Когда вмешалась жизнь

Глава 10

Посуда стояла чистой. День сменился ночью, оставив на горизонте кукурузного поля деревенский закат. Слезы Паркер высохли, но воспоминание о поступке Гаса отравило ее совесть. Она уволится, о работе у Уэстманов не могло быть и речи. Однако после инцидента на кухне, план рассказать Сабрине о пьяном поцелуе в баре казался ничтожным.

То, что произошло, было сексуально, интимно, многообещающе и неуместно. Однако ничего не случилось. После издевок и насмешек он просто исчез. И все ради чего?

Она не могла отсиживаться до возвращения Сабрины, так или иначе, ей придется встретиться с Гасом. Воспользовавшись запасом мужества, который она приберегала на случай Армагеддона, Паркер подошла к дому Уэстманов и постучала в парадную дверь.

Ответа не последовало.

Как заблудшее дитя, она звонила в дверь снова и снова, доводя Рэгса до исступления.

Ответа не последовало.

Гас был внутри. Она пристально следила за его домом с тех пор, как он оставил ее растекаться липким месивом по полу кухни. Решив получить ответы, она обогнула дом и вошла в незапертую дверь. Ее приветствовал Рэгс, но не Гас.

— Где он? — спросила она Рэгса.

Рэгс побежал вверх по лестнице. Не такого ответа она хотела. Паркер не представляла, что в восемь сорок пять он все еще будет валяться в постели.

— Гас? — Беспокойство по поводу появления в его спальне ослабило ее попытку звучать рассерженно.

Дверь хозяйской спальни была открыта, но не дверь в ванную, за которой шумел душ. Паркер села на скамейку в изножье кровати и стала ждать. Шли минуты, воспоминания о прошлой ночи подпитывали ее гнев, и ее терпение истощилось до нуля.

Один поворот ручки, и незапертая дверь бесшумно открылась. Она опустила голову, не желая смотреть на обнаженного Гаса в стеклянной душевой кабинке.

— Почему ты так поступил со мной? — Ее голос оставался уверенным и спокойным, несмотря на колотящееся о ребра сердце.

— Бл*ть! Какого хрена ты тут делаешь, Паркер? — Гас повернулся к ней спиной. — Убирайся!

Она скрестила руки на груди, не отрывая глаз от своих шлепанцев.

— Нет, пока ты не ответишь на мой вопрос.

— Я в душе голый!

— Я не смотрю. Просто ответь мне.

Он выключил душ, схватил полотенце, быстро протер им волосы и обвязал его вокруг талии, но вода продолжала струиться по его телу.

— Иди домой, Паркер. Это не имеет значения.

Он обошел ее стороной и добрался до гардеробной, обставленной ящиками из темного дерева с одеждой, идеально развешанной на латунных и деревянных вешалках того же цвета.

— Ты мудак. Изменщик. Жалкое подобие мужа. — Паркер последовала за ним, а затем резко отвернулась и зажмурилась, как только он уронил полотенце, будто отказывался прятать от нее свое обнаженное тело.

— Да, вероятно, я мудак. — Он надел серые спортивные штаны без нижнего белья. — Но я не изменщик, и ты даже не представляешь, какой я муж.

— Ты… ты пытался меня соблазнить. — Гнев подпитывал противоборство, перекрывая тот ужас, который она испытывала, оказавшись рядом с обнаженным Гасом.

Он рассмеялся. Это еще больше распалило ее гнев.

— Я не соблазнял тебя. Я высказал свою точку зрения. — Он надел белую футболку.

— Бред сивой кобылы. Я была там.

— Вот именно. Тогда ты должна понимать, что я тебя не соблазнял. — Он схватил ее за плечи и оттеснил в сторону от выхода из гардеробной.

Повернувшись, она с облегчением обнаружила, что Гас одет.

— Я чувствовала тебя. — Ее глаза сузились.

Он ухмыльнулся.

— Неужели?

По шее Паркер разлился жар, опалив щеки. Обсуждение эрекции Гаса в хозяйской спальне в отсутствии Сабрины расценивалось как самый неуместный разговор, который у нее когда-либо был.

— Ты такой засранец. Просто скажи мне, почему?

Скривив губы в сторону, он прищурился.

— Ты молода. Видишь мир только в черно-белом цвете. В твоем сказочном мире любовь — это волшебная палочка, источающая дорожки из блесток и дарующая «долго и счастливо».

Паркер подошла ближе, осознавая, что лев может затащить ее в свое логово.

— Я не верю в сказки.

— Нет? — Он пожал плечами. — Тогда, полагаю, я высказал свою точку зрения.

— Я не понимаю твоей дурацкой точки зрения! — Она сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Гас наклонился вперед, оказавшись на одном уровне с ее глазами. Она оставалась на месте, хотя его близость вызывала дрожь.

— Тебе изменили. Ты чертовски из-за этого злишься, потому что не можешь понять причину. Но любовь — это эмоция, которая живет в голове и пресловутом сердце. В нее нужно вкладываться, чтобы она росла, иначе она умрет. Но… желание… оно инстинктивное. Физическое. Плотское. И когда оно хочет добиться своего, мозг отключается, и единственное сердце, которое ты слышишь, — это орган в твоей груди, перекачивающий кровь. Раб твоего желания, готовящий твое тело делать одно и только одно… — Он наклонился к ее уху и прошептал: — Кончать.

Август Уэстман доказал, что он дьявол. В его присутствии Паркер становилась худшей версией себя. Он одурманил ее своими словами, утянул в бездну своей уверенностью и украл ее невинность своим шепотом.

Гас снова выпрямился.

— Хочешь, чтобы я обращался с тобой как с ребенком, Паркер? Как со второсортной помощницей моей жены?

Она с трудом сглотнула и покачала головой.

— Хочешь правду?

Она кивнула.

— Я люблю свою жену. — Его брови сошлись на переносице, будто эти простые слова причиняли боль. — Она великолепная, красивая и сексуальная, и я предан ей головой и сердцем. Но я скучаю по ней. Потому что даже когда она здесь… на самом деле ее здесь нет. Поэтому, когда она нанимает молодую девушку, которая все время улыбается, умеет рассмешить и смотрит на меня так, как раньше смотрела на меня моя жена…

Паркер едва могла дышать, и каждый глоток воздуха, который ей удавалось втянуть, был пропитан его мылом с травянистым ароматом и феромонами.

Гас вздохнул и покачал головой.

— Я… я не могу думать, и мое сердце превращается в слепой орган перекачки крови, потому что я — мужчина, и, возможно, это не оправдание, но я так чувствую… — Он провел руками по влажным волосам, а затем сцепил пальцы на затылке. — Я хотел доказать, что в тот момент ты желала меня, и черный цвет превратился в уродливый серый, потому что ты так отчаянно жаждала освобождения. Я хотел, чтобы ты признала, что желание — это наркотик, и никто не застрахован от его воздействия.

Гас превратил серый в ужасный цвет. Паркер предпочитала черный, белый… и синий.

— Ты знаешь меня меньше двух недель.

Он пожал плечами.

— И ты один раз поцеловала меня и дважды открыла дверь полуголой. Я порядочный парень, но не святой.

— Гас, я…

— Не парься, Паркер. — Он прошел мимо нее к лестнице. — Я не сделаю тебя своей любовницей. Я не изменю Сабрине. И я не должен был поступать так с тобой.

Она погналась за ним.

— Прости меня, — продолжил он. — После ее звонка я расстроился. Потом ты заговорила об измене, а я был зол на весь мир и нуждался в оправдании своих чувств. Для этого я использовал тебя, и это был дерьмовый поступок.

Он продолжал, не оглядываясь, идти на кухню.

— Давай забудем, что это вообще произошло.

— Что? — Паркер не могла поверить в то, что услышала.

Гас бросил Рэгсу лакомство из стоявшей на прилавке банки. Затем достал из холодильника колу.

— Ты шутишь, что ли? Забыть, что это вообще происходило?

С дикими глазами она промаршировала к нему по кафельному полу, не останавливаясь, пока не оказалась с ним лицом к лицу. Она пристально смотрела, как он беззаботно пьет колу, игнорируя ее присутствие, будто она была не более чем мухой на его плече.

Облизнув губы, он посмотрел на нее с настороженностью.

— Да, именно это я и сказал.

— Значит, мы ничего не скажем Сабрине о поцелуе и том, как ты терся об меня на кухне.

Гас отшатнулся, широко раскрыв глаза.

— Это ты об меня…

— Нет! — Отступив на шаг, она несколько раз покачала головой и попыталась обрести самообладание. — Ничего я не… я просто стояла близко… или… то есть…

Она поморщилась из-за путаницы в словах. Смущение окрасило ее кожу в розовый, как это всегда легко происходило рядом с ним.

— Перестань вкладывать слова мне в рот. — Она ткнула в него пальцем.

Он усмехнулся.

— Паркер…

— Перестань произносить мое имя! — Она ненавидела, как соблазнительно оно звучало в его исполнении.

Он засмеялся громче, вскидывая руки в знак поражения.

— Простите, мисс Круз, я ничего не вкладывал вам в рот… пока.

Она ахнула.

— Извращенец! Завтра, как только Сабрина вернется домой, я расскажу ей все. И когда твою похотливую, изменяющую и эгоистичную задницу вышвырнут на улицу, тебе некого будет винить, кроме самого себя.

На волне адреналина она бросилась к задней двери.

— Боже, я пошутил. Но обязательно расскажи моей жене, что у тебя вошло в привычку не носить при мне лифчик, Мисс Соски.

Паркер захлопнула дверь и посмотрела на свою облегающую майку со встроенным бюстгальтером. Однако дополнительный слой хлопка не мог удержать ее соски под контролем от дерзкого Гаса Уэстмана и его грубых комментариев, которые, казалось, возбуждали ее настолько же сильно, насколько и приводили в ярость.

— Сукин сын…

Паркер влюбилась в Калеба за одну ночь. Он предложил ей позаниматься математикой, и они не спали до четырех утра, обнаружив общую любовь к музыке кантри, маринованным яйцам, «конверсам» и сериалу «Анатомия страсти». На следующей неделе она обнаружила, что ее новое любимое времяпрепровождение — это поцелуи с Калебом в подвале его родителей во время «изучения» матанализа.

Калебу потребовалось десять дней, чтобы лишить ее девственности. Ничего удивительного, что за тот же самый промежуток времени Август Уэстман соблазнил ее своими словами, заставил усомниться в своей морали и нанес ущерб ее телу. Три смены нижнего белья за один день показались ей чрезмерными.

Следующее утро положило конец бессонной ночи. Лучшая перспектива, на которую она надеялась, не реализовалась. Одевшись консервативно в мешковатые капри, широкую черную футболку с надписью «Айова Хоукай» и бюстгальтер с дополнительной подкладкой в области сосков, Паркер отправилась на работу в свой последний день у Уэстманов.

Она планировала быстро выполнить нелепые задания, полученные накануне вечером по электронной почте от Брока, закончить день долгой прогулкой с Рэгсом, и признаться в своих прелюбодейных грехах Сабрине, как только она вернется домой. Утопив вечером свою вину в бутылке вина, утром она прочесала бы Интернет в поисках вакансий. Если повезет, то работа администратора в кабинете мануального терапевта все еще будет доступна.

Ее разозлило то, что фургон Гаса все еще стоял в гараже, когда она пришла, это пустило на ветер все ее усилия явиться на полчаса позже обычного.

— Доброе утро, Рэгс. — Паркер взъерошил шерсть пса и поцеловала его в макушку. — Ты забыл разбудить папулю и отправить его на работу?

Она зачерпнула чашку собачьего корма из ведра в прихожей, высыпала его в миску и наполнила другую миску водой.

Дом окутывала тишина. Даже поднимаясь на цыпочках по лестнице, она не услышала никаких признаков того, что Гас принимает душ или собирается на работу. Если его намерением было умолять ее ничего не говорить Сабрине, то его усилия и позднее начало дня окажутся напрасными.

— О, ради всего святого, — прошептала она про себя, увидев Гаса, лежащим лицом вниз в постели с подушкой на голове и одной ногой, свисающей сбоку. — Собирайтесь на работу, мистер Уэстман.

Быстрым рывком она стянула с него одеяла и простыню, оставив его лишь в черных трусах. Это на секунду ее затормозило, но она пришла в себя и сосредоточилась на поставленной задаче.

— Мне приказано сменить простыни до приезда твоей жены. — Она вырвала подушку из его рук и стянула розовую наволочку.

— Какого хрена? — пробормотал он в матрас.

— Вставай, или я брошу твою задницу в стиральную машину вместе с этими девчачьими кастрирующе розовыми простынями. Почему бы тебе не отрастить пару яиц и не сказать Сабрине, что ты не будешь спать в облаке сахарной ваты.

Он повернул голову набок и прищурил один глаз.

— Почему бы тебе не сказать ей об этом?

Она схватила вторую подушку и тоже стянула с нее наволочку.

— Потому что мне уже есть о чем с ней поговорить.

Он сел, затем выпрямил свое высокое тело, вытянув руки высоко над головой, и зевнул.

— Ой! — Паркер отпрыгнула назад.

Гас посмотрел вниз и усмехнулся.

— Когда позже будешь изливать душу моей жене, добавлять это к твоим заявлениям об измене нет необходимости. Это называется «утренний стояк», Паркер, и ты не можешь присвоить заслугу в этом себе, сколько бы долго ты на него ни таращилась.

С открытым ртом она вскинула глаза вверх, но не могла отрицать, что он поймал ее с поличным.

— Замолчи. Я не…

Гас прошел мимо нее в ванную.

— Ты таращилась. Я не против. Но лучше… держи при этом рот закрытым, иначе что-нибудь может заполнить твою открытую дырку.

Она сорвала с матраса простыню.

— Тебе обязательно быть таким засранцем?

— Не обязательно. — Он включил душ.

Проворчав несколько ругательств, она скомкала снятое постельное белье и швырнула его в коридор.

— Тогда зачем так себя вести? — Застелив кровать, она бросила сверху подушки.

— Потому что ты чувствуешь себя менее виноватой за то, что произошло, если ненавидишь меня, — эхом донесся его голос из душа. — Так что я позволю тебе меня ненавидеть и даже помогу в этом… потому что я такой хороший парень.

— Иди в задницу, хороший парень, — пробормотала она себе под нос.

— Обычно я не вламываюсь в эту дырку, Паркер… это не мое… но для тебя могу сделать исключение.

Паркер прикрыла ладонью рот, потрясенная тем, что он ее услышал, но еще больше потрясенная его ответом. Гас, который постучался к ней в дверь в поисках своей собаки, залезшей в ее дурнишник, был не тем Гасом, который делал ей непристойные замечания. Она не понимала, что произошло, и это не имело значения. Сегодня был ее последний день у Уэстманов.