Лучшее лекарство от любви

Глава 2

Я бежала в ресторан со всех ног, выбивая каблуками стаккато из мостовой. После ухода полицейских я еще двадцать минут провозилась с пациентом — предполагаемым преступником. Хотя какое там — предполагаемым! Своим молчанием он все равно что сознался.

Печальная история. Тайлер Конелли показался мне очаровательным, пусть и немного легкомысленным парнем, но совершенно безобидным. Очевидно, его приятная внешность ввела меня в заблуждение. За красивым загаром и накачанными мускулами скрывался преступник. И теперь я так никогда и не узнаю, что с ним случилось. Его упекут в тюрьму, а там вряд ли какой-нибудь сокамерник оценит прекрасную симметрию черт его лица.

Я подошла к двери «Арно» и посмотрела на часы. Семь пятнадцать. Нет, только не это! Надеюсь, мои родители не успели сцепиться друг с другом и устроить публичную сцену. Картинки моего одиннадцатилетия замелькали передо мной, выпрыгнув как черт из табакерки.

В тот год родители были еще женаты, хотя все чаще ссорились и все реже появлялись дома в промежутках между долгими дополнительными дежурствами в больнице. Помню, как смотрела на торт из супермаркета и загадывала желание со всей переполняющей меня силой наивной надежды. Я загадала поехать в отпуск всей семьей. Куда-нибудь на море, где много солнца. Туда, где тепло и можно расслабиться. Туда, где можно исправить и починить все, что сломалось в нашей жизни. А потом я задула свечки и наблюдала, как мои родители чуть не подрались за право разрезать торт.

Типичные хирурги. Все, что нас волнует, — в чьих руках окажется нож.

Не успел еще развеяться дым от свечей, как мать потребовала развода, а отец ушел.

После этого дни рождения перестали меня радовать. Но я затолкала воспоминание подальше и продолжила жить.

Вряд ли моя ситуация уникальна. Почти все мои друзья в тот или иной момент наблюдали безобразные ссоры между родителями. Я выросла с твердым убеждением, что развод — это финальная стадия брака. Именно поэтому я частенько думала, что лучше и вовсе не вступать в брак.

И вот мы снова вместе, собираемся отметить мой день рождения в единственном приличном ресторане Белл-Харбора. Я вошла в зал и огляделась в поисках следов недавней драки, но ничего не обнаружила. Играла тихая музыка, расслабленные посетители негромко переговаривались. Никаких битых стаканов и перевернутых стульев. Никаких кинутых в запале ножей, торчащих из деревянных панелей. Никаких разговоров на повышенных тонах.

Ничего необычного.

Кроме…

Кроме моих родителей, мирно сидящих за одним столом. Спокойно. Как нормальные люди. Я как будто застукала Бэтмена и Брюса Уэйна на одной вечеринке. Мать с отцом сидели за квадратным столиком друг напротив друга и смеялись.

Смеялись?..

Мама наклонилась к отцу, щеки у нее раскраснелись, как будто она уже успела приговорить пару бокалов шардоне. Отец что-то рассказывал, сопровождая речь усиленной жестикуляцией. Я оглянулась на дверь позади себя. Может, я провалилась сквозь кроличью нору в параллельную вселенную?

— А вот и она! Наша новорожденная! — сказала мать, когда заметила меня. Она вскинула руки, и я неловко наклонилась обнять ее. В моей семье строго соблюдают личные границы, нельзя просто взять и влезть в чужое пространство, но она вроде как сама попросила.

Отец встал и тоже обнял меня, удержав в объятиях чуть дольше, чем нужно для соблюдения протокола. О господи! Один из них точно умирает от обезьяньей оспы.

Я посмотрела папе в лицо. Он выглядел подтянутым, хотя вроде бы немного постарел. Меня вдруг осенило: так и есть. Он стареет, вне зависимости от того, замечаю я это или нет.

Неумирающим отец точно не выглядел.

Он выдвинул мне стул, и я плюхнулась на него с размаху.

— С днем рождения, Иви! — сказал он, усаживаясь обратно.

Меня назвали в честь его матери, поэтому он всегда звал меня полным именем — Ивлин. Еще одно отступление от протокола, которое заставило меня занервничать сильнее, будто он сейчас устроит мне детсадовский розыгрыш. Скажет: «Потяни меня за палец», а сам пукнет. Я и так уже чувствовала себя довольно неуютно.

— Простите, что опоздала, — сказала я, вешая сумку на спинку стула. Если они собираются делать вид, что все прекрасно, я, пожалуй, подыграю. — Пришлось заканчивать шить рваную рану, чтобы полиция смогла арестовать пациента по всем правилам.

Мать захихикала как девчонка, я сто лет не слышала этого ее смеха.

— Арестовать? В Белл-Харборе? Что он натворил? Катался на скейтборде по тротуару?

Моя мать только что отпустила шутку — возможно, моя теория о параллельной вселенной не так уж безосновательна.

— Почти, — сказала я. — Он украл водный мотоцикл.

Она снова рассмеялась и отпила вина. Ее дорогой белый костюм приятно подчеркивал бронзовое сияние кожи. Мама выглядела загорелой. Поскольку она почти не вылезает из операционной, разве что изредка на пару часов, наверное, у них в комнате отдыха поставили горизонтальный солярий. А еще она покрасила волосы. В густой карамельный цвет. Когда это она начала краситься? О нет! Может, это она умирает?

Официант принес стакан воды. Я сделала глоток, от души желая, чтобы в стакане была водка. Я почти не пью, к тому же все еще на дежурстве, и меня могут вызвать, но один сухой мартини точно заслужила. У меня, в конце концов, день рождения, а родители явно собираются его подпортить сообщением о чьей-то преждевременной кончине. Другого объяснения их ненормальному поведению я не находила.

— Украл водный мотоцикл? — ворчливо переспросил отец. — На таком транспортном средстве далеко не убежишь, насколько я понимаю.

Мать кивнула и снова рассмеялась.

Да что ж такое? Она не хохотушка. Она ведь и улыбается-то редко.

Официант вернулся и дал мне меню, которое я взяла дрожащими руками. Плохой признак для хирурга, но и обстоятельства были исключительными.

— Вы раньше бывали у нас в «Арно»? — спросил он.

Он был маленького роста, с испанской бородкой, и чем-то напоминал эльфа.

Я улыбнулась. По крайней мере, надеялась, что мне это удалось. Не исключено, что моя улыбка скорее походила на болезненную гримасу: родители меня пугали.

— Да, бывала. Спасибо. Но я все же пролистаю меню.

— Конечно, — он вежливо склонил голову. — Я подойду к вам через минуту.

— Спасибо! — Я взглянула на отца: — А вы уже заказали?

— Нет, милая, конечно, нет. Мы ждали тебя. В конце концов, мы не каждый день ужинаем с нашей любимой девочкой.

Обычно мой отец сентиментален не больше, чем надзиратель в тюрьме строгого режима, поэтому нотки ностальгии в его голосе окончательно вышибли меня из равновесия. Весь мой мир зашатался. Если подумать, он тоже слишком загорелый. Странно. Мои подозрения начали множиться бесконтрольно, как раковые клетки.

— Расскажи, Иви, как у тебя дела с поиском дома? Что-нибудь присмотрела?

Моя мать салфеткой стерла отпечаток пальца с бокала.

Я взяла из корзинки кусок хлеба. Проклятый торт пробудил во мне волчий аппетит, и одной водой заглушить его не получится.

— Нормально. У меня не очень много свободного времени, но на следующей неделе я собиралась встретиться с риелтором и посмотреть несколько домов. К сожалению, дома на берегу озера — это или огромные особняки, или развалюхи под снос, но и те и другие стоят ужасно дорого. Такое чувство, что середины просто нет.

— Судя по твоим словам, ты планируешь остаться здесь надолго, — отец поболтал льдом в стакане со скотчем «Гленфиддик».

— Да, я планирую остаться. Поэтому и согласилась на эту работу. — Я гордо выпрямилась на стуле, будто все мои кости мгновенно покрылись неразрушимым титановым сплавом, каку Росомахи[3].

Родители всегда поощряли меня принимать собственные решения и следовать за своей мечтой — если, конечно, я собираюсь стать врачом, как они, и, как они, работать в престижной университетской клинике. Но я не только предала их, отказавшись от профессии кардиохирурга: я к тому же выбрала практику в больнице, не связанной ни с одним медицинским колледжем, где мой огромный потенциал сгинет быстрее, чем воды озера поглотят песчаные дюны.

Но я влюбилась в городок с первого приезда вместе с Хилари в гости к ее семье. Что-то такое было в его пляжах, и дюнах, и озерной воде. Покой и безмятежность. Спокойствие Белл-Харбора было так далеко от суеты и постоянных перегрузок времен моей учебы в ординатуре. Мне казалось, что жизнь здесь будет похожа на вечные каникулы. Но, как выяснилось, я не представляла себе всех последствий переезда в маленький городок. Я пока так и не смогла привыкнуть к благожелательным незнакомцам, постоянно сующим нос в мои дела.

— В нашей больнице первоклассное отделение травмы, — сухо добавила я.

Обычно я тверда в своих решениях, и даже если принять за неоспоримый факт предположение, что кто-то из родителей умирает, — я все равно не должна им ничего доказывать. И все-таки я почувствовала необходимость защитить свой выбор, отчего пришла в еще большее раздражение. Я разозлилась на себя. Пусть мне всего тридцать пять, но я достаточно взрослая, чтобы не оправдываться перед родителями.

Отец кивнул:

— Конечно, выбор за тобой, если ты сама этого хочешь.

— Да, именно этого я и хочу.

И я хотела жить здесь. Здесь я чувствовала себя счастливой — по-настоящему. И намеревалась убедить их в этом любой ценой.

Мать откашлялась:

— А как у тебя с отношениями в коллективе? Приятные люди?

Приятные? Приятной может быть воскресная прогулка на автомобиле или послеобеденный сон в зимний день, а в моей семье не предаются таким занятиям, поэтому и слов таких в нашем лексиконе нет. Квалифицированные, решительные, конкурентоспособные. Даже выдающиеся — такими словами мать характеризовала бы коллег. Такими понятиями она… оперирует. Но приятные?

— Да, очень приятные.

— Я рада это слышать, дорогая.

Она потеребила уголок салфетки, подстеленной под бокал, и вытерла еще один след от пальца.

— А все твои коллеги — люди семейные?

— Семейные?

Подо мной что, стул шатается? Потому что внезапно у меня закружилась голова.

— Да, почти все при семьях. Или в гражданском браке.

По крайней мере, я думала, что у Хлои есть партнер. У нас нет времени на праздные разговоры во время приема пациентов, тем более в операционной. Если честно, все, что я о ней знаю, — она отличный хирург, любит путешествовать, ненавидит гольф и, чтобы не умереть от скуки на собраниях, играет в покер на своем айфоне.

— А они мужчины или женщины? — спросила мать.

Я скрестила руки на груди и подумала — интересно, Тайлеру Конелли сейчас приходится так же туго? Потому что, похоже, нас обоих сегодня решили подвергнуть допросу.

— Трое мужчин, три женщины. А что?

Я даже поморщилась от неловкости: примерно так себя чувствуешь, когда подозреваешь, что мясо в бутерброде подпорчено, но все равно нюхаешь его на всякий случай.

Вообще-то в семействе Роудс не принято ходить вокруг да около, если хочется о чем-то спросить. Я могу допустить, что родители по-своему любят меня — пусть неумело и сдержанно. Но деликатность им точно не свойственна. Мы, хирурги, не боимся запустить руки по локоть в чужие внутренности, но исследовать чье-то эмоциональное состояние для нас слишком рискованно. Это нарушает личные границы.

Мать на мгновение поджала губы, а потом выпалила:

— Дело в том, Ивлин, что мы с отцом немного беспокоимся, как бы ты не заскучала здесь. Белл-Харбор — такое захолустье, а тебе всегда нравилось принимать вызов, соревноваться. А тут все так однообразно.

Так вот в чем дело? Она боится, что мне здесь негде развернуться в профессиональном плане? Мой титановый скелет снова расправился. Когда уже они начнут хоть немного доверять мне?

— Разнообразия хватает, мам. Я ведь не только принимаю пациентов, у моей практики есть и другие аспекты, весьма вдохновляющие. Нашим партнером только что стала организация, которая создает в странах третьего мира клиники, где оперируют волчью пасть, а одна из коллег пригласила меня принять участие в исследовании меланомы у местного пожилого населения. Так что скучать мне не приходится. Совсем наоборот.

Она кивнула, но при этом нахмурилась. И продолжила терзать салфетку.

— Все это хорошо, конечно. Просто замечательно. Но я, скорее, думала не о работе. Я думала, ну ты понимаешь… о социальной стороне твоей жизни.

Мать наклонилась вперед, сверля меня взглядом.

Я откинулась назад. Насколько я представляю, меня тоже не так-то просто переглядеть. Я понятия не имела, куда нас заведет этот разговор.

— Социальной?

Она покосилась на отца.

Тот уткнулся в меню.

Мать раздраженно фыркнула, всем своим видом показывая: «Могла бы и сама догадаться».

— Да, Иви. Тебе уже тридцать пять. В таком маленьком городе вряд ли много мужчин, с которыми можно встречаться.

— Мужчин?

С тем же успехом она могла сказать «гиппопотамов». Страусов. Пришельцев.

Я и с Хилари-то с трудом выносила разговоры на эту тему, а уж с матерью мы не обсуждали мужчин с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать и у нас состоялся «тот самый» разговор, в котором она в основном советовала мне избегать обладателей члена любой ценой. После чего выдала пачку презервативов, похлопала по плечу и сказала: «Удачи!» И это, пожалуй, была единственная, если можно ее так назвать, попытка «установления близости» в наших отношениях.

Как ни странно, я вняла ее совету. Бойфрендов у меня было немного. Я умела насладиться их членами, используя их по назначению, а время от времени даже позволяла себе foda pena. Но от матери я также усвоила, что любовь плохо сочетается с профессиональными достижениями. Большинство мужчин самовлюбленны, инфантильны, не стоят затраченного на них времени и, подобно Тайлеру Конелли, находятся всего в одной порции виски с колой от угона водного мотоцикла.

— Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь, мам.

Она снова взглянула на отца, и я впервые за двадцать лет почувствовала, что они заодно, а я здесь лишняя. Он закашлялся и спрятался за меню. Я поймала себя на мысли, что лучше бы я сама заразилась обезьяньей оспой.

Мать снова повернулась ко мне:

— Мы с отцом думаем, что оказали тебе медвежью услугу. Что, возможно, наша враждебность по отношению друг к другу послужила причиной, по которой ты не хочешь завести здоровые отношения с кем-нибудь… особенным.

— Особенным?

Неберущаяся подача. В левую половину поля. Взрыв мозга. Я разгладила салфетку на коленях.

— Я не избегаю близких отношений, мам. Просто я очень разборчива. И у меня нет времени.

— Значит, нужно его найти.

Мама потянулась через столик, чтобы похлопать меня по руке.

Меня будто ослепило вспышкой молнии.

Нет.

Погодите-ка…

Какая там молния — высоковольтный разряд! На пальце у нее сверкало кольцо с огромным бриллиантом. Его сияние резало тьму, как луч маяка.

— Вау!

Я не смогла сдержать удивленного смеха, и меня накрыло ощущение, что мой мир точно слетел с катушек.

— Похоже на кольцо по случаю помолвки, мам.

Она сжала мое запястье и наклонилась еще ближе:

— Это и есть кольцо по случаю помолвки.

Даже если бы я прыгнула с тарзанки в Гранд-Каньон, вряд ли мои внутренности ухнули бы вниз так стремительно.

— Ты обручена?

Интересно, где и как моя мама нашла время ходить на свидания, а тем более влюбиться? Я взглянула на папу. Он, наверное, потрясен не меньше моего.

Но потрясенным он не выглядел. Наверное, она сообщила ему по дороге, потому и поехала сюда вместе с ним. Он отложил меню и сделал глоток виски, невозмутимый, словно Клинт Иствуд. Точнее, Клинт Иствуд до того, как превратился в грубого ворчливого старикана.

— Ис кем ты обручена? — спросила я.

Может, с тем приятным вдовцом, который живет с ней по соседству в Энн-Арборе? Он всегда был в нее влюблен. Или это ее коллега, доктор Бетнер? Тонкогубый мужик с зачесом на лысину. Фу, всегда его ненавидела. Надеюсь, это не он. Или кто-то новый и неизвестный, о ком я даже не слышала?

Мать откинулась на спинку стула, убрав руку с пятикаратным камнем, полыхающим, как пожар пятой категории.

— О, а вот это немного необычно.

Необычно? Да неужели? Потому что мой день сложился необычно от начала до конца: с той секунды, как мне в лицо прилетела первая горсть конфетти, и заканчивая моментом, когда у меня на глазах арестовали пациента. А теперь еще эта потрясающая новость? Я не представляла себе, чем еще таким необычным можно меня поразить.

— С твоим отцом.

Ну, разве что этим.

Натянутая до предела тарзанка оборвалась.

— Что?

— Мы с твоим отцом снова решили пожениться.

Мои родители не склонны к розыгрышам, так что, если они решили впервые подшутить надо мной здесь и сейчас, вышло у них отвратительно. Потому что мне было не смешно. Да и они не смеялись. Что за чертовщина? Отец вытянул руку и положил ее на спинку стула матери.

— Я понимаю, Ивлин, что для тебя это сюрприз, но мы с Деброй обсуждаем этот вопрос уже несколько недель.

— Несколько недель? — пискнула я, как будто вдохнув гелия из шарика. Водки, водки, водки. Принесите мне водки.

— Пап, у тебя ушло два года, чтобы выбрать новую машину, а тут ты все решил за несколько дней?

Я прижала ладони к столешнице, пытаясь остановить неконтролируемое вращение мира. Их что, догнал кризис среднего возраста? Или оба одновременно утратили связь с реальностью? Моя теория провала в параллельную вселенную снова начала поднимать голову.

— Но мы вроде как уже достаточно хорошо знаем друг друга. Не правда ли, Гэррет? — промурлыкала мать грудным голосом, заглядывая в худощавое лицо отца.

Его седина была серебряной; не серой, не белой, а сверкающего серебристого цвета. И хотя моя мать часто отпускала замечания, что стареет красивее отца, правда в том, что с годами он стал выглядеть намного лучше.

Но в настоящий момент все это не имело значения, потому что мне срочно требовалось исправить положение дел. Мне хотелось вернуть все как было. Конечно, годами терпеть их перепалки было нескончаемым кошмаром, но, по крайней мере, в этом сценарии я твердо знала свою роль. А теперь передо мной расстилалась трясиной неизведанная территория.

— Да, вы друг друга знаете, — сказала я как можно спокойнее, учитывая, что на самом деле боялась лишний раз вздохнуть или моргнуть. — Знаете и ненавидите.

— Это неправда! — Мать взглянула на меня, и в голосе у нее — ну надо же! — прозвучало удивление. — Я никогда не ненавидела твоего отца. Я ненавидела некоторые его ужасные решения.

Ее фраза повисла в воздухе без ответа, потому что я была уверена, что она его ненавидела. Двадцать лет она звала его хорьком: Гэррет-Фэррет. А как-то раз обмолвилась, что все его последующие жены — словно говорящие надувные куклы из секс-шопа, только еще тупее.

Но отец кивнул с серьезным видом:

— Ивлин, я был беспечен, недальновиден и эгоистичен, но факт остается фактом: твоя мать — единственная женщина, которую я когда-либо любил. А все эти бесчисленные другие ничего не значили.

У матери характерно задергался глаз.

Я сильнее вжалась в стул, как будто кто-то прибавил мощности гравитации.

— Один из вас смертельно болен? В этом все дело?

Мать фыркнула:

— Вовсе нет. С чего ты это взяла?

— Потому что это безумие! Последнее, что я о вас слышала, — что вы даже не разговариваете друг с другом. Так что, черт возьми, произошло?

Они переглянулись, словно одолеваемые гормональной бурей подростки. Мать захлопала ресницами, и впервые в жизни я увидела, как отец покраснел. К горлу подкатила тошнота. Видимо, совсем неважно, в каком возрасте ребенок с отвращением узнаёт, что его родители живут половой жизнью.

— Мы случайно столкнулись на конференции в Ла-Хойе несколько недель назад, — сказала мать. — Там была дегустация вин, ну а потом одно потянуло за собой другое, как-то так.

Одна ночь сдобренного алкогольными возлияниями секса, и моя мать простила лелеемую двадцать лет обиду? Тут концы с концами не сходятся.

— Ладно, допустим, у вас случилась интрижка, но до этого-то как дело дошло? — И я ткнула пальцем в ее кольцо.

— Ивлин, никакая это не интрижка! — Отцу хватило совести упрекнуть меня. — Твоя мать всегда была единственной женщиной, способной бросить мне вызов, что в личной жизни, что в профессии. И в интеллектуальном плане она мне ровня, и я наконец созрел, чтобы это понять. А то, что спустя все эти годы она все так же потрясающе хороша собой, — всего лишь приятный бонус.

Настал черед матери краснеть.

Мне нужно принять драмамина. Меня начало укачивать на поворотах.

— Мы хотим пожениться в годовщину нашей прошлой свадьбы, — добавила мать, совершенно не замечая, что в голове у меня шумит так, что я ее почти не слышу. — Я хочу, чтобы ты была подружкой невесты.

И она снова сжала мою руку.

— Подружкой невесты? — поперхнулась я.

— Свадьба будет скромная, но со вкусом, в Блумфилд-Хиллсе.

— Блумфилд-Хиллсе?

— Да, там есть чудная маленькая гостиница, где проводят свадьбы. Мы с отцом иногда ездим туда на выходные. Может быть, даже купим там домик.

— Домик?

Как иностранец, изучающий английский, я повторяла за ней слова и, похоже, не могла остановиться. От всех этих новостей у меня голова шла кругом. Всю жизнь я выступала посредницей в общении между родителями, чтобы они не слишком яростно раскачивали лодку, и вдруг — на́ тебе, они вплывают на ней в лучах заката в медовый месяц. Я уронила голову в ладони, борясь с желанием пальцами заткнуть уши.

К счастью, они замолчали и позволили прокрутить их слова в голове, как фарш через мясорубку. В результате мои чувства слиплись в бесформенное месиво, в котором я не могла выделить ни одной отдельной эмоции. Родители снова хотят пожениться?

Наконец я взглянула на них.

Они молча уставились на меня в ответ.

Я покачала головой:

— Даже не знаю, что и сказать. Разве что… какого черта вы вечно приберегаете самые дерьмовые сюрпризы до моего дня рождения?