Эйден
Я стою перед радиостанцией с кружкой кофе и наблюдаю, как Джексон с героическим упорством пытается выбраться через окно своей машины. Розовый «Жук» припаркован так близко к его «Хонде», что открыть дверь просто невозможно.
Похоже, единственный логичный выход, который он видит, — пролезть через окно.
— Джексон, ты там живой?
Он корячится, скидывает сумку через голову, и она с глухим стуком падает к моим ногам. Очки съехали на самый кончик носа, на лице — мученическое выражение.
— Я пытаюсь выбраться из машины, — бурчит он.
Я делаю глоток кофе.
— Вот как это называется?
— Да! — огрызается он, стукнув локтем по зеркалу. — Было бы проще, если бы Делайла Стюарт умела парковаться.
— Кто такая Делайла Стюарт?
— Журналистка с местного телеканала.
— Ах да. Синоптик, — щёлкаю пальцами.
— Вихрь разрушения, — сквозь зубы шипит он, продолжая извиваться.
Коленом он нажимает на клаксон. Мы оба вздрагиваем.
— Ей плевать на погоду, и она вечно заезжает за линию.
Я кидаю взгляд на асфальт. Розовый «Жук» действительно стоит через полосу — криво, как будто парковалась на автопилоте. Задние окна до сих пор открыты.
— Тут что, других мест не нашлось? — окидываю взглядом общую парковку, которую делим с телестудией через дорогу. — Вон там штук семь свободных. И ни одного розового «Жука».
Джексон замирает и смотрит на меня, будто я только что оскорбил его предков. Сложно воспринимать его серьёзно, когда одна нога всё ещё болтается из окна.
— Это моё место.
— Разве?
— Я здесь каждый день паркуюсь. Уже годами!
Наконец, пыхтя, он выбирается, сгибается пополам, упирается ладонями в колени, переводит дыхание, потом выпрямляется. Светло-русые волосы взъерошены, как будто он проспал все тревожные будильники подряд.
Вот ради таких представлений и стоит приходить пораньше.
— Она обязана уважать разметку! — он указывает за спину. — Для этого её и рисуют!
— Разметку?
— Да! Парковочную! — он снова тычет пальцем. — Кто-то должен её вразумить. Нельзя же всю жизнь порхать и парковаться, где вздумается! Это…
— …линии. Я понял. Успокойся, дружище.
Он что-то бурчит себе под нос.
— Что-что?
Джексон хватает сумку, закидывает на плечо.
— Я говорю, раньше мне нравилось, когда раздражался ты.
— Не льсти себе, — хлопаю его по плечу и направляю к входу на станцию. — Я и сейчас раздражённый.
Особенно сегодня. Мэгги позвонила в девять утра, когда я ещё лицом в подушке, и заорала про неотложный программный кризис. Сколько веду шоу, а кризисов у «Струн сердца» не припомню — разве что тот случай с рекламой хот-догов, которую сняли с эфира, потому что один тип по имени Уинстон слишком уж восторженно рассказывал про свои сосиски.
— В последнее время ты стал поспокойнее, — замечает Джексон.
— В чём?
— В своём ворчании, — пожимает плечами. — На этой неделе ты в студии даже выглядел… счастливым.
Я чешу затылок, будто всерьёз задумываюсь. Хотя точно знаю, когда это было. Когда в эфир позвонила девочка и сказала, что верит в магию. И на пару мгновений мне тоже показалось, что я способен поверить.
— Та, что искала парня для своей мамы? — приподнимает бровь Джексон. — Ты тогда улыбался. Я уж подумал, у тебя инсульт.
— Я умею улыбаться.
— Но не так.
— Неважно, — отмахиваюсь. — Всё быстро прошло. Особенно после того, как Шэрон с Федерэл-Хилл пожаловалась, что муж не заметил её новую стрижку. А когда я спросил, замечает ли она что-то в нём, она ответила, что замечает только день, когда его зарплата падает на общий счёт. Вот тебе и романтика. Пшик — и нет её.
— А ты знаешь, зачем нас собирает Мэгги?
Джексон поправляет воротник. Его вечный зимний шарф всё ещё свисает из окна «Хонды», как забытое знамя недавней битвы.
— Понятия не имею. Но голос у неё был... вдохновлённый.
— Вдохновлённый, навязчивый — разница не велика, — делаю глоток кофе. — По громкости она не уступает Одноусому звонарю12.
— Это кто?
— Самая громкая птица на планете. Кричит, как человек. Очень похоже на Мэгги в трубке в девять утра.
— Похоже, да, — соглашается он.
Я хватаю печенье и макаю в кофе, закидывая целиком в рот. Господи, как же я люблю «Бергер»13. Этот шоколад. Это песочное тесто. В такие моменты даже злиться ни на что не хочется.
Джексон тянется за печеньем — я мгновенно придвигаю коробку к себе.
— Эй! Делись!
Я отворачиваюсь.
— Нет. Мне нужнее.
— Почему это?
— Ты же видел, как я корячился в машине!
— Никто тебя не заставлял.
Я снова хрущу печеньем. Это единственное, что радует сегодня. И я его не отдам.
— Мог бы припарковаться в другом месте, — бормочу, роняя крошки на рубашку.
— Но я всегда паркуюсь там.
— Иногда полезно нарушать привычки, Джекки.
— Вот сейчас бы нарушить привычку и съесть печенье, — он бьёт меня кулаком в бок и выхватывает коробку.
Я сгибаюсь пополам, расплёскиваю кофе себе на грудь, а он уже вгрызается в остатки печенья, как варвар.
Я таращу на него глаза:
— Это обязательно было?
— Сам виноват, — отвечает он с набитыми щеками. — Не делился.
— Потому что ты засра…
— Дети! — раздаётся голос с порога.
Мэгги, наша управляющая и хозяйка всех зарплат, появляется в дверях, одной безупречно ухоженной рукой опираясь на косяк. Её карие глаза скользят от Джексона, доедающего печенье, до меня, прижимающего промокшую кофейную рубашку к груди.
— Если вы закончили свой цирк, прошу в мой кабинет.
И исчезает, даже не сомневаясь, что мы пойдём следом.
Я хватаю бумажные полотенца из старого диспенсера и промакиваю рубашку.
— Может, она сжалится и наконец прикончит наше шоу, — бормочу.
Моя рубашка уже впитала больше кофеина, чем я сам.
Джексон с размаху швыряет пустую коробку из-под печенья в мусорку:
— Может, она хочет отправить тебя в какой-нибудь элитный лагерь для радиоведущих. Знаешь, где тимбилдинг, упражнения на сплочение, весёлые знакомства… Всё, что ты так обожаешь.
Я замираю.
— Она бы не посмела.
— Почему нет? Заслужил. Клянусь, ты эмоционально откатился до уровня старшеклассника.
— Я бы на месте школьников обиделся, — бурчу.
Мэгги уже ждёт нас в своём крошечном, но идеально организованном кабинете. Руки сложены на столе, на лице — выжидающее выражение. Аудиоинженер Эйлин сидит в углу с планшетом; наушники болтаются на шее. Косы у неё окрашены в разные оттенки голубого и собраны в пучок на макушке.
— Хьюи придёт? — спрашивает Джексон, усаживаясь напротив Эйлин и обнимая подушку в форме сердца, будто выиграл главный приз на шоколадной лотерее.
— Должен подойти с минуты на минуту, — отвечает Мэгги, не сводя с меня взгляда.
О, чёрт. Я опять забыл про Хьюи. Я вечно про него забываю. Иногда даже в эфире — и вдруг он появляется за стеклом с сэндвичем в руках. Без понятия, кем он официально числится на станции. Стажёр? Или уже кто-то повыше? Но уточнять у Мэгги сейчас — точно не вариант. Не с тем взглядом, который она мне кидает.
— Садись, — указывает она на стул прямо перед собой.
Расстояние до её рук кажется угрожающе коротким.
— А зачем? — тут же напрягаюсь.
Если она собирается отправить меня на «профессиональное развитие», мне конец. Тимбилдинг — моя персональная форма ада.
Она улыбается так, словно чувствует мой страх.
— Потому что все остальные уже сидят, Эйден. Не выдумывай.
Я опускаюсь на стул. Она даже не моргает.
— Ты меня пугаешь, — шепчу.
— Понятия не имею, почему. Я совершенно нормальна.
Нормальна. Как ураган, завернутый в безупречный брючный костюм. Волосы уложены до совершенства, в глазах — острый ум и железная решимость. Если Мэгги когда-нибудь взорвётся, от неё останется только пыль… и куча уволенных сотрудников.
— Я не хотел, — бормочу. — Я не всерьёз сказал, что ты звучишь как Одноусый звонарь.
У Джексона вырывается хохот, который он безуспешно пытается замаскировать под кашель. У Эйлин в углу подрагивают губы.
— Как кто? — хмурится Мэгги.
— Забудь. Лучше скажи, в чём срочность?
Эйлин с усталым вздохом убирает планшет в сумку. Одна из её голубых кос свисает на лицо, она откидывает её за ухо.
— Кто-то снова запустил рекламу с сосисками по кругу?
— Нет. Никто ничего не запускал. Это вообще-то был единичный случай — и по ошибке, — строго отвечает Мэгги.
Джексон снова давится смехом, но она не обращает на него внимания.
— Кто-нибудь из вас сегодня заходил в соцсети шоу?
— Я стараюсь не заходить, — бурчит Эйлин. — С тех пор как один псих заспамил наш аккаунт сорока семью тысячами фотографий своих ног.
— Боже, Эл, — Джексон швыряет в неё подушку. — Я уже и забыл про него.
— А я — нет. Это теперь часть моего мозга. Я вижу эти ноги во сне. Я выставлю счёт на терапию.
Меня передёргивает. Тот тип и правда был жуткий.
— Так в чём дело? Опять фотки ног?
Мэгги с усилием массирует виски.
— Ни ног, ни сосисок. И если вы, болваны, на секунду заткнётесь, я вам всё объясню. Мы…
В этот момент влетает Хьюи:
— МЫ СТАЛИ ВИРУСНЫМИ, ДЕТКА! — и кидает в воздух пригоршню конфетти. — «101.6 ЛАЙТ FM» возвращается!
Мэгги вскакивает и с хлопком даёт ему «пять», пока цветные бумажки медленно оседают на пол. Я смотрю на них в полном недоумении. Очки Джексона усыпаны блёстками. Эйлин выглядит так, будто не знает — бежать или остаться.
Я стряхиваю конфетти с рукава:
— Возвращается откуда?
— Из той бездны, в которую ты нас затащил, — процедила Мэгги.
Вся доброжелательность с лица сдуло, осталась только усталость и раздражение.
— Я не знаю, что с тобой произошло, но ты стал просто кошмаром в эфире. Я даже подумывала переименовать «Струны сердца» в «Гостиницу разбитых надежд».
— Ну я ведь исправился, правда? — поднимаю руки. — Джексон даже прочёл мне мотивационную речь. Я старался!
Она шумно выдыхает и опускается в кресло. По её плечам рассыпаются блёстки — сердитая фея с признаками выгорания.
— Да, немного исправился, — признаёт она нехотя.
Разблокировав телефон, скользит пальцем по экрану.
— И, в конце концов, не ты виноват в тех звонках, что мы получаем.
— Вот! Я же говорил!
— Неважно, кто виноват, — она продолжает листать, — это как раз то самое внимание, которое нам необходимо.
Джексон подаётся вперёд, пытаясь разглядеть экран:
— Шоу стало вирусным?
Мэгги бросает на меня короткий взгляд, затем снова утыкается в телефон.
— Один фрагмент шоу стал вирусным.
Не нравится мне её осторожная формулировка. И уж точно не нравится выражение на её лице. Я прикрываю челюсть рукой и жалею, что не оставил себе печенье для моральной поддержки. Что-то подсказывает: без него сегодня будет тяжело.
— Какой именно фрагмент… Оу, — Джексон склоняется ближе, поправляет очки и медленно улыбается. — Оу.
Мне срочно нужно два печенья.
Я поёживаюсь. Телефон остался в машине, а на меня теперь смотрят все — с разной степенью веселья.
— Это когда я швырнул кружку? Я не ругался, между прочим. Или кто-то снова сделал ремикс под Селин Дион14?
Тишина.
— Ну пожалуйста, кто-нибудь мне объяснит?
— Не про кружку, хотя это было эффектно, — Мэгги протягивает мне телефон. — Это твой разговор с той девочкой. С её мамой.
Люси. Имя всплывает само. Люси и её голос с оттенком мёда.
Я до сих пор слышу отголоски её смеха — спустя семь дней. Пожалуй, дело в недосыпе… и в том, что с тех пор не было ни одного звонка, хотя бы отдалённо похожего. Ни одного — такого настоящего.
Мне хватает двух свайпов, чтобы понять — вирусный тут мягко сказано.
Ссылки идут одна за другой, логотип «Струн сердца» мерцает красным на каждой.
Я жму на одну аудиозапись и внутренне сжимаюсь от собственного голоса:
«Это нормально. Ты не обязана делать то, чего не хочешь».
«Нет, ты не понял. Я не хочу пробовать. Я всё время что-то пробую. Каждый день. И устаю от этого. Почему хотя бы здесь всё не может просто… случиться? Без усилий? Почему я должна думать, что сказать, как себя вести… держать заготовки для разговора в заметках на телефоне на случай ужина в ресторане, который мне даже не нравится? Я хочу почувствовать. Если встречаю кого-то — я хочу искру. Ту самую. Хочу смеяться по-настоящему. Хочу мурашек. Хочу гадать, о чём он думает, и надеяться, что, может быть… обо мне. Я хочу… хочу магии».
Под роликом — подпись:
«Самая честная вещь, что я когда-либо слышал».
Количество прослушиваний — 6,3 миллиона.
— Ни хрена себе, — шепчу.
— Ни хрена себе! — вторит Хьюи с восторгом и устраивает ещё один салют из конфетти.
Я листаю комментарии. Блёстки скользят за воротник худи.
«ВЕРНИТЕ МАГИЮ. Эта женщина знает, о чём говорит».
«Она обязана найти СВОЕГО. Ну правда же? Я умираю. Она заслуживает всего на свете».
«Люси звучит горячо. А она горячая?»
«Это чертовски романтично».
«Где оставить заявку? Они вообще принимают заявки?»
«Боже, кажется, я снова поверил в любовь».
Их тысячи. И это не только Балтимор. Люди со всего мира пишут о нашем разговоре.
Комментарии о любви, о том, какой она должна быть. Споры о суровой правде свиданий. Пожелания счастья Люси и её дочке. Вопросы — найдёт ли она свою пару? А ещё больше людей уверены: это они — её идеальный выбор.
Я сглатываю ком в горле и протягиваю Мэгги её телефон. Ладони мокрые, между лопатками зудит. Мысли сбиваются в клубок, и ни за одну не удаётся зацепиться.
— Это же хорошо, да? — тру ладони о джинсы. — То, чего мы хотели?
Мэгги кивает, но смотрит с лёгким упрёком.
— Это отлично. Именно ради этого я и наняла тебя шесть лет назад. Нам нужно больше таких моментов.
— Ладно, — киваю. Сердце бьётся где-то в горле. — Я справлюсь.
Наверное. Возможно. Хотя в звонке Люси не было ничего, что можно назвать программной стратегией. Но вдруг у меня получится повторить это? Может, стоит тщательнее отбирать звонки. Или придумать новые вопросы для эфира. Если появится поток новых слушателей, мы сможем сделать шоу более интерактивным.
— Ты справишься, — говорит Мэгги. — Даже не сомневаюсь.
— Угу.
— Думаю, тебе будет проще, когда Люси сядет с тобой в студии.
Я замираю.
— Что?
Вижу, как взгляды всех в комнате мечутся от Мэгги ко мне и обратно — как напряжённый матч в теннис. Самая стрессовая партия, какую только видел офис «101.6 ЛАЙТ FM».
Мэгги откидывается на спинку стула, ухмыляется:
— Думаю, тебе будет проще, — повторяет она, тщательно выговаривая каждое слово. — Когда Люси присоединится к тебе… в студии.
— Я слышал, что ты сказала, просто…
— Что именно вызывает у тебя проблему?
Чешу бровь. Всё? Всё вызывает у меня проблему, и я сам не понимаю, почему.
— Я просто… — начинаю, потом замолкаю. Проглатываю слюну. Дважды. — А как…
— Я позвонила ей вчера. Спросила, не хочет ли она присоединиться к шоу. После того эфира наши прослушивания взлетели в космос, — она показывает экран телефона. — Почти все комментарии о том, чтобы она нашла своё счастье. И я намерена, чтобы «Струны сердца» помогли ей в этом.
— И как, прости, «Струны сердца» могут ей помочь?
Мэгги смотрит на меня так, будто я стукнулся головой. Джексон кашляет в кулак. Эйлин уткнулась в телефон, будто нас и не существует. Понятия не имею, чем занят Хьюи за моей спиной.
— Напомни, ты не ведущий романтического радиошоу? Ты не считаешь, что способен помочь одной женщине найти любовь?
— Типа… — ладони снова вспотели. — Типа… «Холостячки», только в радио-формате?
— Абсолютно точно.
Ответ «нет» уже вертится на языке. Не потому, что я против Люси в студии. А потому что это всё кажется… неправильным. Не тем, чего она на самом деле хочет. Она ведь сказала — ждёт магии. Хочет, чтобы любовь сама её нашла. А где ты найдёшь волшебство в шоу, где свидания подаются, как закуски в счастливый час в «Эпплбиз»15?
Я прочищаю горло, сдвигаюсь в кресле. Лёд под ногами предательски тонок. Малейшее несогласие — и Мэгги без колебаний вонзит каблук мне в зад.
— А она согласилась?
— Кто?
— Люси, — уточняю терпеливо, собирая остатки самообладания в кулак. — Женщина, которую ты собираешься использовать для повышения вовлечённости аудитории.
Хьюи тихо свистит сквозь зубы. Эйлин съёживается. Джексон выглядит так, будто сейчас выпрыгнет в окно.
Но Мэгги не бросается с кулаками. Она просто смотрит на меня, прищурившись… а потом улыбается.
Та самая женщина, которая однажды швырнула в меня апельсин за то, что я назвал её ручку «убийцей вдохновения», сейчас улыбается во весь рот — с изрядной долей злорадства.
— Чёрт, — шепчу. — Ты меня пугаешь.
Она смеётся:
— Я знаю.
Я незаметно отодвигаюсь от её стола:
— И зачем ты так на меня смотришь?
— Потому что у тебя внутри мягкое, трепетное сердечко, ты мрачный осёл.
— Ни черта у меня нет.
— Есть, — кивает она.
— Нет, — фыркаю. — Я просто не хочу втягивать в сомнительное шоу женщину против её воли. Это, чёрт побери, базовый уровень порядочности.
Мэгги закатывает глаза:
— Записала. Насильно никого не тащим.
Она наблюдает, как я ёрзаю в кресле, будто под микроскопом.
— Вообще-то мило, что ты так беспокоишься о Люси.
— Я не…
— Ты заботишься.
— Я не…
— Ты не хочешь, чтобы я её использовала.
— Конечно, не хочу! — восклицаю. — Я, между прочим, и не хочу, чтобы ты переехала выводок щенков. Это же не значит, что я немедленно побегу и заведу собаку.
Джексон выпрямляется:
— Слушай, а собака тебе реально не помешала бы, чувак.
Я его игнорирую.
— Какая у тебя вообще цель, Мэгги?
— Ты говоришь, будто я злодей из Бондианы16, — фыркает она.
Я смотрю на неё в упор.
Она театрально вскидывает руки:
— Я просто пытаюсь использовать момент, дурак ты несчастный. Перевести весь этот ажиотаж в программный успех. Ты, может, не заметил, но наши цифры давно идут вниз. «Орион» снова дышит мне в спину с предложением продать станцию, и я не уверена, сколько ещё смогу тянуть.
Речь о медиа-гиганте, который вот уже полгода пытается нас проглотить. Все мы хотим остаться локальными. Но почва под ногами стремительно тает.
— Это шанс спасти и шоу, и станцию. А заодно — сохранить работу всем в этой комнате, — она обводит нас пальцем.
Вот зачем нас собрали. Классика от Мэгги — шантаж с душой и кукловодство в одном флаконе.
— Я никого не принуждаю. Просто спросила Люси, не хочет ли она выйти в эфир и обсудить всё, что поднялось после звонка. Надеюсь, это вовлечёт людей — и они останутся с нами.
То есть, вежливо обёрнутое: «Мы делаем радио-версию „Холостячки“». Ладно.
— И что она сказала?
— Что подумает.
Я выдыхаю.
Прекрасно. Подумать — значит, она сомневается. А если шоу действительно выйдет, я хочу быть уверен, что она согласилась по своей воле. Не как в первый раз, когда её затащила Майя, даже с лучшими намерениями. Второго такого не будет.
— Но я уверена, что она согласится, — добавляет Мэгги.
— С чего вдруг?
Я мечтаю о съеденном печенье. О сухой футболке. О волосах без конфетти. О тишине своей звуконепроницаемой кабинки. А до полудня ещё час.
— Ты должен был уже выучить это, Эйден, — ухмыляется Мэгги. — Я всегда получаю, чего хочу.
«Струны сердца»
Звонящий: «Я просто говорю, что подхожу идеально — вот и всё».
Эйден Валентайн: «Для чего, прости?»
Звонящий: «Ну… чтобы встречаться с Люси».
Эйден Валентайн: «Ты и весь остальной Балтимор».
[Глубокий вздох].
Звонящий: «Да она же по телефону звучала так горячо, ты понимаешь?»
Эйден Валентайн: «Это не объясняет, почему ты решил, что подходишь».
Звонящий: «Некоторые женщины говорят, что у меня магический чле…»
[Гудки].