаться: в твоей книге похищение заказал муж[12], — парирую я спустя несколько секунд, за которые успеваю вернуть спокойствие.
— Ах вот как?!
— Доброй ночи, мой дорогой Давид. Приятных снов.
Нет, ну каков!..