Когда вмешалась жизнь

Глава 42

— Уходи! — Леви отогнал Рэгса от себя и зарылся лицом в подушку.

Рэгс залаял.

Леви отключился после неизвестного количества пива в неизвестное время. На нем был только один ботинок, за который зацепились шорты, а футболка обвивала его шею, как шарф. Во рту было такое ощущение, будто он по ошибке съел корм Рэгса. Потерев глаза, ему показалось, будто по ним прошлись наждачной бумагой. Он плакал? Леви не мог вспомнить.

Злость. Это единственная эмоция, которую он помнил с некоторой долей ясности.

Злость на Паркер, Гаса, Сабрину, себя, жизнь и снова на Паркер.

— Пошла ты, Паркер, — пробормотал он, переваливаясь с живота на спину и щурясь от утреннего света, пытавшегося пронзить сетчатку. — Я не хотел тебя любить.

Леви потер виски, чтобы облегчить резкую пульсацию в голове.

— Бл*ть… — Он ненавидел то, что не мог солгать даже самому себе. — Да, хотел. Чертовски сильно…

Рэгс снова залаял.

— Ладно-ладно, тебе нужно поссать. Мне тоже. — Он сел, поморщившись из-за своего растрепанного состояния.

Через три часа ему нужно привести себя в порядок и тащить задницу на стройплощадку. Вернув все предметы одежды на свои места, он выгулял Рэгса и накормил поздним завтраком, всего-то на четыре часа позже обычного. После душа и, казалось бы, бесконечного мочеиспускания, он потащился в гардеробную одеваться. Пустые вешалки и полуоткрытые ящики насмехались над ним, напоминая о том, что у него было и что он потерял.

— Умудрился вставить член в мою сестру и мою девушку, Гас. Это дерьмо просто полный пи*дец.

Леви сорвал рубашку с вешалки. Злиться на Гаса было чем-то новым и немного странным, поскольку он был мертв. И это к лучшему. Если бы он не был мертв, Леви пришлось бы убить его за измену сестре-изменщице с девушкой, которая должна была принадлежать ему.

— Ты сходишь с ума, приятель.

Он надел трусы и джинсы.

— Разговариваешь сам с собой о мертвых людях. Это плохо. — Леви усмехнулся. — Ахах… ты на грани безумия. Что немного жутковато.

Он подошел к кровати и сел, чтобы надеть туфли.

— Рэгс! Иди сюда, чтобы я не разговаривал сам с собой.

Рэгс ворвался в комнату на максимальной скорости.

— Молодец. Теперь мне нужно, чтобы ты оставался рядом со мной, когда я здесь. Время от времени кивал моим словам, или, по крайней мере, наклонял, как обычно, голову.

Рэгс наклонил голову вбок.

— Вот так. Значит, договорились?

Рэгс склонил голову на другую сторону.

— Здорово. Хорошо поболтали. — Он почесал пса по голове и встал. — Буду к ужину. Пора снова возвращаться к холостяцкой жизни.

Леви не был знаком с ситуацией, когда поступок девушки становился причиной расставания. Он пытался найти в себе чувство гордости за то, что не он все испортил своим языком без костей. Но на самом деле именно его честность и чрезмерная откровенность неделю назад привели к пустым вешалкам и к тому, что рядом с ним на его большой кровати лежал шерстяной пес, а не самая потрясающая женщина на свете.

Он смеялся над этой мыслью, промывая печень алкоголем в любимом баре через дорогу от своей квартиры.

Самая потрясающая женщина на свете.

Одна только эта мысль разозлила его. Как его разум дошел до этого после всего, что произошло? Его мозгу требовалось больше алкоголя, чтобы ясно мыслить.

Он не рассказал о случившемся ни семье, ни друзьям. Не мог. Как бы ему ни хотелось воскресить мертвых только для того, чтобы проклясть их и отправить обратно в могилы за такую глупость, он не мог поделиться этим гневом с родителями — запятнать их воспоминания о Гасе и Сабрине. Они никогда не узнают о романе Сабрины. Или Гаса.

По меньшей мере раз сто за предыдущую неделю он набирал сообщение Паркер, а затем стирал его. Иногда слова были ядовитыми. Иногда это были вопросы, на которые ему требовались ответы. Иногда это были те причины, по которым он любил ее, а затем те причины, по которым он не мог с ней быть. Первых было больше, чем вторых, но последние давили на него сильнее.

— Здесь не занято? — спросила задорная брюнетка. С задорными глазами. Задорной улыбкой. Задорными сиськами.

— Неа. — Он ухмыльнулся.

Она втиснула свое миниатюрное фигуристое тело между ним и парнем, стоявшим через два табурета к ним спиной.

— Я — Талия.

— Леви.

— Ты местный?

— Ага. — Он сделал несколько больших глотков пива. — А ты?

Она заказала «грязный мартини», не ожидая, что он его купит, что автоматически привлекло к ней все его внимание. Настолько, насколько позволяло его полупьяное состояние.

— Только на прошлой неделе переехала в Финикс из Тампы. Новая работа. Я встречаюсь здесь с друзьями… — она взглянула на свой телефон, — … примерно через десять минут. Ты сегодня один?

— Неа. Со мной пиво. — Он поднял бутылку и ухмыльнулся.

Она улыбнулась в ответ. У нее была приятная улыбка. Не улыбка Паркер, но переплюнуть улыбку самой потрясающей женщины на свете было невозможно. Он зарычал.

Талия прищурилась.

— Ты в порядке?

— Да. Просто пришла тревожная мысль. Продолжает крутиться в голове. Никак не уйдет.

Ее задор упал на целый уровень.

— Л-ладно…

— Я не сумасшедший или какой-то псих. Правда.

— Говорит каждый псих. — Она засмеялась, все еще немного более сдержанно, чем когда впервые запрыгнула на табурет рядом с ним. — Итак, Леви, чем ты занимаешься?

— Я архитектор.

— Серьезно? Ну, а я графический дизайнер.

Она была привлекательной. Дружелюбной. В разумной степени сдержанной. И рассказала о своем художественном таланте. Талия принадлежала именно тому типу женщин, которых Леви мог бы пригласить на свидание или к себе домой, чтобы посмотреть, к чему все приведет, особенно после такого количества пива.

— Что ты знаешь об очистке кукурузы?

— Эм… — Она поморщилась, закусив нижнюю губу. — Ничего.

— Ты когда-нибудь бегала в магазин посреди ночи за парочкой пончиков?

Смех Талии превратился в хихиканье.

— Точно нет. Разве я похожа на такую женщину?

Он нахмурился, изучая Талию, но думая о самой потрясающей женщине на свете.

— Нет. Не похожа. — Леви швырнул пачку денег на стойку. — Твоя выпивка за мой счет.

Он улыбнулся.

— Было приятно поболтать. Добро пожаловать в Аризону. Надеюсь, с твоей новой работой все сложится удачно. Приятной ночи.

— Подожди! — окликнула Талия, когда он выходил из бара.

Леви не оглянулся.

Шел десятый день. Страдание обосновалось в жизнь Леви, как кислота в аккумуляторе. Он не мог работать, есть, играть в гольф, спать или сосредоточиться на чем-то, что не было бы бутылкой с предупреждающей надписью на этикетке. Паркер превратила его в никчемную пьяницу с собакой. Ему было жаль Рэгса.

— Я позвоню ей. — Он указал на Рэгса полупустой бутылкой пива. Шестой за сегодняшний вечер. То, что он пил только пиво, было прогрессом.

Леви открыл ее контакт на телефоне, хмуро посмотрев на ее фотографию на пляже.

— К черту. — Он нажал кнопку вызова.

После нескольких гудков он уже собирался оставить пьяное сообщение, но в последнюю секунду она ответила.

— Привет, — прозвучало почти шепотом.

Одно лишь слово, сказанное ее голосом, пробудило в нем столько чертовых эмоций, что он изо всех сил пытался сделать вдох, не говоря уже о способности что-то сказать. Он включил громкую связь и уставился на телефон, наблюдая, как меняются цифры на таймере. Паркер ничего не говорила, но пока время продолжало свой счет, он знал, что она здесь — ждет.

Прошло полных пять минут, прежде чем он подал голос, а она все еще оставалась на линии.

— Ты видишь иронию в произошедшем? Твоя сестра и ее муж. Ты и женатый мужчина.

— Да.

Он ждал.

После своего односложного ответа она продолжила молчать.

Зажав переносицу пальцами, Леви пожелал, чтобы дурацкие эмоции катились к черту, но они никуда не делись и жгли ему глаза.

— Спроси меня что-нибудь. Мне до смерти хочется выговориться, но лучше всего я это делаю, когда меня провоцируют. Так спроси меня.

Время на его телефоне продолжало свой счет. Через минуту и тринадцать секунд она снова нарушила молчание.

— Ты любишь меня?

— Не спрашивай меня об этом.

— У нас все кончено?

— Да… Нет… — Он ударил кулаком по дивану. — Пошла ты! Задай мне настоящий вопрос, а не эту чушь с ответами «да» или «нет».

Леви потер виски, соскальзывая в настолько мрачное и наполненное гневом место, что ему хотелось вылезти из своей кожи. Он пожалел о своих словах, как только произнес их. Попытка сломать ее только усилила боль.

— Это была плохая идея. Я слишком много выпил. Мне не следовало звонить, я…

— Что ты хочешь, чтобы я сказала, Леви?

Он с трудом сглотнул, и еще больше эмоций стало жечь его глаза.

— Что я все неправильно понял. Что у тебя не было романа с Гасом.

— И после моих слов, что это не было недоразумением, что ты хочешь, чтобы я сделала? — Она всхлипнула.

Он заставил ее плакать. Часть его ненавидела себя за это, а часть хотела, чтобы она тоже почувствовала, как нож поворачивается в сердце.

— Извинилась? — спросила она.

— Мне не нужны твои долбаные извинения.

— Ладно. Вот тебе настоящий вопрос… знают ли твои родители об этом романе? О романах?

— Еще один гребаный вопрос на «да» или «нет».

— Могу поспорить, ты им не сказал. Почему? Почему ты им не сказал, Леви?

— Им не обязательно знать. — Он сделал еще глоток пива.

— Чушь собачья! Если тебе нужно знать, то и им тоже! Они заслуживают знать, что их дочь и ее муж жили во лжи. Они заслуживают знать, что их дочь путешествовала без мужа, но всегда брала с собой сексуальное нижнее белье и коробку презервативов.

— Прекрати. — Он стиснул зубы.

— Она обращалась с ним как с дерьмом.

— Проклятье! Заткнись! — Он швырнул бутылку через всю комнату. Рэгс гавкнул один раз, затем шлепнулся на задницу и заскулил.

Прошло еще немного времени. Еще три минуты тишины.

— Иди, посмотри в зеркало на свою татуировку на спине, — голос Паркер звучал сдавленно и был пронизан болью. — Я возьму на себя свою долю вины. Я ужасный человек, потому что плохо обращалась со своей сестрой и Калебом. Я ужасный человек, потому что пала на меч своей гордости. Я ужасный человек, потому что виню в своих недостатках всех, кроме себя.

Она прочистила горло.

— Я могла бы остановить то, что происходило между мной и Гасом. И я должна была это сделать. Но это не изменило бы исход их брака. Если бы я знала, что ты в курсе романа Сабрины, то рассказала бы тебе о своих отношениях с Гасом.

— Не ври. Ты бы никогда мне не сказала. Ты думала, что твоя тайна надежно укрыта в могиле. Если бы я не сказал что-то о…

— Иисусе! Ты даже не представляешь, как сильно… — из ее груди вырвались рыдания, — как о-отчаянно мне нужно было кому-то рассказать. Я умирала изнутри. Сердце рвалось из груди, душа у-умирала по частичкам. Но я не могла никому рассказать, не запятнав воспоминаний о них, не танцуя на их могилах, не разрушив больше жизней, чем уже было разрушено! П-поэтому мне пришлось собрать все свое горе и держать его внутри, показывая именно те эмоции, которые люди ожидают от соседки и сотрудницы.

Леви сжал волосы в кулак и зажмурился, охваченный головокружением от алкоголя в его венах, от ножа, все еще торчавшего в его сердце, и от рыданий на другом конце линии.

— Я должна…

— Остановись! — Он сильнее сжал волосы.

— Леви…

— Больше ни слова.

— Я не жалею, что не рассказала тебе.

— Я сказал: заткнись!

Она не послушалась.

— Я должна сожалеть о том, что пришла на похороны. О каждом нашем разговоре. О ночи в кузове «Old Blue». О том, что поехала с тобой. О каждом слове. Каждом прикосновении. Люб… — Ее голос сорвался. — Л-любви к тебе. Но… — он едва мог расслышать ее шепот, — …я не сожалею. Не могу. Так что…

Он развалился на части вместе с ней, не в силах говорить, поскольку его трясло.

— Ненавидь меня. Я все равно буду любить тебя. Режь меня словами. Я буду истекать кровью ради тебя. Сожалей о нас. Я исчезну из твоей жизни. Но никогда не проси меня сожалеть о нас. Если мы не были настоящими, то я не хочу больше дышать. А я хочу жить, Леви. Впервые за очень долгое время я не чувствую, что тону в гневе, что прячусь от правды или отрицаю, что такова моя жизнь. Я несовершенна, как и все остальные. Но я также достойна любви и прощения, и соглашаться на меньшее было бы неправильно.

Леви потер покрасневшие глаза и, не переставая стискивать зубы, пытался сдержать все, что хотел сказать. Он делал это ради нее, даже если она этого не заслуживала.

— Ты ожидаешь, что я прощу тебя?

— Нет, — прошептала она.

— Ты ожидаешь, что я смогу любить тебя?

— Нет.

— Тогда чего ты от меня ждешь?

Время на его телефоне продолжало свой бег.

— Это не я звонила. Я ничего от тебя не жду. Но я желаю тебе всего наилучшего.

Таймер остановился.