Какие планы на Рождество?

Глава 19

Что за странная вонь… Как будто смесь грязных носков и гнилой крысы. Э, да у меня щека совсем липкая! Давид-то прав, я во сне слюни пускаю, да еще и вонючие какие, тьфу!

Завернувшись в плед на дне ванны, головой на подушке, которую мне все-таки удалось стянуть из-под шерсти вчерашнего непрошеного гостя, я решаюсь приоткрыть один глаз.

В одну секунду все становится ясно: вот откуда и слюни, и скверный запах. Прямо передо мной морда Бумазея — он положил голову на край ванны, высунув язык, а пасть изображает глуповатую улыбку. Когда я открываю второй глаз, он принимается лаять, эхо такое оглушительное, словно мне штопор закручивают прямо в череп.

— Тише! Хозяина своего разбудишь!

Ну разве есть в этой фразе хоть одно непонятное слово? Видимо, ни одно не понятно, ибо он снова лает, уже положив на край ванны и обе лапы. По неудержимому вилянию его хвоста я понимаю, как ему хочется всех послать к чертям собачьим, а в глазах горит огонек, не предвещающий для меня ничего хорошего. Не собирается же он, надеюсь, прямо здесь… о, только не это!

Я не успеваю ни произнести хоть один слог, ни хоть чуть-чуть пошевелиться: меня подмяло под себя снежное чудовище, запрыгнув прямо в ванну-постель. Сияя от радости, он пользуется моим положением — высовывает язык и вовсю облизывает мне лицо, не оставляя иного выхода, кроме как расхохотаться, несмотря на все мое замешательство.

— А ночка-то выдалась бурная, как я погляжу! Да еще и с моей собакой…

Отвлечь Бумазея от моего прекрасного лица под силу, разумеется, только Давиду. Как только входит хозяин, пес мгновенно вылетает из ванны, по пути так сильно надавив на мой мочевой пузырь, что странно, как тот не опорожнился.

Я, сохраняя остатки достоинства, пытаюсь выбраться вслед за псом, но меня ждет мучительный провал. Жесткость ложа торжествует над гибкостью тела, и у меня ощущение, что я превратилась в деревяшку, парализованную артрозом.

— Кажется, я что-то пропустил, нет? — спрашивает меня Давид, уже успев, как обычно, погладить собаку. — Неужто спать рядом со мной так уж невыносимо?

Наша вчерашняя ссора, кажется, навеки осталась в прошлом.

— Вовсе нет! — восклицаю я, и кажется, немного живее, чем требуется. — Но когда я пришла в спальню после того, как выпила снотворное и немного поспорила с Донованом, мое место в кровати было занято Бумазеем. Он не соизволил уступить мне ни сантиметра.

— Немножко поспорила с Донованом?

Откуда это чувство, будто комната мгновенно превратилась в морозильную камеру? Ах нет, я не замерзла, я просто упомянула о Доноване. Вот же идиотка.

— Ему тоже не спалось. Он любовался восходом.

— И что же вы там успели обсудить?

— Да мы поговорили совсем чуть-чуть. Всего-то несколько минут. Просто допивала свой чай.

Нет смысла говорить, что его брат мудак, который только и ждет случая, чтобы переспать со своей невесткой.

— А ты, значит, пишешь диссертацию по нейропсихологии? — говорю я, чтобы разрядить обстановку и повысить температуру, пока мы не заледенели.

— Ах, да… Это он тебе сказал?

— А я-то почему до сих пор об этом не знаю? — продолжаю я топить лед между нами.

— Не знаю. Ты и не спрашивала. Потому что воспринимала меня только как охранника. Вот и все.

Весьма тонкий укол, но задевает больно.

— Не понимаю, как я могла об этом догадаться. Тогда и я доктор физико-математических наук[14], представь себе!

— Правда, что ли?

— Нет, но могла бы стать — в лицее я была очень способной к физике[15]. А что такого, ты ведь не требовал показать дипломы. Ты самодовольно думал, что «она издает книжки по саморазвитию», и все тут.

Он как-то колеблется несколько секунд, но потом все же улыбается.

— Да, правда. Ты права. Один — ноль в твою пользу. А мне работа охранником дает свободное время и финансовую независимость. Вот.

— Спасибо. Ты не мог бы рассказать подробнее про свою диссертацию?

Сажусь на постели, скрестив ноги. Должна сознаться, тут куда удобней, чем в керамической ванной.

— Я уже ее заканчиваю. На стадии редактирования, а защититься надеюсь до сентября.

— А какая у тебя тема?

— Страхи. Как они возникают и почему, как долго длятся, какая зона мозга за них отвечает. Стараюсь исследовать различия в мозговой деятельности у двух личностей в одинаковых условиях, но одной из них управляет страх, а другой нет.

— Так ты следишь за людьми, чьи головы обмотаны электродами? И наблюдаешь, что происходит с теми, кого начинает трясти с самых первых минут фильма ужасов? Даже если они уже закрыли лицо руками и смотрят сквозь растопыренные пальцы?

— Это ты о себе? — шутливо спрашивает он.

— Неловко признаваться, но отчасти да…

— Я еще ни разу не использовал фильм ужасов. Но на самом деле это мысль…

— И ты ищешь способ заставить страхи исчезнуть?

— Скорее дать тем, кого они парализуют, способ их преодолеть. Или наоборот, иметь возможность внушать страхи окружающим, то есть я хочу предотвратить наклонности к рискованному поведению. Страх принято скрывать. Но ведь это просто защитный механизм, предупреждение об опасности.

Внешность важнее умной головы, когда дело касается соблазнения, — что еще ты там нес, дружище? Если Донован хотел изобразить Давида занудной кабинетной крысой, то его план явно провалился. Прямо сейчас, слушая, как страстно он рассуждает об исследованиях в области человеческого мозга, я хотела бы сорвать с него одежду и заняться любовью тут же, в ванной.

Чего, конечно, случиться не должно. Слышишь, Полина? Никогда[16].