Какие планы на Рождество?

Глава 31

Я просыпаюсь с первыми лучами солнца — кажется, мы так спешили, что забыли задернуть шторы. Сейчас еще только шесть часов утра, и я не отказалась бы поспать еще часок-другой после нашего сексуального марафона.

Стоит мне только вспомнить прошедшую ночь, и кровь так и приливает к лицу. Давид оказался умелым и страстным любовником, у него такие возбуждающие прикосновения… и все остальное тоже. Эрве ему и в подметки не годится.

Солнечный свет, сейчас заливающий всю спальню, явно беспокоит только меня — лежащий рядом Давид спит глубоким сном. Осторожно приподнимаю скрывающее его одеяло, чтобы в свете дня убедиться, что вчера чувствовали мои руки. Только в целях научного эксперимента, разумеется, не подумайте лишнего… Этот парень сложен как греческий бог!

— Разглядываешь меня тайком? — спрашивает он, приоткрыв глаза.

— Точно-точно! — откликаюсь я, не опуская одеяла.

— Именем равенства между мужчиной и женщиной требую для себя права сделать то же самое.

Он с полуоткрытыми глазами тоже приподнимает одеяло.

— Ты прекрасна, Полина. И еще ты невероятно сексуальная, — говорит он, прижавшись ко мне всем телом, вот уже его нога между моих ног. — А особенно мне нравится родинка у тебя на груди, — продолжает он и проводит по ней рукой.

Я вздрагиваю от наслаждения, когда его ладонь задевает мой затвердевший сосок.

— А тебе бы все только спать, — шепчет он, целуя меня в шею и прижимаясь ко мне животом.

— Выспимся, когда состаримся, — шепчу я в ответ. — Секс на Рождество — что может быть лучше.

Наши губы находят друг друга, его язык касается моего, и у меня вырывается стон. Точно-точно, ничего нет лучше секса на Рождество.

Около девяти мы наконец решаем спуститься вниз, к семье, держась за руки, что не укрывается от глаз Мэдди: она в одиночестве сидит на кухне.

— Ну проявите ко мне хоть каплю уважения! — восклицает она.

— Что такое? — тревожится Давид. — Что случилось? Что-то с ребенком?

— Ребенок чувствует себя великолепно, этой ночью ему даже взбрело попрыгать на моем мочевом пузыре, как на батуте. А вот вы оба, — от вас за километр несет сексом, и вы бесстыдно передо мной этим хвастаетесь! Передо мной-то, несчастной беременной женщиной, которой вот-вот предстоит рожать и она лишь смутно помнит, что такое оргазм.

Я покатываюсь со смеху.

— А ты тут совсем одна? — интересуется Давид, его явно смутило то, что он только что услышал: сестре, оказывается, не хватает секса.

— Людо, как и каждый год, уехал за свежим хлебом и булочками к Рождеству. Учитывая, что все жители области едут туда с той же самой целью, то смею предположить, что он вернется в лучшем случае через пару часов.

— А мама?

— Полчаса назад уехала вместе с Валери — отвезти Донована на вокзал.

— На вокзал?

— Полина что, не рассказала тебе? Ах! Это я, дурашка, не сообразила — вы оба так увлеклись, что вам было не до болтовни. В общем, когда я увидела, как Донован присосался ко рту… ладно-ладно, не будем вдаваться в подробности, — поспешно продолжает она, — скажу лишь, что я этим воспользовалась и высказала пару-тройку ласковых, которые ему обязательно надо было услышать.

— О чем это?

— О том, что пора ему подрасти и прекратить изображать жертву, обреченную на страдания. Да, все школьные годы он чувствовал, насколько ты умнее и удачливее его, это правда. Справедливости ради, догадаться было несложно. Но с тех пор прошло двадцать лет, вы больше не дети, и сейчас это просто смешно.

— Неужели из-за этого он на меня так злится? — спрашивает Давид. Он явно удивлен.

— По-видимому, да…

— Да ведь я старался столько для него сделать! А надо было, наверное, только повторять: «Какой же ты красавчик, Донован» или что-то вроде того…

— Как бы там ни было, сейчас все хорошо, — скривившись, заключает Мэдди. — Никаких отношений Донован не испортил.

— А с тобой все в порядке? — Это я за нее беспокоюсь.

— Да-да, только с самого утра спина разболелась. Это просто поясница уже не выдерживает тяжести моего живота. Пойду-ка я пару минут поваляюсь на диване.

Мы провожаем ее взглядами, изо всех сил стараясь не хохотать над утиной походкой — это вещь совершенно естественная.

— Тебе надо встретиться с братом, — говорю я Давиду несколько минут спустя.

— Это почему?

— Как почему? Да потому что он твой брат, что бы между вами ни было. Знаю, что не мне лезть с советами в таких делах, но говоря по правде, будь у меня брат или сестра, я сделала бы все, лишь бы у нас были нормальные отношения.

— …

— К тому же сегодня Рождество. Вы разобьете матери сердце, если всех троих детей не будет за общим столом.

— Он тебя поцеловал.

— Да неужели? Как-то мне этот момент не запомнился… — пытаюсь я шутить, впрочем, без особого успеха. — Он твой брат, Давид. Тебе нужно объясниться с ним. В конце концов, вы ведь с ним никогда не обсуждали ваши отношения. Пусть не ради него, а ради мамы — сделай это.

Громкий заливистый лай на моей последней фразе звучит как подтверждение.

— Сам видишь! Бумазей, и тот согласен.

— Ну если даже Бумазей — ладно, сдаюсь. Поеду поговорю с ним — и чтобы доставить удовольствие тебе, и потому, что сегодня правда Рождество. А еще он должен перед тобой извиниться. Но знай — если упрется рогом, то тут уж я ничем не помогу.

Давид крепко обнимает меня.

— А я уж почти забыл…

— О чем забыл?

— Счастливого Рождества, Полина, — отвечает он, целуя меня.