Любовь на проводе (ЛП)

Глава 22

Люси

Эйден целует меня так, словно сердится.

Ещё мгновение назад он уверял, что должен остановиться, — и вот его губы уже прижаты к моим, а пальцы крепко вплетаются в волосы у основания косы, разворачивая моё лицо так, как ему нужно. Поцелуй резкий, требовательный, почти болезненный… и невыносимо сладкий. Его рот двигается против моего с яростной настойчивостью.

Я едва касаюсь кончиком языка его нижней губы — и он издаёт сдавленный, почти сорванный звук, отрываясь. Глаза крепко зажмурены, щёки и кончики ушей горят.

— Скажи, чтобы я остановился, — выдыхает он, но тут же прикасается губами к уголку моего рта, к линии подбородка.

Его поцелуи становятся короткими, сдержанными, будто он из последних сил удерживает себя, не берёт лишнего.

А я хочу, чтобы он брал. Всё, что я отдаю, — отдаю добровольно. Я хочу, чтобы он забрал это.

— Нет, — отвечаю я, разворачиваясь и вновь находя его губы.

Издаю тихий, умоляющий звук — и Эйден стонет, целуя меня так, будто это самое важное в его жизни.

«Он властен».

Эта мысль проскальзывает в голове, пока его поцелуи становятся всё жёстче, яростнее, отчаяннее. Он держит меня так, словно боится, что я выскользну. Наши подлокотники сталкиваются, кресла скользят по полу. Я впиваюсь пальцами в его толстовку, отвечая на каждый поцелуй с тем же жаром.

— Эйден… — шепчу я, и он издаёт низкий, почти звериный звук.

Его большой палец надавливает на мою челюсть, заставляя приоткрыть губы. Он проникает в мой рот, и моё тело вздрагивает в старом, скрипучем кресле. Я обвиваю его шею обеими руками. Его ладонь скользит по боку и ложится в прогиб поясницы, прижимая меня к себе.

Но сидим мы неудобно, и нарастающее напряжение внизу живота мучительно пусто. Я не могу двигаться так, как хочу, пока он удерживает меня. Раздражённо стону — он отстраняется. Его губы распухли, взгляд затуманен, на лице появляется кривая, дерзкая, почти грешная улыбка.

Вот он. Настоящий.

— Хорошо? — спрашивает он, прекрасно зная, что мне мало.

Я бросаю на него недовольный взгляд, он тихо смеётся и целует кончик моего носа, щёку. Мы уже далеко за гранью «просто посмотрим», но когда он отворачивает мою голову и начинает целовать за ухом, я перестаю думать о правилах и последствиях. В голове остаётся только он — его губы, медленно спускающиеся по моей шее; его ладонь, уверенно надавливающая на поясницу; его грудь, к которой так плотно прижата моя собственная.

— Иди сюда, — бормочет он в ямочку у моего горла, и большой палец проскальзывает под свитер. За ним — вся ладонь: горячая, уверенная, на голой коже.

Я улыбаюсь, целуя его в макушку:

— Куда?

— Сюда, — отвечает он, не отрываясь от линии ключицы.

Тянет меня к себе:

— Вот так.

Я позволяю ему перетащить меня с моего стула к нему, упираюсь коленом в узкий просвет у его бедра. Кресло под нами опасно шатается, и Эйден, откинувшись на потёртую кожу спинки, обхватывает меня одной рукой, удерживая. Я обнимаю его за плечи, целую, но сижу неловко — одной ногой всё ещё на полу, накренившись.

— Приподнимись, Люси, — приказывает он, и по коже у меня пробегает рябь мурашек.

Я мгновенно подчиняюсь, перекидываю вторую ногу через его колени и оказываюсь у него на коленях, словно тёплое одеяло. Он издаёт довольный звук, и жгучая боль между бёдер становится сильнее.

— Вот так, — шепчет он, снова вплетая пальцы в мои волосы.

Что-то во мне распахивается настежь, и меня захлёстывает голод. Я целую его снова и снова, прикусываю кожу под ухом, провожу языком по жёсткой щетине его челюсти, сжимаю его волосы, направляя, как хочу. Я жадная и полностью лишена контроля.

Все случайные взгляды, движения, которые я пыталась игнорировать последние недели, сливаются в поток безрассудных, сладострастных решений.

Эйден позволяет мне всё, лишь нетерпеливо перехватывает, когда я задерживаюсь у его шеи. Я языком обвожу цепочку его кулона, и он рычит, крепче сжимая мои волосы и возвращая мои губы к своим. Я пьянее, чем в ту ночь в баре, — пьяна им и его поцелуями.

Он случайно дёргает за косу, и во мне разливается горячая волна. Я растворяюсь в его руках, руки безвольно ложатся на его плечи.

— Эйден… — выдыхаю я.

В полумраке кабинки его глаза блестят; он чуть наклоняет голову, прикусывая уголок губ, словно в раздумье. Наматывает мою косу на кулак и, когда снова тянет, делает это медленнее, будто спрашивает. Моё тело тут отвечает.

Я втягиваю воздух и, не думая, опускаю бёдра. Это безрассудно, но я слишком натянута, слишком жажду жара, накатывающего волнами.

Между бёдер жарко и больно, я поддаюсь зову, снова качаюсь на нём. Логика и разум — забота завтрашней Люси. Сейчас мне слишком хорошо, чтобы думать об этом.

Эйден закрывает глаза, его ресницы отбрасывают тень на разгорячённые щёки.

— Люси… — выдыхает он.

— Эйден… — отвечаю я, двигаясь вновь.

Я люблю эти мгновения — когда он произносит моё имя, а я его. В каждой интонации — тёплое раздражение и мягкая усмешка. Как припев песни, от которой невозможно избавиться.

Он тихо стонет и останавливает мои движения, ладони крепко охватывают бёдра.

— Нам нужно остановиться, — хрипит он.

Я продолжаю целовать его шею. Я была права — сильнее всего он пахнет здесь: кофе, чистым хлопком и мятной жвачкой.

— Нужно?

Он бормочет невнятно:

— Наверное?.. Да? — но в голосе вопрос.

Я краду ещё один поцелуй в тепле его кожи. Его рука в моих волосах расслабляется, ладонь медленно скользит вниз по спине.

— Пожалуй?..

— Ага, — вздыхаю я.

Если не остановлюсь сейчас, потом будет только сложнее. Его сердце бьётся так же стремительно, как моё.

— Наверное, это должно остаться разовой акцией.

Он усмехается:

— Похоже, это была далеко не разовая акция, Люси.

— Да, гораздо больше, — соглашаюсь я.

— Невероятно, — вздыхает он, снова проводя ладонью по моей спине.

Я позволяю себе разглядеть его: он беспорядочно красив. Волосы взъерошены моими руками, губы распухли, ворот толстовки сполз, обнажая резкую линию ключицы. Я всегда считала его красивым, но сейчас он — воплощённое совершенство. Разбитый, открытый, разорванный на части.

Я вздыхаю. Жаль, что этот поцелуй не заставил меня нравиться ему меньше.

— Почему ты так на меня смотришь? — спрашивает он.

— Как?

Он сглатывает:

— Как будто что-то замышляешь.

— Ничего я не замышляю, — я просто любуюсь своей работой, возможно, в первый и последний раз.

Он прав — это не должно повториться, как бы прекрасно мы не чувствовали себя в объятиях друг друга. Моё увлечение им должно закончиться. Он ясно дал понять, что не может дать мне то, чего я хочу, а я не привыкла кого-то уговаривать. Я поверю его словам. Я не стану просить быть тем, кем он не является.

Я не стану просить, чтобы он захотел меня.

Провожу ладонями по его груди, обводя пальцами буквы на толстовке:

— Всего лишь один раз, — говорю я, хотя сама не уверена в этом.

Жду, что он меня поправит, предложит другое, но он молчит.

— Ага, — соглашается он.

Ладонь на моей пояснице нехотя уходит из-под свитера.

— Ага, — повторяет, прикусывая нижнюю губу, будто от боли.

Я смеюсь. Приятно знать, что ему тоже нелегко. Соскальзываю с его колен, стараясь не замечать, как его член выпирает из брюк, но щёки всё равно заливает жар. Собираю свои вещи. Слышу, как и он делает то же. И странно, но между нами нет ни капли неловкости. Ему легко быть рядом со мной. Он выключает автоматы, прячет зевок в кулак, лениво проводит рукой по волосам, ловя мой взгляд.

— Пошли, — говорит он. — Провожу тебя до машины.

Прогулка к моему «Субару» на другой стороне парковки никогда не казалась мне одновременно такой долгой и такой короткой. Мерцающий красный огонёк на вершине радиовышки в этой поздней тишине придаёт всему почти призрачный оттенок. Над нами раскинулся звёздный плед — здесь, на окраине города, звёзды видны гораздо лучше. Майя бы оценила эту картину.

Мы останавливаемся у машины и смотрим на неё, будто это не та самая верная подруга, на которой я езжу уже почти десять лет, а нечто, упавшее из чёрной дыры.

Мне совсем не хочется, чтобы этот вечер заканчивался.

— Наши слушатели… — начинает Эйден хрипловатым голосом.

Он бросает на меня быстрый взгляд, затем снова смотрит на машину. В стекле мы видим свои расплывчатые, волнистые отражения — тёмные головы склонились близко друг к другу, его плечо касается моего.

Он выдыхает:

— Наверное, им будет интересно услышать и про твои свидания. Если, конечно, ты не против.

И как будто последних двадцати минут не было вовсе. Хотя, пожалуй, именно этого я и хотела, в груди что-то сжимается. Напоминание о сегодняшнем эфире — последнее, что мне нужно. Не после того поцелуя, который он мне только что подарил.

— Да, — соглашаюсь я, неловко поправляя волосы. — Могу рассказать все самые сочные подробности.

Эйден недовольно морщится в отражении.

Я уже тянусь открыть дверь машины, но он перехватывает мою руку. Ключи больно впиваются в пальцы.

— Люси… — произносит он тихо, словно обвивает моё имя тонкой, хрупкой нитью. — Я не знаю, что сказать.

Я не виню его за это чувство — словно я досталась ему в качестве утешительного приза. Он всегда был предельно честен, а я… я устала. По многим причинам.

Разум и сердце у меня никогда не говорили на одном языке, но сейчас они, кажется, особенно далеки друг от друга.

Я улыбаюсь ему, стараясь запомнить, как он выглядит с отпечатками моих поцелуев на губах. Поднимаюсь на цыпочки и оставляю ещё один — лёгкий, на щеке, сжимая его пальцы своими.

— Думаю, тебе стоит просто сказать: «Спокойной ночи».

Когда я тихо захожу в квартиру, Матео уже сидит на диване с книгой в руках, а на столике рядом стоит пустая чашка из-под чая. Его появление для меня неожиданно, и ключи выскальзывают из ладони, гулко разлетаясь по полу.

Наклоняясь, чтобы их собрать, я почти физически ощущаю, как на моём лбу загорается неоновая вывеска:

«Я ЦЕЛОВАЛАСЬ С ЭЙДЕНОМ ПОСЛЕ ПРЯМОГО ЭФИРА».

Чуть мельче, ниже:

«И МНЕ ЭТО ОЧЕНЬ ПОНРАВИЛОСЬ».

А в самом низу, мелким шрифтом:

«НО, ПОХОЖЕ, ЭТО НЕ СТОИТ ПОВТОРЯТЬ».

— Не хотел пугать, — говорит Матео, когда я выпрямляюсь.

Он откладывает книгу.

— Майя хотела переночевать здесь.

Я хмурюсь и перевожу взгляд на лестницу.

— Всё в порядке?

Он кивает:

— Да. Грейсон устроила художественный марафон и она сказала, что запах краски вызывает у неё головную боль. — Он зевает. — Но, между нами говоря, думаю, ей просто не хватает тебя. Поймал её на том, что она упорно боролась со сном, читая книги.

В груди что-то болезненно сжимается. Я слишком часто пропадаю на станции, слишком много времени меня не бывает дома.

— Спасибо, что привёл её.

— Конечно, — он подходит ближе и берёт меня за руку.

Его взгляд полон понимания.

— И не начинай, ладно? Ты заслуживаешь время для себя.

Я стягиваю шарф с шеи.

— Но если Майе нужна я…

«…она нуждалась во мне, пока я целовалась в радиобудке, играла в ски-бол и позволяла красивым парням в барах хлопать меня по спине в знак поддержки…»

Он качает головой:

— Ей нужно было твоё присутствие. А ты все эти двенадцать лет безупречно справлялась с её потребностями. Теперь пора позаботиться о себе.

Он слегка склоняет голову, и я вынуждена встретить его тёплый, карий взгляд. Грейсон называет его «виски со льдом» — и, пожалуй, это очень точное определение.

— Майе важно видеть, что мама умеет ставить своё счастье на первое место. Чтобы и она могла научиться так делать.

— Это… — я на мгновение запинаюсь, стараясь не выдать дрожи в голосе, — очень красиво сказано, Тео.

— И это правда, — он пожимает плечами и снова берёт книгу. — Я слушал шоу сегодня. Ты звучала счастливо.

Я тут же вспоминаю, как Эйден заплетал мои волосы в косу, как в голосе звучал хрип, когда он тянул меня к себе, скрип стула и ту улыбку в полумраке экрана.

Я сжимаю губы, прислушиваясь к тёплому чувству, что разливается под кожей.

— Я счастлива, — произношу медленно, боясь, что если скажу громче — оно исчезнет. — Думаю, шоу идёт мне на пользу.

Матео тихо соглашается, сдерживая улыбку.

Я прищуриваюсь:

— Грейсон, случайно, не рассказывал, что застал меня с Эйденом в гостиной?

— Конечно, — он снова зевает, но улыбается. — Но как твой любимый наблюдатель, я не собираюсь лезть в чужую личную жизнь.

— Спасибо.

— Это забота моей второй половины. Уверен, как только этот этап в жизни закончится, он задаст тебе десять тысяч вопросов. И нашей неугомонной дочери, которая изо всех сил старалась не уснуть, чтобы допросить тебя самой.

Я смеюсь, и он с тихим вздохом поднимается.

— Мне пора. Нужно тебе что-нибудь перед уходом?

Я качаю головой и провожаю его к задней двери. Прислоняюсь к косяку и наблюдаю, как он выходит во двор, проходит сквозь ржавые ворота, которые нам давно пора починить, и поднимается по лестнице к их маленькому крыльцу. Он машет мне из кухни, и я гашу свет.

Дом наполняется сонной тишиной, когда я поднимаюсь наверх. Звуки складываются в привычную симфонию — мелодию, слова которой я знаю наизусть: скрип половиц, скрип двери старого шкафа в конце коридора, включившегося отопления, тёплый воздух, поднимающийся по древним вентиляционным шахтам, и ветер, играющий с витражным окном над дверью.

Я заглядываю в комнату Майи и невольно улыбаюсь: её маленькое, но быстро растущее тело запуталось в простынях, рука заброшена поверх одеяла.

Так она спит с двух лет, когда я почти перестала спать вообще.

Я выключаю гирлянду на потолке, и Майя, не просыпаясь, сворачивается клубком под одеялом.

— Мама? — сонно зовёт она.

Мне кажется, я буду слышать этот голос в памяти вечно, тысячи раз во тьме. Майя тогда и Майя сейчас.

— Это я, — тихо отвечаю, садясь на край кровати и гладя её по ноге. — Хотела переночевать здесь?

— Папа рисует, — бормочет она в подушку, не открывая глаз. — Слишком много Fleetwood Mac⁶⁰. И я хотела узнать, как прошло шоу.

— Ты чересчур следишь за моей личной жизнью, — шепчу я.

— Я же главный кукловод, — сонно отвечает она, слова слегка путаются. — Очевидно, что мне интересно.

— Да, пожалуй, ты права, — смеюсь я. — Шоу было хорошим.

А что было потом — ещё лучше, но это не тема для разговора с дочерью.

Майя издаёт нечленораздельный звук, и я улыбаюсь.

— Признаю: мне действительно весело.

— Видишь? — ворчит она, ещё глубже укутываясь в одеяло. — Я гений.

— Ты и правда гений, детка.

Я беру книгу рядом с ней, отмечаю страницу и кладу на тумбочку.

— Эйден, наверное, счастлив, — сонно бормочет она.

— Почему счастлив, милая?

— Из-за твоих свиданиях, — тихо говорит она. — Я слышала тебя сегодня. Думаю, он рад, что ему больше не придётся тебя ни с кем сводить.

— Правда? А почему? — я перебираю её волосы, распутывая длинные пряди на подушке. — Думаешь, он устал от меня?

— Нет, — сонно возражает она. — Он тебя любит.

— Конечно, любит. Я же говорю — я обаятельная.

— Нет, мама. Он именно любит.

— Именно любит, да?

— Мм-хм. Интернет говорит.

Майя всегда много говорила во сне, когда была маленькой. Просыпалась и рассказывала, как синие гремлины строят колонию в дуршлаге под раковиной, а совы-люди живут в душе. Сейчас её сонные разговоры звучат примерно так же.

— Интернет говорит?

— Ага. Огромный, бескрайний мир, мам, — зевает так широко, что в конце смешно пищит. — Все… ну, все считают, что вы классные. Наверное, прямо сейчас обсуждают.

— Сейчас никто ничего не обсуждает, — улыбаюсь, закручивая на пальце её кудряшки. — Все спят. И тебе следует тоже. Отдыхай. Утром сможешь устроить допрос.

Она что-то бормочет про чернику, творог и прогнозируемую продолжительность жизни гиббонов, а я выскальзываю из её комнаты и иду к себе. Тело устало, но мысли носятся, словно соревнуясь друг с другом.

Я знаю, что у «Струн сердца» были трудности. Да, с моим приходом рейтинги подросли, но Мэгги хочет большего. Поступок Эйдена кажется… резким, не в его духе. Но он ведь не мог поцеловать меня ради шоу?

Месяц назад я, наверное, ещё терзала бы себя этой мыслью. Но с тех пор, как я оказалась в «Струнах», успела кое-чему научиться — в том числе стоять на своём.

Достаю телефон, набираю номер, который уже помню наизусть, и жму «отправить», пока не передумала.

Люси: «Ты в курсе, что интернет говорит о нас?»

Швыряю телефон на край кровати и переодеваюсь в растянутую футболку и короткие чёрные шорты с дыркой на бедре.

Телефон вибрирует, но я нарочно сначала умываюсь и чищу зубы.

Эйден: «О каких „нас“ идёт речь?»

Закатываю глаза.

Люси: «О тебе и обо мне. Эйден Валентайн и Люси Стоун».

Эйден: «Да, в курсе. А что? Ты что-то видела?»

Нет. Честно говоря, я слишком боюсь открывать соцсети. Сейчас моё кредо — сладкое неведение. Постукиваю ногтем по экрану.

Люси: «И что они говорят?»

Эйден: «Всякое».

Господи. Он как будто нарочно тянет, чтобы меня довести. Два шага вперёд — и прыжок назад в заросли эмоциональной пустыни.

Люси: «Например?»

Эйден: «Люси».

Люси: «Эйден».

Эйден: «Лучше задай вопрос, который на самом деле хочешь задать».

Вздыхаю и устраиваюсь на кровати.

Люси: «Майя кое-что сказала».

Эйден: «Не про утерянный древний артефакт?»

Люси: «Знала, что тебе понравится история про Индиану Джонса».

Эйден: «Разумеется».

Эйден: «Что она сказала?»

Прикусываю губу, колеблясь. Глупо же…

Эйден: «Люси, я весь внимание».

Выдыхаю и печатаю:

Люси: «Почему ты поцеловал меня сегодня?»

Телефон мгновенно оживает. Я почти бросаю его на другой конец комнаты и зарываюсь с головой под подушку. Но «новая» Люси не сбегает от неудобных разговоров.

Мотаю головой, отвечаю:

— Алло?

— Ты хочешь сказать, — вместо приветствия произносит он, — что я готов торговать собой ради рейтингов?

— Нет, — выдыхаю, падая на спину и закидывая руку на глаза.

— Похоже на то.

— Да нет же… Просто… Я не думала, что люди будут так нас обсуждать.

— Не придавай этому слишком большого значения, — слышу в трубке шелест ткани.

Представляю его в постели: одна рука за головой, другая держит телефон у уха. Интересно, он спит с цепочкой на шее?

— Люди любят придумывать истории. Когда я только пришёл, полгода ходили слухи, что у меня с Джексоном тайный роман.

— А у вас был?

— Нет. Он не в моём вкусе. — Ещё один шорох простыней. — Мне больше нравятся длинноногие брюнетки, которые воруют мой кофе.

Я кусаю губу, стараясь не улыбаться:

— Эйден.

— Люси, — протягивает он, явно дразня.

Я должна бы его одёрнуть… но не хочу. С его вниманием мне тепло и легко.

— Значит, тот поцелуй не был частью плана удержать зрителей?

— Сложно было бы такое провернуть, ведь слушатели всё равно о нём не узнают, — его голос становится ближе, чуть более хриплым. — Это было для нас. Только для нас.

— Хорошо.

— Да, — тихо отвечает он. — Хорошо.

Мы на секунду замираем. Я почти вижу, как он лежит рядом, его ладонь на моём бедре, ноги переплетены с моими.

— Видимо, я поцеловал тебя не так уж хорошо, — ворчит он, — раз ты задаёшь такой вопрос.

— Ну… было нормально.

— Нормально?

— Профессионально, скажем так.

— О, отлично, гораздо лучше, — фыркает он.

Я улыбаюсь потолку.

— Я поцеловал тебя, потому что хотел. Уже давно хочу. И, наверное, устал делать вид, что не хочу. Моя… назовём это симпатия… никуда не денется. Хотелось бы, чтобы всё было проще, но… нет. Это то, что я должен был сказать у машины, но мозг остался в студии.

— У меня так же, — тихо признаюсь. — Про симпатию. И всё остальное.

— Ну, тогда всё ясно, — выдыхает он. — Пора переходить к более важным темам.

— Например?

— Что на тебе надето?

Щёки сразу же пылают, я зарываюсь лицом в подушку, смеясь:

— Эйден.

— Что? Абсолютно платонический вопрос.

— Правда? Ты у Джексона такое спрашиваешь?

— Постоянно. Мы координируем образы.

— Ладно, тогда придётся ответить.

— Конечно. Было бы невежливо скрывать.

Смотрю на свою старую, выцветшую футболку, в которой проходила девять месяцев беременности, и никак не выброшу.

— Я жду, — подаёт он голос.

— Оверсайз-футболка «Рэйвенс» девяносто седьмого года и велосипедки, — понижаю голос, как он в эфире. — На шортах дырка на бедре.

Он тихо стонет:

— Носки?

— Ага, — улыбаюсь. — Вязаные, в косичку.

Его довольный вздох разливает по мне тепло, словно золотом окатывает. Хочется спросить, что на нём, услышать, как меняется его дыхание… Но, наверное, это будет шаг не туда. Мы и так идём по тонкому льду.

— Пожалуй, пора завершать разговор, — шепчу.

— Да… наверное, пора, — в его голосе слышится тень сомнения.

Мы зависаем в этой зыбкой паузе между «больше» и «может быть».

— Спокойной ночи, Люси.

— Спокойной ночи, Эйден.

А ночью мне снится его смех, кофе в жестяных банках из-под печенья, его голос у моего уха и тёплые руки на моих бёдрах.

«Струны сердца»

Комментарий от пользователя @ЗдесьЕстьКтоТоКромеПредателей: «Это только мне кажется, или сегодня шоу закончилось на пару минут раньше обычного?»

Комментарий от пользователя @БейсбольнаяМагия: «Оно и началось позже».