Батут, Тейлор Свифт и часы бесконечной работы во дворе каждый день не давали Паркер умереть еще чуть-чуть. Две недели без Леви. Она завела Леви-календарь и зачеркивала в нем дни. 1 января она выбросит календарь и объявит об окончании Леви-детоксикации. Впереди ее ждало примерно четыре месяца.
Телефонный звонок ее выпотрошил, но он в нем нуждался, и она это понимала. Паркер хотела взять на себя его боль, и она взяла ее столько, сколько могла, чтобы не умереть под ее тяжестью.
— Сегодня мы устраиваем барбекю. Тебе следует прийти. — Пайпер протянула Паркер холодную бутылку воды, и Паркер сняла кожаные рабочие перчатки.
Она надеялась, что в следующем месяце сорняков будет меньше.
— Еще рано. — Паркер выпила половину бутылки.
— Мне не нравится, что мы живем в доме, который хранит для тебя такие ужасные воспоминания. Хотела бы я знать об этом или чтобы ты мне все рассказала до того, как мы его купили. Мы могли бы продать его, и мы сделаем это. Если потребуется.
Паркер помогала с переездом, но каждая комната хранила какие-нибудь важные воспоминания о Гасе. Как бы она ни пыталась игнорировать это, она не могла дышать в том доме. Любое воспоминание о Гасе тянуло за собой воспоминание о Леви. Боль только усиливалась.
Она согласилась найти временную работу, пока Пайпер не родит, и если к этому моменту прошлое все еще будет преследовать ее, то переедет и будет искать работу в другом месте.
— Это отличный дом. Серьезно. И ты будешь рада жить по соседству с родителями, когда родится ребенок, и ты почувствуешь, что на тебя слишком много всего навалилось, особенно из-за частых отлучек Калеба. Вы сделали разумный выбор.
— Меня не волнует, насколько разумным ты это считаешь. Я просто волнуюсь о тебе.
Паркер вернула сестру. Это значило всё. Может в этом и состояла причина появления Гаса в ее жизни. Возможно, он стал уроком, опытом, который ей требовался — и не более. Но это не объясняло появление Леви. Паркер беспокоилась, что ее сердце никогда не поймет роли Леви в ее жизни.
— Спасибо за заботу, правда. Но… со мной все будет в порядке. В конце концов. Ведь так?
Пайпер кивнула с незначительной уверенностью на лице.
— Наверное. От Леви что-нибудь слышно?
— Нет, с тех пор, как он позвонил мне, чтобы выговориться. У нас всё кончено. Теперь уже точно.
— Почему ты ему не сказала? Ты же знаешь, он думает, что ты спала с Гасом.
— У нас был роман. Отсутствие настоящего полового акта этого не меняет.
— Возможно, он решит по-другому.
— Ну, не стоит. И… это не его дело. Я не спрашивала, как Калеб целовал тебя, где и как он прикасался к тебе. Он изменил мне, это все, что я заслуживала знать. В ту секунду, когда он поцеловал тебя, он перестал быть моим. Пусть Леви думает, что я ему солгала, если так ему будет легче меня ненавидеть, но он не сможет сказать, что я ему изменила. В то время я его даже не знала.
Пайпер закусила губу и сузила глаза.
— Люди такие…
— Люди. Несовершенные. Осуждающие. Испуганные. Неуверенные. Легко разочаровывающиеся. Заблуждающиеся. Импульсивные.
Потянув Паркера за хвост, Пайпер ухмыльнулась.
— Да, но еще они… добрые. Любящие. Прощающие. Храбрые. Настоящие. Благородные. Смиренные. Выносливые.
Паркер посмотрела на их дом.
— Я приду к ужину.
— Тебе не обязательно…
— Нет. Я приду. Приму душ и буду через час.
Пайпер в последний раз дернула Паркер за короткий хвост.
— Ты хороший человек, Паркер Джой.
— Спасибо, Пайпер Фейт.
Ужин прошел терпимо и оказался именно тем, что ей было нужно. Делая один медленный вдох за раз, Паркер пережила близость всех воспоминаний. Несколько раз даже ловила себя на том, что смеется над чем-то в разговоре и забывает обо всем, кроме окружающих ее людей.
После того, как последняя тарелка была вымыта, и Пайпер устроилась на диване, закинув ноги на колени Калебу, Паркер пожелала всем спокойной ночи. Проходя мимо «Old Blue», она открыла дверцу. Та со скрипом возразила, и Паркер ухмыльнулась. Пятнадцать минут и медленную поездку спустя она остановила грузовик на парковке недалеко от кладбища. К ее удивлению, мотор был заглушен без неприятных последствий.
Солнце готовилось закатиться за горизонт, но света еще оставалось достаточно, чтобы указать ей путь к задней части кладбища. Когда она поднялась на последний холм, возле могил Гаса и Сабрины стояла фигура. Ее сердце остановилось от понимания, что это Леви. Он держался к ней спиной, поэтому она повернулась и побежала обратно к грузовику.
— Шшш… — умоляла она дверцу, открывая ее, но та не обращала на нее внимания. А начав заводить «Old Blue», тот снова ее подвел. У него были свои отношения с кладбищем. — Ну, давай же! Я не пригнала тебя сюда умирать.
Она несколько раз нажала на педаль газа и повернула ключ.
Тук-тук-тук.
Паркер пораженно уронила голову на руль. Она знала, чей кулак стучал в ее окно. Дверца снова скрипнула.
— Я проверил. Они все еще мертвы.
Она не двигалась. Глядеть на него было бы слишком больно, один лишь его голос отодвинул ее Леви-детоксикацию на добрый месяц назад. Но будь он проклят за то, что сказал что-то столь неуместное и смешное, как тот костюм, который был на нем на похоронах. Паркер ухмыльнулась, хотя на глаза навернулись слезы.
Ее улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.
— Я не должна быть здесь, — прошептала она.
То же самое Паркер думала и на похоронах, но тогда она была, по крайней мере, единственной, кто знал о неуместной причине ее присутствия.
— Возможно. И все же ты здесь.
Она подняла голову и смахнула слезы.
— Не будь придурком.
— Это я должен на тебя злиться. — Его брови сошлись у переносицы.
Паркер рассмеялась.
— И у тебя это прекрасно получается.
Она повернулась и выпрыгнула из грузовика, не дожидаясь, пока Леви что-нибудь скажет, и не закрыв за собой дверцу, отправилась обратно на кладбище. Достигнув вершины холма, быстро оглянулась.
Леви прислонился плечом к кованым воротам у выхода, спиной к ней. Ей это показалось странным. Неужели он давал ей личное пространство?
Ее внимание вернулось к могилам перед ней.
Август Л. Уэстман
— Я же говорила. — Она вытерла еще больше слез. — Я знала, что ты разобьешь мне сердце. Ты и твоя дурацкая бейсболка «Кабс».
Паркер присела на корточки возле надгробия и провела пальцем по выгравированному на нем имени.
— Ты разрушил мою жизнь. — Она рассмеялась сквозь слезы. — Даже после смерти ты просто не мог не убедиться, что я никогда не обрету счастья.
У нее перехватило дыхание, и почти два месяца сдерживаемого горя, терзавшего ее тело, вырвалось наружу. Она упала на колени, опустив голову и руки на прохладный гранит и орошая слезами траву под собой.
— Почему ты был с ней в той машине? — прошептала она сквозь рыдания. — Ты д-должен был быть с-со мной.
Паркер плакала из-за всех несправедливостей в ее взрослой жизни. Она знала, что Гас хотел бы, чтобы она оставила их ему. Возможно, он поступил подло, но все, что сказал о нем Леви, было правдой. Огаст Уэстман был хорошим, трудолюбивым человеком и любил свою жену… и он любил Паркер. Вот сколько любви скрывалось в его сердце.
Уронив последнюю слезу, она села прямо и судорожно вдохнула. Больше она не навестит его. Это прощание было последним.
— Я знала, что ты слишком стар для меня. — Улыбаться было больно, но это воспоминание, это чувство она хотела запомнить больше всего. — Покойся с миром, Гас.
Проходя мимо надгробия Сабрины, она провела пальцами по вершине.
— Прости меня, — прошептала она. И она действительно сожалела.
Леви не пошевелился, когда Паркер подошла к выходу. Она встала рядом с ним, а он, казалось, наблюдал, как исчезает последняя полоска дневного света.
— Ты любила его?
Паркер проследила за его взглядом, любуясь великолепным оранжево-голубым небом.
— Да.
— Как долго вы спали вместе?
— Мы не спали. — Она не лгала.
Они с Гасом шли по тонкой линии, и даже несколько раз переступали ее. Но сексом не занимались. Вот о чем спрашивал Леви.
— Мне нужно знать, что произошло между вами, — боль в его голосе пронзила ее до костей.
— Правда не всегда освобождает, а ложь не всегда является обманом, — повторила она его собственные слова.
— Ты не расскажешь мне?
Оба продолжали смотреть на горизонт.
— Нет.
В жизни случалась правда и ложь, а также интимные моменты, которые оставались между двумя людьми. Даже если то, что произошло между Паркер и Гасом было неправильным, это все равно было личным в самом личном смысле.
Отпускать Леви было невыразимо больно. Но она не могла извиниться за ложь, а он не мог простить правду.
Паркер сделала небольшой шаг от него.
— Я ехал к тебе.
Она остановилась.
Он выдохнул смешок.
— Мне кажется, я шел к тебе всю свою жизнь.
Губы Паркер приоткрылись, она издала прерывистый вздох, и ей на глаза вновь навернулись слезы.
— Ты нужна мне, — его голос дрогнул, как и ее сердце.
Одно моргание, и потекли слезы.
— Я люблю тебя, — прошептал он, будто эти слова вырвали из его души.
Паркер закрыла глаза.
— Я тоже тебя люблю.
— Больше, чем его?
Ее дрожащие губы сжались, когда она сглотнула боль и страх.
— Намного больше.
Мизинец Леви скользнул по ее мизинцу.
И в тот момент вмешалась жизнь.