Когда вмешалась жизнь

Глава 19

Дзынь-дзынь.

Дзынь-дзынь.

Дзынь-дзынь.

— Какого черта? — проворчала Паркер, сбрасывая одеяло с кровати и протирая глаза.

Дзынь-дзынь.

Дзынь-дзынь.

Дзынь-дзынь.

По тусклому свету, проникавшему сквозь шторы, она догадалась, что сейчас раннее утро, едва рассвело. Завязав пояс на халате, она, как пьяная, поплелась по лестнице. Как только приоткрыла дверь, темный мокрый нос попытался распахнуть ее сильнее.

Рэгс. Ее сердце чуть не вырвалось из груди, когда она подняла глаза, зная, что это Гас.

— Привет… — сердцебиение немного сбилось. — Джеральд.

Паркер старалась не выглядеть слишком разочарованной тем, что у ее двери стоял отец Гаса, а не сам Гас. Она открыла дверь до конца.

Рэгс пронесся мимо нее прямо вверх по лестнице.

— Рэгс! — позвал Джеральд.

Паркер усмехнулась.

— Все в порядке. Дорогу он знает. Однажды ночью прибежал сюда во время грозы, а когда за ним пришел Гас, отказался идти домой.

Джеральд кивнул.

— Мне, э-э… неприятно причинять тебе неудобства, но не могла бы ты присмотреть за Рэгсом несколько дней?

— Эм…

Она не была уверена, что сообщать ему о поездке с «друзьями» в Нью-Йорк — хорошая идея. Хотя она не собиралась в ближайшее время посвящать родителей в ее отношения с Гасом, вполне возможно, что сам Гас рассказал о них своим родителям.

Джеральд медленно и протяжно вздохнул и задержал дыхание, на его лице отразилась агония.

— Вам плохо?

Кивнув полдюжины раз, он выдохнул, а затем покачал головой.

— Вчера днем Сабрина и Гас… — его голос сорвался, и слезы наполнили глаза.

Желудок Паркер сжался, послав к горлу волну тошноты. Ее сердцебиение замедлилось до такой степени, что она не могла чувствовать ни его, ни любую другую часть своего тела.

Мужчина продолжил, задыхаясь от эмоций.

— Они попали в автомобильную аварию. — С каждым быстрым морганием его налитые кровью глаза наполнялись слезами.

Паркер отступила на шаг и медленно, недоверчиво покачала головой. Каждая мышца ее тела дрожала.

— Они не выжили. — Он вытер слезы тыльной стороной ладони и откашлялся. — Нам нужно несколько дней, чтобы все организовать. Не могла бы ты…

— Да, — прошептала она.

Он кивнул.

— Спасибо.

— Да, — прошептала она. — Мне очень…

Она не могла дышать.

Джеральд одарил ее болезненно сочувственной улыбкой.

— Я знаю. Спасибо. — Он повернулся и закрыл дверь.

Паркер прикрыла рот рукой, чтобы сдержать рыдания, и ее тело рухнуло само собой на пол в растерзанную кучу абсолютной пустоты.

— НЕЕЕТ! — Она перекатилась на бок, свернувшись клубочком, и обхватила руками голову.

Тук-тук.

Гаф-гаф-гаф.

Что-то влажное и теплое скользнуло по щеке Паркер.

Дзынь-дзынь.

Гаф-гаф-гаф.

Еще больше влаги и тепла вдоль ее щеки и носа. Опухшие глаза протестовали почти так же сильно, как и раскалывающаяся голова, когда она открыла веки и села. Если бы не суперсобачье дыхание ей в лицо, Паркер могла бы убедить себя, что все это был кошмар.

Она встала в густом облаке шока. Онемевшая и обезвоженная из-за слез. Откинув волосы назад и поправив пояс на халате, открыла дверь.

— Ты слышала. — Ее мама со скорбным видом переступила порог и притянула Паркер в объятия. — Твой отец только что узнал об этом от Роджера. Вчера он был одним из первых, кто выехал на место аварии. Они погибли на месте.

Джейни отпустила дочь и коснулась ладонью ее щеки.

— Я знала, что ты сильно расстроишься, поскольку работала на них последний месяц.

Рэгс подбежал и уткнулся мордой в промежность Джейни. Она увернулась от него и прогнала прочь.

— Почему он здесь?

Паркер направилась на кухню, передвигаясь, как зомби, медленными, неуверенными шагами.

— Отец Га… — Она задохнулась от боли, пытаясь произнести его имя. — Мистер Уэстман привел его недавно и спросил, смогу ли я присмотреть за ним несколько дней.

Ее слова прозвучали пусто и безжизненно, такой она себя и ощущала.

— Не представляю, что должен чувствовать тот, кто потерял ребенка. Это мой худший страх. Отец Гаса, наверное, раздавлен.

Паркер кивнула, наполняя стакан водой. Она закрыла глаза, не желая видеть дом Гаса из окна. Ее кухня, место на стойке в трех футах от нее, стул, на котором он сидел напротив нее в тот вечер, когда они ужинали… все это хранило воспоминания, которые навсегда останутся болезненными напоминаниями о нем.

— Что будет с твоей поездкой в Нью-Йорк?

Ее мама никогда не узнает, насколько глубоко этот вопрос задел Паркер. Она издала пронизанный болью, доходящей до безумия смешок.

— Сейчас я не поеду.

Джейни обняла Паркер сзади и поцеловала ее в плечо.

— Нью-Йорк в другой раз?

Ее мама могла бы воспользоваться моментом и сказать, что это своего рода судьба, поскольку Нью-Йорк был таким опасным местом, но она этого не сделала. Паркер схватила маму за руку и крепко сжала ее в знак благодарности.

— Нью-Йорк в другой раз, — прошептала Паркер, снова открывая глаза и глядя на большой, красивый и пустой дом по соседству.

Паркер выплескивала горе в разумных дозах. Умер ее босс. Умерли соседи, которых она знала целый месяц. От нее ожидалось определенное количество горя. Отказываться распаковывать чемодан и спать до двух часов дня было неподходящей реакцией для профессиональных или даже соседских отношений.

Потребовались нечеловеческие усилия, чтобы вставать с постели до полудня. Кормить Рэгса. Выгуливать Рэгса. Улыбаться по команде. Кивать, когда кто-то задает вопрос. Любой вопрос. Все, что она делала, в течение трех дней после известия об их смерти — это наклеивала фальшивую улыбку и кивала.

— Вчера шел дождь. Может, на кладбище тебе стоит надеть туфли на плоской подошве, чтобы каблуки не проваливались в землю. — Джейни сняла несколько ворсинок со спины черного платья Паркер, встречаясь взглядом с дочерью в отражении зеркала в ванной.

— У меня нет ничего на плоской подошве, кроме шлепанцев и кед. — Она собрала волосы кверху, затем отпустила их, затем повторила то же самое еще два раза, прежде чем решила оставить их распущенными.

— Могу поспорить, у Пайпер что-нибудь найдется.

Ее сестра и Калеб были настолько любезны, что дали Паркер еще несколько дней перед переездом, но грузовик с вещами планировал прибыть на следующее утро.

— Все будет хорошо. Если земля слишком мягкая, я перенесу вес на носки и пойду на цыпочках.

— Думаю, тебе стоит убрать волосы. — Джейни собрала волосы Паркер и скрутила их в пучок.

Паркер повернулась, заставив маму отпустить ее волосы.

— Я оставлю их распущенными.

Джейни нахмурилась.

— Ты выглядишь похудевшей. Приходи вечером на ужин.

— Я подумаю об этом. — Она направилась к двери ванной, и Джейни последовала за ней.

— У тебя достаточно салфеток? Неизбежно кто-нибудь произнесет речь, которая доведет всех до слез.

— У меня много салфеток и черные очки, которые закрывают практически все лицо. — Паркер взяла сумочку и ключи от «Олд Блю».

— Веди осторожно, дорогая.

— Обязательно. — Паркер вышла в удушающую влажность. Еще только десять утра; на похоронах все растают.

Двойные похороны Гаса и Сабрины Уэстман заполнили евангелическую церковь до отказа. Паркер узнала Джеральда и Тесс Уэстман, а также племянника Гаса, Брейди, но все остальные были незнакомцами на разных стадиях горя — сотни людей понятия не имели, что Паркер была любовницей Гаса, или что у Сабрины тоже был любовник, не являющийся ее мужем. Она задавалась вопросом: подавлял ли он свой истинный уровень горя.

На большую часть службы Паркер отключилась, прокручивая в памяти каждый момент, проведенный с Гасом. Во многих ситуациях он был несносен, но ее сердце помнило только, как оно оживало в его присутствии. Она видела его улыбку, сверкающую из-под тени козырька дурацкой бейсболки «Кабс», которую она любила почти так же сильно, как и мужчину, который ее носил.

После часа речей друзей и родственников, доводивших прихожан до слез, семьи последовали за гробами из церкви. Паркер осмотрела каждого. Мужчина, который, по ее предположению, был отцом Сабрины, прижал к себе жену, практически вынося скорбящую мать из церкви. Голос Джейни эхом отозвался в голове Паркер: «Не представляю, что должен чувствовать тот, кто потерял ребенка».

За родителями Сабрины шел парень, одетый в… нечто не для похорон. Его светлые, с оттенком бронзы волосы слегка падали на глаза и были взлохмачены, как у Брейди в тот день, когда он пришел к ней домой с Гасом. Должно быть, это брат Сабрины. Однажды она кратко упомянула о нем. Однако не говорила о его дурацком вкусе в одежде: фиолетово-желтая классическая рубашка с узором пейсли, классические брюки баклажанового цвета, канареечно-желтый жилет и галстук-бабочка в фиолетово-белую полоску. Паркер вытянула шею, чтобы разглядеть, идут ли в комплекте клоунские ботинки.

Нет. Белые высокие конверсы. Достаточно близко, но, по мнению Паркер, совершенно потрясающие. Когда он приблизился к ее ряду, она скользнула взглядом по его крепкому телу, отчаянно пытаясь не рассмеяться. С галстука-бабочки перевела взгляд на его лицо, но прежде чем добралась до глаз, его губы растянулись в намеке на ухмылку.

Паркер мгновенно нахмурилась. Кто будет ухмыляться на похоронах? В последнюю секунду их взгляды встретились. Он не отрывал от нее глаз, такого же голубого цвета, как и ее, до последних шагов, пока не миновал ее ряд.

Она поднесла зажатую в кулаке салфетку к губам, чтобы скрыть собственную неуместную ухмылку. Тонкая грань между смехом и слезами стиралась с каждым вздохом. Паркер опьянела от горя. Как желание засмеяться могло уживаться вместе с такой острой болью в сердце? Брат Сабрины оказался пиньятой на похоронах сестры.

Чтобы выдворить всех из церкви, потребовалась целая вечность. Еще больше времени ушло на дорогу в пять миль до кладбища. У Паркер было не так много друзей и семьи; ее похоронная процессия пройдет намного быстрее.

На кладбище несколько мужчин регулировали движение машин через открытые кованые ворота, чтобы вместить всех желающих. Абсолютный тупик.

— Нет…

Она поморщилась, когда они жестом предложили ей встать в следующем ряду, предоставив место рядом с могилой. Втиснувшись на парковочное место, она глубоко вздохнула и помолилась.

— Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Не сегодня. Умоляю. Только один раз. Я сделаю все, что угодно.

У нее был полный бак бензина, поэтому она подумывала не заглушать двигатель во время церемонии. Обычно они не шли слишком долго. Но Паркер также знала, что выхлопы ее грузовика не походили на выхлопы нового автомобиля. И двух умерших людей на сегодня было достаточно. Поэтому она выключила зажигание.

ПУХ!

Толпа, собравшаяся вокруг гробов, вздрогнула и обернулась — миллион глаз смотрел на хозяйку в старом дедовском грузовике, который недавно начал выдавать неприятные последствия после того, как его заглушали. Не все время. Только иногда и, видимо, похороны не стали исключением. Она съежилась, сползая по сиденью и оставаясь совершенно неподвижной, на случай, если никто не различит, какая из машин пукнула.

Через несколько секунд внимание вернулось к двум прямоугольным отверстиям в земле на вершине небольшого холма. Дверца Паркер завизжала, как капризный малыш, которого вытаскивают из прохода с конфетами, когда она открыла и закрыла ее одним быстрым движением.

— Ох! Это мне надо было умереть, — прошептала она под вновь обратившиеся на нее взгляды, повышающие температуру ее тела в геометрической прогрессии.

Снова ожидая, пока любопытные глаза потеряют интерес к ее шумному грузовику, Паркер достала из сумочки несколько новых салфеток и направилась вверх по небольшому холму к могилам, минуя выгоревшего на солнце каменного ангела и несколько потрескавшихся надгробий. Пастор начал речь, но Паркер находилась слишком далеко, чтобы четко разобрать его слова. Она наблюдала за одетыми в черное скорбящими и множеством образов горя на их лицах: гнев, печаль, страх, шок, сочувствие. В то время как мама Сабрины, казалось, разваливалась на части, медленно умирая сама, мама Гаса стояла у могилы сына с безжизненным выражением, отвисшей челюстью и не мигая.

Паркер было знакомо такое горе. Она все еще не распаковала чемодан. Каждый день ждала, что Гас постучит в ее дверь. Каждый день выглядывала из окна в поисках белого фургона «Уэстман Электрик». Он уехал на весь день, но вернется. Отлучился по делам. Отправился за пончиками и пиццей к соседу. Не умер. Конец — трудная концепция для живых.

Интуиция подсказывала Паркер, что худшие дни еще впереди. Когда-нибудь она распакует этот чемодан. Когда-нибудь перестанет высматривать белый фургон. Когда этот день наступит, ей придется признать, что его действительно нет, и в этот момент ей придется оплакивать потерю той части себя, которую он забрал с собой.

Вытерев несколько слезинок, она всхлипнула и попыталась сосредоточиться на чем-то менее трагическом, менее удушающем. Почему так много людей хоронили своих близких, а не кремировали их? Ей не терпелось уйти как можно дальше от пустых оболочек тел. Она не чувствовала близости с Гасом, даже когда он находился в нескольких ярдах от нее. Это был не он. Это было худшее напоминание о том, что его больше не существует в ее мире.

Когда ее эмоции вышли за рамки, которые считались подходящими для соседки, просто работавшей на Уэстманов, она медленно зашагала в противоположном направлении. Найдя затененное место возле могилы Герберта Росса, сняла туфли на высоких каблуках и прислонилась спиной к дереву.

— Иди ты нахрен, Гас, за то, что разбил мне сердце, — прошептала она, вытирая новый поток слез.

Почему они были в машине вместе? В тот день Сабрина улетала, но Гас раньше никогда не возил ее в аэропорт сам. Возможно, тот день стал исключением. Может, именно тогда Гас решил рассказать ей правду, чтобы она села в самолет, а не торчала здесь, споря или оправдываясь за свой проступок. Возможно, Гас сделал это, чтобы защитить Паркер. Наверняка Сабрина почувствовала бы себя преданной и разгневалась, если бы он рассказал ей о них. Миллион не имеющих значения «может быть».

— Паркер?

Она повернулась, оперлась рукой о ствол дерева и снова надела туфли.

— Джеральд, простите, я…

Он покачал головой.

— Жарко. Думаю, именно поэтому пастор ускорил церемонию. — Его улыбка выглядела такой же болезненной, как и в тот день, когда он привел Рэгса к ней домой. В тот день, когда он разрушил ее мир.

— Мне все равно было плохо слышно, поэтому я решила укрыться под деревом, прежде чем расплавлюсь.

Он вытер лоб.

— Да. Жизнь никогда не проверяет прогноз до того, как решит… вмешаться.

— Жизнь… — Она кивнула. — Определенно заставляет вас чувствовать себя незначительным и уязвимым перед ее силой.

— Приходи к нам домой. Несколько родственников и близких друзей помогут нам съесть всю принесенную за последние несколько дней еду. Церковь предложила устроить поминки, но Тесс не хотела ничего столь грандиозного.

— О, спасибо, но я не член семьи.

— И Сабрина, и Гас очень хорошо отзывались о тебе, и ты нам сразу понравился в тот день, когда привезла банановый хлеб. Пожалуйста, я настаиваю. Приходи и останься ненадолго.

— Ладно. — Паркер ответила легкой улыбкой. — Я приду.

— Хорошо. Тогда, до скорого. — Джеральд вернулся к могилам, где оставались родители Сабрины и Тесс.

«Олд Блю» блокировал целый ряд машин, поэтому Паркер поспешила туда, на мгновение замедлившись, чтобы в последний раз взглянуть на гроб Гаса. Горло перехватило, и слезы обожгли глаза, поэтому она надела большие черные очки. Ей не хотелось слышать гул механизма, опускающего в землю гроб, или стук первой пригоршни недавно выкопанной земли.

Прощай, Гас.

Пара в машине позади «Олд Блю» окинула Паркер взглядом, говорящим: «Пошевеливайся, черт возьми». Если честно, жара сегодня стояла почти под сорок. И Паркер поспешила повернуть ключ зажигания.

Ничего.

Она попробовала еще раз.

Ничего. Ни малейшего звука.

— Нет. Не может быть. Не сегодня. Не здесь. Ну, давай же! — Она попыталась еще раз, врезав каблуком по полу грузовика.

Она выскочила из грузовика и съежилась, бросив извиняющийся взгляд на пару в машине позади нее. Мужчина опустил окно.

— Грузовик не заводится. Простите.

Мужчина нахмурился, вместе с ней оценив ситуацию: за ними выстроилось почти двадцать машин, бампер к бамперу. Ни дюйма для маневра.

— Я подтолкну его немного вперед, чтобы вы смогли выехать.

Пожилой мужчина что-то проворчал, и Паркер вернулась к грузовику, переключила его на нейтралку и спрыгнула обратно. Старый пердун просто сидел в своей машине и смотрел, как она втискивается между двумя машинами и пытается толкнуть грузовик вперед.

— Если он покатится назад, тебя раздавит.

Истекая потом, она взглянула на источник глубокого голоса. Мистер Похоронный Клоун полуулыбнулся, закатывая рукава.

— Отойди в сторону.

Паркер вышла из-за машины. Парень толкнул грузовик вперед, с усилием сдвинув его на несколько дюймов.

— Спасибо.

Он кивнул.

Машина позади них развернулась и выехала с кладбища, сопровождаемая вереницей автомобилей.

— Не заводится? — спросил он.

Паркер вытерла пот со лба и поморщилась. На ее платье виднелись темные пятна пота, и оно самым нелестным образом облепило ее липкое тело.

— Конечно, заводится. Я просто забочусь об экологии и экономлю на бензине.

Он ухмыльнулся такой же улыбкой из рекламы зубной пасты, как и у Сабрины. Те же светлые волосы. Те же нежные голубые глаза.

— Прости. — Паркер покачала головой. — Плохая шутка. Неподходящее время.

— Нет. Шутка хорошая. Время… — Он пожал плечами; печаль украла его улыбку, когда он оглянулся на отца, практически оттаскивавшего бесконтрольно рыдающую мать от могилы Сабрины. — Мне нужно идти. Тебя подвезти?

— Что? Нет. Я вызову машину.

— Ладно.

Он бросил на нее быстрый взгляд с едва заметной улыбкой и подошел к родителям. Его мать отпустила отца и прижалась к нему. Он подхватил ее на руки и понес к машине.

За свою жизнь Паркер побывала на нескольких похоронах, но никогда еще ей не доводилось видеть настолько душераздирающей картины, когда сын уносил свою мать от гроба ее дочери. Она сморгнула еще больше слез и прижала комок салфеток к носу.