Любовь на проводе (ЛП)

Глава 10

Эйден

— Она правда согласилась?

Я придвигаю стул, пытаясь выбрать подходящий угол, — и тут же откатываюсь назад на пару дюймов. Поправляюсь, выравниваю положение, и… с размаху врезаюсь в стену.

— Да, правда.

На другом конце коридора Джексон сжимает в руках метлу — его оружие на сегодня. У меня в руках совок — достойный противовес в нашей импровизированной игре в коридорный хоккей/футбол/чёрт знает что. Пока у меня безупречный рекорд — ни одного поражения. Правда, наполовину это заслуга моего соперника: с координацией у него полный крах.

— Серьёзно? — уточняет он, прищурившись и прикусив язык, прикидывая, удастся ли загнать теннисный мяч в мусорку — наши импровизированные «ворота».

— Серьёзно, — вздыхаю. — Она уже почти здесь.

Джексон бросает мяч на пол, ловко прижимает его метлой.

— У тебя есть план эфира?

— У меня всегда есть план эфира.

— А план с учётом Люси?

Я выпрямляюсь, совок остаётся на коленях.

— Ты сейчас отвлекаешь меня или действительно задаёшь серьёзные вопросы?

Он запускает мяч — тот глухо ударяется о заднюю стенку урны. Джексон вскидывает руки, делает торжественный, слегка пьяный круг и сияет от счастья.

Я запускаю в него совком и встаю.

— Не будь таким занудой! — кричит он мне вслед. Колёсики его кресла жалобно скрипят — он пытается догнать меня, смеясь так заразительно, что никакого разгона у него не выходит. — Я всего лишь проверял теорию!

Даже знать не хочу, какую. Сворачиваю в соседний коридор, прохожу через комнату отдыха — и сразу в студию. Нужно помещение с замком и звукоизоляцией между мной и остальным миром.

Но студия не пуста. В моём кресле сидит Люси.

Она вертит в руках снежный шар — тот самый, который отец подарил мне почти пять лет назад, когда мама неожиданно оказалась в больнице на Рождество. Он не хотел, чтобы мы остались без подарков, и сбегал в крошечный магазин в холле клиники. Купил всё, что нашёл со скидкой. Мы поднимали бумажные стаканчики с водой в праздничный тост и хохотали над его нелепой упаковкой. Это хорошее воспоминание, несмотря на обстоятельства. Одно из самых тёплых.

Я о нём уже сто лет не вспоминал.

Люси встряхивает шар, наблюдая, как белые хлопья медленно оседают на миниатюрный Балтимор. У неё мягкое, спокойное выражение лица. Улыбка едва касается уголков губ — нежных, светло-розовых.

Я закрываю за собой дверь.

— Устраиваешься поудобнее?

Она вздрагивает, резко оборачивается, волосы соскальзывают с плеч.

— Я… — она быстро ставит шар на место. — Я не… — поднимается, убирает волосы за уши, машинально касаясь аккуратного ряда серёжек вдоль мочки. Уже второй раз замечаю за ней этот жест. — Я сама зашла. Прости.

— Не за что извиняться, — говорю. Прислоняюсь к двери, стараясь держать руки свободными. Вдруг становится очевидно, насколько тесна эта комната. — Теперь это и твоя студия. По словам Мэгги.

— Только на пару вечеров в неделю. Временная история. — Она улыбается немного натянуто.

— Или пока не устанешь от меня. Что бы ни наступило раньше.

Она продолжает смотреть.

— Это была шутка, — поясняю. Прочесть её выражение не могу. Совсем.

— Очень смешная.

— Вот почему ты смеёшься так отчаянно. — Я отталкиваюсь от двери.

Она следит за мной. Уголок губ дёргается, но она удерживает улыбку. И в этот момент мне хочется её ещё сильнее.

— Ты же разнесёшь меня в пух и прах, да? — шепчу.

— Не бойся, Эйден, — наконец улыбается она. В этой улыбке — тайна. — Со мной ты в безопасности.

Сильно сомневаюсь.

В этот момент в окно студии влетает Джексон, катясь в кресле и размахивая метлой, как трезубцем. Наш зрительный контакт прерывается. Слава богу — я не слышу ни слова из того, что он орёт.

Он замечает Люси и радостно машет ей. Она в ответ поднимает ладонь, нахмурившись.

— Он что, использует кресло как… лодку?

— Как транспорт, в целом. — Я вздыхаю. Всё ещё не верю, что он забил. — Хотел бы сказать, что к этому привыкаешь, но станция всё равно умудряется удивлять.

— Это он делает прогноз погоды?

— И трафик. И следит, чтобы я принимал витамины. А ещё он полный ноль в хоккее. — Хмурюсь, сам не понимаю, зачем это сказал.

Исправляюсь:

— На самом деле, отличный игрок. Один из моих лучших друзей.

Люси тихо хмыкает, и я отвлекаюсь на оборудование — проверяю, всё ли готово к эфиру. Эйлин уже успела тут побывать: вторая стойка оборудована новым микрофоном и чистым блокнотом. Люси отходит в сторону, освобождая пространство, и я вдруг чувствую запах — моторное масло, свежее мыло и… ромашки?

Она собирает волосы, закидывает их за плечо и ловко заплетает косу. Руки движутся быстро, уверенно — явно на автомате. Я не могу отвести глаз.

Она совсем не такая, какой я её себе представлял. Ни во время звонка две недели назад, ни когда она заходила к Мэгги. И уж точно не сейчас — стоящая в студии, словно сама не понимает, как сюда попала.

— Мне… помочь? — спрашивает она.

Поднимаю взгляд. Она нервно переступает с ноги на ногу.

— Я не умею просто сидеть, сложа руки.

Я бы хотел, чтобы она села и поговорила со мной — о том, чего хочет от жизни, от себя. Но, похоже, в её состоянии это невозможно. А времени впереди — предостаточно. Мы теперь в этом боксе надолго.

Киваю на пустую кофеварку:

— Сваришь нам кофе? В комнате отдыха — куча всего. Выбирай, что нравится.

Она берёт кувшин.

— Давненько меня не загоняли на должность «девочки с кофе».

Чёрт. Даже не подумал. Тянусь, чтобы перехватить кувшин, но она уводит его с лёгким смешком. Мои пальцы случайно касаются мягкой ткани её свитера, и я тут же отдёргиваю руку, сжимаю в кулак. Студия маленькая — куда ни повернись, обязательно коснёшься её плеча, локтя, бедра.

— Расслабься, — говорит она. — Это шутка. Спасибо, что дал мне дело.

Она выходит, а я продолжаю смотреть ей вслед сквозь стекло, пока она не исчезает из поля зрения. Грудная клетка сжимается, дыхание сбивается. Знаю это чувство. Давненько не навещало.

Доэфирная лихорадка.

Сети всё ещё гудят после новости о Люси, а Мэгги только подогревает интерес тизерами про таинственную гостью. Интернет уже догадался, кто это, и теперь все с нетерпением ждут продолжения.

Я тоже. Понятия не имею, как она поведёт себя в прямом эфире. Сегодня мы запускаем «Люси ищет любовь» — пока что рабочее название, предложенное Хьюи и яростно мной опротестованное. Как обычно, меня переиграли. Вот и результат: я стою в тесной студии, пересматриваю все жизненные решения и собираюсь помогать женщине найти то, во что сам давно не верю. То, что мне никогда ничего хорошего не приносило.

Люси возвращается с кувшином воды и пакетом молотого кофе. Зелёная этикетка тут же бросается в глаза.

— Где ты это нашла?

— Кто-то спрятал в жестянке из-под рождественского печенья, в самом верхнем шкафу. — Она перестаёт возиться с кофеваркой и смотрит на меня. — Это вообще нормально?

— Абсолютно, — усмехаюсь. Я сам туда и засунул. На второй неделе работы. После того как все решили, что мой кофе — общий. С тех пор никто его не находил, хотя искали. Люси понадобилось шесть минут. — А зачем ты вообще рылась в жестянках из-под печенья?

— Потому что я люблю рождественское печенье. — Она смотрит на смятый пакет. — Мне его вернуть? Ты как-то странно реагируешь.

— Я, наверное, немного странно себя веду.

— Нет-нет, всё нормально, — отзывается она. — Это же просто пакет кофе.

Я перетасовываю вещи на столе — с двумя наборами оборудования здесь стало ощутимо теснее.

— Готова к сегодняшнему эфиру?

Она шумно выдыхает:

— Я… не знаю. Думаю, посмотрим, как пойдёт.

— Ты справишься, — говорю я, снова возясь с аудиосистемой, пытаясь найти такой угол, чтобы не задевать Люси локтём каждый раз, когда тянусь к регуляторам. — Просто будь собой.

— В этом-то и проблема, — бормочет она.

Я замираю. Она смотрит на кофемашину, будто пытается что-то в ней разглядеть, пока та неспешно заваривает мой подпольный французский обжаренный. Руки у неё спрятаны в рукава свитера. Она явно нервничает.

— Не верю, — говорю я.

— Не веришь во что? — она удивляется.

Похоже, нечасто кто-то в её жизни осмеливается сомневаться в её словах. Разве что, может быть, дочь.

Я тянусь за кружкой, и предплечьем задеваю её руку. Она не отдёргивается, не отодвигается — остаётся на месте.

— В тот вечер, когда ты звонила, я задавал вопросы, и ты отвечала. Без пауз, без сомнений. Пройдя по лезвию моего сарказма, ты очаровала полстраны. И знаешь, что это значит?

— Что я чересчур доверчива с незнакомцами посреди ночи?

— Что ты отлично знаешь, кто ты. И чего хочешь. Просто закопала это под слоем всего остального и забыла.

Она смотрит мне в глаза. В её взгляде появляется мягкость.

— Ты здесь не случайно, Люси. И ты знаешь, чего ищешь. Не притворяйся. Давай найдём твою магию. В каком бы виде она ни проявилась. Здесь все за тебя.

— Даже ты?

— Особенно я, — протягиваю кружку. — А теперь налей себе кофе, надевай наушники — и проверим звук.

— Ты слишком далеко от микрофона.

— Что?

— Говорю, ты далеко, — повторяю. — Словно шепчешь.

— Я вовсе не шепчу, — она вдруг кричит в микрофон, и в наушниках врезается оглушающий визг. — Это ты шепчешь! — продолжает она на повышенных тонах.

— Так, теперь ты орёшь. Просто…

Я обречённо вздыхаю, обхватываю стойку её микрофона и подтягиваю ближе. Затем хватаюсь за подлокотник её стула и притягиваю его к себе, пока наши плечи не соприкасаются, а её бедро не прижимается к моему под столом. Она поднимает голову, смотрит на меня растерянно, волосы лезут в глаза.

— Ты только что меня схватил?

— Я схватил стул, — невозмутимо отвечаю. — Так будет лучше.

— Лучше? Почему?

Я постукиваю по стойке микрофона:

— Потому что теперь он будет улавливать твой нормальный голос. Без криков.

Её ресницы опускаются, щекоча кожу. С такого расстояния я различаю тонкую россыпь веснушек на её носу. Она действительно пахнет ромашкой. Свежими цветами с лёгкой металлической ноткой. Она выдыхает, и её дыхание касается ямки у меня на шее. Под столом она поправляет ноги и нечаянно задевает моё колено.

— Больше не кричу, — говорит она, еле шевеля губами, и её голос звучит в наушниках с кристальной чёткостью. Люси в высоком разрешении. — Принято.

Кто-то стучит в стекло. Люси оборачивается, а я не могу отвести взгляд. Особенно от завитка уха и прядки, заправленной за него. От трёх крошечных серёжек на мочке. От её пальцев, перебирающих украшения. Одно, второе, третье.

Я прочищаю горло и отворачиваюсь.

В этой комнате катастрофически не хватает пространства.

Мэгги снова стучит по стеклу и поднимает два пальца. Я киваю и поднимаю большой палец.

— Готова? — спрашиваю.

— Вряд ли.

— Вот и отлично, — улыбаюсь. — Эйлин сейчас отсчитает в наушниках — она по ту сторону стекла.

— Именно так, — подтверждает Эйлин в ушах, и Люси вздрагивает рядом.

Коленом она задевает стол, и я машинально кладу руку ей на бедро, пытаясь успокоить. Лёгкое сжатие, большой палец скользит по мягкой ткани. Люси резко выдыхает, и я отдёргиваю руку, обе ладони прижимаю к столу. Вместе мы уставились на сценарий на мониторе, будто в нём спрятан ответ на всё.

Отличное начало.

— Вперёд, дети, — говорит Эйлин. — Пять, четыре, три, два, один…

В наушниках звучит вступительная мелодия. Я лихорадочно ищу в себе остатки здравого смысла. Никогда не был тем, кто легко допускает прикосновения. И уж точно не начну с Люси. Повторяю про себя как заклинание: «не трогай Люси, не трогай Люси». Плечи расслабляются, я усаживаюсь поудобнее и делаю вид, что не чувствую тепла, идущего от неё. Она вдыхает — резко, нервно — и я стараюсь не обращать внимания.

— Привет, Балтимор. В эфире «Струны сердца» на волне «101.6 ЛАЙТ FM». Я — Эйден Валентайн, и сегодня у меня в студии особенная гостья. Она останется с нами надолго, так что встречайте как следует, ладно?

Я киваю Люси. На экране за её спиной вижу, как лента соцсетей начинает оживать. Линия звонков пока пуста — но это ненадолго.

Уголки её губ приподнимаются.

— Привет, ведущий «Струн сердца», Эйден Валентайн, — она склоняется ближе к микрофону, будто выглядывает из крошечного окошка и шепчет городу в самое ухо. Ряду домиков вдоль булыжников Феллс-Пойнт, домам на холмах за гаванью, краснокирпичным церквям Маленькой Италии, высоткам Харбор Ист — весь город затаивает дыхание. Её улыбка становится шире. — Привет, Балтимор.

Она произносит название города так, как делают только местные: плавно, в два слога. «Балмор».

Я улыбаюсь:

— Хочешь представиться нашим слушателям?

Люси глубоко вдыхает и пожимает плечами.

— Я — Люси, — говорит она, бросая на меня взгляд. В её голосе звучит решимость. — И, возможно, вы сможете помочь мне разобраться с одной проблемой.

Линия звонков вспыхивает, как рождественская гирлянда.

«Струны сердца»

Люси Стоун: «Это… это что, люди звонят?»

Эйден Валентайн: «Угу».

Люси Стоун: «Чтобы поговорить со мной?»

Эйден Валентайн: «Именно».

Люси Стоун: «Ого. Ну что, Балтимор, готовься разочаровываться».

Эйден Валентайн: «Готовься влюбляться, Балтимор».