Когда вмешалась жизнь

Глава 36

— Значит, здесь ты занимаешься делами? — Паркер осматривала кабинет Леви с довольно необычным письменным столом, компьютером, чертежным столом и его любимыми эскизами на стенах. Никаких причудливых рамок, они просто приколоты тут и там в случайном порядке. Это придавало им более личный и менее вычурный характер.

Ему нравилась Паркер в его жизни. Оставался главный вопрос: как ему ее удержать? Леви также нравилось, как она водила пальцами по вещам, будто ей требовалось ощущать свое окружение так же, как и видеть его. Больше всего ему нравилось, как она знакомилась с его телом теми же прикосновениями, которые заставляли его разрываться между желанием оттрахать ее до бесчувствия и свернуться клубочком, мурлыкая, как кот.

— Да. Здесь я веду дела. Мне нравится вид. — Он кивнул в сторону окна и панорамы Скоттсдейла.

Она разглядывала эскизы на стене. Он разглядывал ее, качая головой от мысли, как ей удалось перевернуть его мир с ног на голову. Он понял это в день похорон, когда открыл дверь спальни и увидел, как она обнимает его маму, гладя по волосам женщину, которую только что встретила.

Откровенная человечность. Это не то качество, которое человек приобретает с течением времени. Оно кроется в самых потаенных глубинах его души с момента первого вдоха. Этого и не хватало в жизни Леви. До Паркер.

— Я выгуляла твою собаку, распаковала твой чемодан, рассортировала твою одежду для машинной стирки и химчистки. Если скажешь, куда мне ее отдать, я сделаю и это. А как насчет продуктов? Я могу купить их для тебя. Есть ли что-то, что ты не ешь? На что у тебя аллергия? Есть ли обязательные продукты?

— Почему ты распаковала мой чемодан? И рассортировала мою грязную одежду?

Она повернулась к нему, скрестив руки на груди.

— Так я зарабатываю себе на жизнь, пока не найду работу. То же самое я делала для Сабрины. Я чертовски хороша в этом. Полезность — мое второе имя.

Леви откинулся на спинку стула и переплел пальцы за головой.

— Паркер Полезность Круз. Интересно.

Она закатила глаза.

— Вполне возможно.

— Неужели? — Он усмехнулся. — Какое твое второе имя?

— Джой (прим.: joy в пер. с англ. — радость, счастье, веселье, удовольствие, наслаждение и пр.).

Он поджал губы.

— Это… воодушевляет.

— Думаю, мама потеряла много крови во время родов. Это единственное объяснение, почему близнецам дали имена, начинающиеся на одинаковую букву, и вызывающие тошноту вторые имена Джой и Фейт (прим.: faith в пер. с англ. — вера).

— Пайпер Фейт?

— Ага. Так, хватит об этом. Какое у тебя второе имя?

— Джозеф, в честь моего отца.

— Ой, как скучно.

— Да, и я почти уверен, что в тот день он тоже был в джинсах «Levi's».

Паркер хихикнула.

— Быть не может.

— Я не могу позволить тебе стирать мои вещи и покупать продукты. Это неправильно.

— Ну, а я не позволю тебе давать мне кров и еду, не сделав ничего взамен.

— Можешь. Мое первоначальное предложение остается в силе. Я плачу тебе за то, чтобы быть человеком в моей жизни. Назови цену.

Ее глаза сузились.

— Что это значит? Объясни, как ты видишь день «человека в твоей жизни»? Я до сих пор не могу этого понять.

Леви пожал плечами.

— Ты стала им с того момента, как мы покинули Айову. И у тебя отлично получается! Ты — настоящий талант.

— Я ничего не делала.

— Ты делила со мной трапезу. Путешествовала со мной. Разговаривала со мной. Выгуливала со мной собаку.

— Занималась с тобой сексом.

— Нет. За это я тебе платить не буду. Эту черту я не пересеку. Ты делаешь это бесплатно, либо не делаешь совсем.

— Ты платишь мне за то, чтобы я составляла тебе компанию?

— Конечно.

— У тебя есть Рэгс. Он — твоя компания.

— Ему плохо удается вести разговор. Мы расходимся во взглядах на политику и религию.

Леви нравилось наблюдать, как она пытается сохранять серьезность, но потерпела неудачу, когда повернулась к нему спиной, чтобы скрыть ухмылку.

— Я собираюсь разослать резюме на как можно в большее количество теле- и радиокомпаний. Рынок труда здесь должен быть намного больше, чем в Де-Мойне.

— Больше? Да. Легче? Нет.

— Ты пытаешься меня отговорить?

— Неа. Просто делаю свое дело… извергаю дерьмо, которое более хороший человек мог бы не говорить. Может, тебе стоит сходить по магазинам или еще куда-нибудь, прежде чем я начну рассказывать о реальном порядке вещей. Вот почему я не могу разговаривать с Рэгсом на серьезные темы. Я не хочу ранить его чувства. Он, вероятно, начнет метить территорию по всей квартире.

— Ты опасаешься. — Она плюхнулась в его кресло, закинув босые ноги на стол, а он повернулся к ней на стуле у чертежного стола. — Ты опасаешься, что я продолжу задавать тебе вопросы. Проверять тебя на предмет честных ответов. Ты опасаешься меня обидеть, разозлить. Не так ли?

— Опасаюсь? Нет. Это не совсем подходящее слово. Боюсь до усрачки — уже ближе, но даже это кажется слишком слабым.

— Каковы мои шансы получить здесь работу в интересующей меня сфере?

— Паркер…

— Скажи мне. Если бы мне не нужна была твоя честность, я бы не спрашивала.

Тяжело вздохнув, Леви потер виски.

— Без опыта?

— Да.

— Без связей с кем-то влиятельным?

— Да.

Он провел ладонями по лицу и пробормотал что-то.

— Что? Я не расслышала.

Его руки упали на колени.

— Нулевые.

Широко раскрыв глаза, она кивнула.

— Понятно.

— У меня есть связи. Я могу предложить тебе…

— Нет. Я не хочу…

— Свою помощь.

— Считаешь, я должна принять твою помощь?

— Паркер, давай не будем этого делать.

Он сжал трясущиеся руки в кулаки. В прошлом подобные разговоры случались у него слишком много раз. И всегда означали начало конца.

Она спустила ноги на пол и наклонилась вперед.

— Я хочу этого. Хочу поговорить с тобой о поиске работы. Настоящей работы. А не должности наемной компаньонки без реальной ответственности.

— Да!

Она вздрогнула.

Леви съежился.

— Прости. Это правда. Я не хочу говорить с тобой об этом, но если ты настаиваешь, зная, что я могу сказать то, что ты не захочешь услышать, у меня нет выбора. Да… я считаю, тебе стоит принять мою помощь. Не потому, что мы делим постель, а просто потому, что это умно. В идеальном мире каждое резюме имело бы шанс. Но это не наш мир. Твое резюме ляжет на дно стопки и пропадет. Даже если там был бы указан двадцатилетний опыт работы в этой сфере. Единственный способ в данной отрасли, чтобы твое резюме оказалось прочитано, — это если кто-то скажет им прочитать его. Справедливо? Нет. Это жизнь? Абсо-нахрен-лютно. Я не могу гарантировать, что тебе дадут работу. Но без опыта никто не пригласит тебя на собеседование, даже если посмотрит твое резюме. Что я могу тебе гарантировать, так это собеседование. И на нем тебе придется до чертиков выложиться, чтобы презентовать себя. Показать игру, достойную «Оскара», и заставить их увидеть что-то, на что стоит рискнуть. Это будет зависеть только от тебя. Мы все ищем шанс проявить себя в жизни. Я не могу никому доказать это за тебя, тем более, когда мы делим постель. Но я могу дать тебе шанс.

— Мне все равно будет казаться, что я прокладываю себе путь к вершине через постель.

Леви усмехнулся.

— К вершине? Вот тебе новость: ты не начала бы с вершины. Даже если ты выиграешь в лотерею при приеме на работу, тебе дадут должность начального уровня, где ты будешь приносить кофе какому-то чуваку, проработавшему в компании на два года дольше тебя. Никто не поставит тебя завтра в прямой эфир. Опыт, вот что тебе требуется.

— А носить кофе — это разве опыт?

— Это формирование характера.

У нее отвисла челюсть.

— О, так я бесхарактерная?

— У тебя лучший характер. Но они этого не знают. Они хотят увидеть это сами. Через терпение. Трудолюбие. Преданность. Кофе. Сливки. Сахар. Доставку в химчистку вещей какого-нибудь чувака. Это не должно стать для тебя проблемой, ты уже предлагала сделать подобное для меня.

Леви ухмыльнулся. Ему не следовало этого делать, но он находил ее чертовски сексуальной, когда она сжимала руки в кулаки и стискивала зубы.

— Ты смеешься надо мной. Я вижу твою дурацкую ухмылку! — Она вылетела из кабинета.

Любой другой мужчина пошел бы за ней и загладил свою вину, солгав сквозь зубы. Леви завидовал этому мужчине. У него не было выбора, кроме как ждать, пока она вернется к нему… или уйдет. От последнего у него свело желудок.

Остаток дня Паркер провела, исследуя район Набережной, заглядывая в бутики в поисках убежища от неумолимой жары и покупая ледяной капучино в трех разных кафе. Она проверяла телефон, как радионяню, но Леви так и не попытался ей позвонить или написать. Второй день в Аризоне казался преждевременным для их первой ссоры.

К пяти она вернулась в квартиру, понятия не имея, что ему скажет. У дверей ее встретили Рэгс, аромат итальянских трав, тихая музыка на заднем фоне и лязг сковородок на кухне.

— Ты готовишь?

Смотрясь великолепно в темных джинсах и васильковой футболке, облегающей его скульптурный торс, Леви оглянулся через плечо.

— Иногда. — Размешивая красный соус в медной кастрюле, он с опаской на лице окинул ее взглядом.

— Прости, что я так сбежала. Это было незрело с моей стороны. — Она подошла к нему сзади, прижалась грудью к его спине и обвила руками его талию.

Леви напрягся.

— Но я не жалею, что заставила тебя быть честным со мной. Мне нужно было это услышать. Я просто еще не решила, что буду с этим делать.

— Где ты была? — Его голос звучал холодно.

Паркер отодвинулась от него, чувствуя, что пересекла невидимую черту, которую он не предлагал ей пересекать.

— Просто гуляла по магазинам. Выпила слишком много кофе. Пришла в ужас от цен на дорогие шмотки, которые никогда не смогу себе позволить.

Он продолжал помешивать соус.

— Ты злишься?

Леви покачал головой.

— Не спрашивай, если не хочешь…

— Я уже поняла, Леви! И спрашиваю, потому что хочу знать.

Он выключил газ и швырнул деревянную ложку на стойку, разбрызгав повсюду соус, затем повернулся к ней.

— Да! Я злюсь, потому что не мог справиться с этим дерьмом. Ждать ответа целый гребаный день. У меня была работа, но я не мог ни на чем сосредоточиться или чертить, вот как сильно дрожали мои проклятые руки!

Он вытянул трясущиеся руки. Затем сжал их в кулаки, чтобы остановить дрожь.

Знакомая боль вернулась в грудь Паркер, и слезы наполнили ее глаза.

— Ответа на что? — прошептала она.

— На обычный вопрос. Ты ушла?

— Что?

— Ты ушла? Они все уходят. Толкают меня снова и снова, пока я не выверну перед ними душу на изнанку, а затем уходят. Кто останется с придурком, который не умеет подвергать цензуре то, что говорит? Если собираешься уходить, то уходи. Но не оставляй здесь свои шмотки и не оставляй меня в подвешенном, мать его, состоянии на весь день, гадать, когда же ты вернешься — и вернешься ли вообще — или позвонишь.

Он усмехнулся, запустив пальцы в волосы.

— Или мой любимый вариант… пошлешь друга забрать твои вещи. Просто… — его голос дрогнул, — …скажи мне, если уходишь.

— Я не те другие женщины.

— Ты толкала меня так, будто хотела знать, что я на самом деле думаю, но никто не хочет знать…

Паркер толкнула его в грудь, заставляя приблизится обратно к плите.

— Теперь я толкаю тебя! Просто чтобы нам это было ясно. — Она посмотрела на него. — И если я тебя о чем-то спрашиваю, то это потому, что хочу знать, что ты на самом деле думаешь. Это делает меня кем-то, а не никем. Если мне не понравятся твои слова, я, возможно, уйду, чтобы еще раз их обдумать, зализать раны и успокоить свое эго, но я вернусь. Если ты не хочешь, чтобы я была здесь, выстави мои вещи в коридор. В противном случае я остаюсь. Понял?

Мышца на челюсти Леви пульсировала, он моргал, глядя на нее, и сжимал кулаки.

— Ты распаковала мой чемодан, но не свой. Не думаю, что ты сама веришь в то, что останешься.

Паркер закатила глаза, повернулась и потопала в сторону своей спальни. Леви последовал за ней на безопасном расстоянии. Она перетащила свой чемодан в его комнату и зашла за угол в его глубокую гардеробную. Без всякого разбора вытащила содержимое первых двух ящиков сверху и сунула все в нижний. Затем заполнила два пустых ящика своим нижним бельем, шортами и джинсами. Одним быстрым движением отодвинула его аккуратно развешанную одежду в дальний конец шкафа. Менее чем за две минуты развесила свои рубашки и платья. На нижней полке теперь стояло несколько пар ее обуви, а чемодан был пуст.

С глубоким вздохом она повернулась к загораживающему выход Леви, который ухмылялся, цепляясь большими пальцами за карманы.

— Я только что пометила свою территорию. Не вторгайся на нее, иначе будут последствия. Я. Не. Ухожу.

— Я люблю тебя, — прошептал он.

Вжух!

Леви украл ее момент.

— Не говори так.

Он пожал плечами.

— Ладно, но это ничего не меняет. Небо голубое, вода мокрая, а Земля круглая, скажу я это вслух или нет.

— Ты не знаешь меня достаточно долго, чтобы любить.

Ее голос дрожал, потому что в последний раз, когда кто-то ее любил… он умер. И он тоже признался ей в любви в гардеробной. Гардеробные несли в себе неудачу. Очень сильную неудачу.

Леви шагнул ближе.

— Ты тоже меня любишь.

Оглушительный пульс в ушах Паркер заглушил весь остальной шум.

— Ты одурманен сексом.

Он ухмыльнулся.

— Верно. Но я люблю тебя не за это.

— За это. Это желание. Очень мощная вещь. Оно инстинктивное. Физическое. Плотское. И когда оно хочет чего-то, мозг отключается… — Слова Гаса лились с ее дрожащих губ, — …и ты говоришь то, что на самом деле не думаешь.

— Я не боюсь больше не заняться с тобой сексом. Я боюсь не увидеть твоей улыбки, когда ты думаешь, что никто не смотрит. Я боюсь не услышать, как ты напеваешь, пока делаешь что-то обыденное, например, завязываешь шнурки на кедах. Я боюсь больше никогда не увидеть, как ты обнимаешь мою маму или спишь рядом с Рэгсом. Я боюсь, что ты уйдешь прежде, чем я смогу понять, почему ты рискуешь своей жизнью посреди ночи ради пончиков из круглосуточного магазина.

Он сделал последний шаг, разделяющий их.

— И к твоему сведению… я никогда не говорю того, чего на самом деле не думаю. Ты это знаешь. Так что, к черту желание. Я просто хочу эту девушку по всем причинам, которые не мог увидеть ни один идиот до меня.

Паркер мысленно сочиняла свою речь, собирая воедино слова, которыми она объяснит своей семье, почему не вернется в Айову. Все начиналось со слов: «Леви похож на…», но Леви не был похож ни на кого. Леви был Леви — личностью, феноменом.

Она устала плакать. Прошедший месяц стал для нее эмоциональным марафоном. Сглотнув комок в горле, она ткнула большим пальцем в сторону висящей одежды.

— Я серьезно. Это моя территория. Если увижу, что твои модные рубашки трутся о мои поношенные сарафаны, разозлюсь.

Он сцепил их указательные пальцы и повел Паркер на кухню.

— Я же говорил.

— Что говорил?

— Ты тоже меня любишь.

Да. Она любила его… и очень сильно.