Любовь на проводе (ЛП)

Глава 29

Люси

Я напеваю себе под нос, разбирая посуду после ужина. Майя где-то за спиной ищет кроссовки, которые бросила вчера после школы. Окно приоткрыто, печенье, которое мы испекли после уроков, ещё тёплое. А под рёбрами расправляется чувство, растущее с каждым вдохом. Как будто я плыву по облакам. Как крепкие объятия на грани удушения.

Как толстовка с лёгким запахом зимней мяты на плечах. Как бедро, прижатое к моему.

— Я гений, — заявляет Майя, едва я выключаю воду.

Лицо самодовольное, с тенью насмешки. В этот момент она так похожа на Грейсона, что я едва удерживаюсь, чтобы не сказать вслух. Двенадцатилетние, как выяснилось, терпеть не могут, когда их сравнивают с родителями, как бы очевидно ни было это сходство.

Я вытираю руки.

— Да, — соглашаюсь, и её улыбка растягивается, становясь зубастой и чуть кривой — проблеск детства, из которого она так стремительно вырастает. Я улыбаюсь в ответ. — Хочешь уточнить?

Майя крутит пальцем у моего лица, ткнув в уголок губ.

— Вот это, — говорит она.

— Что? — смеюсь я, отмахиваясь.

— И ещё вот это, — добавляет, тыкая в грудь, прямо туда, где живёт это тёплое, шипучее чувство. — Я ожидала, что мой план сработает, но, кажется, превзошла саму себя.

Её план. Передача. Манипуляция моей личной жизнью.

— И чего же ты хотела добиться?

— Пару свиданий, — пожимает плечами, натягивая потрёпанные конверсы с загнутыми назад пятками.

Я предлагала купить модель без задников, но она упорно уродует обувь по-своему.

— Папа, когда узнал, рассчитывал на «момент преображения».

Я возмущённо фыркаю.

— А мне хотелось, чтобы за твою симпатию подрались парни. Это звучало круто. Ну а главная цель — чтобы ты поверила в себя.

— А есть какие-то уровни?

— Конечно. Второй уровень — бесплатные обеды и восторженная публика.

Я чувствую, как на лбу собираются морщины.

— А третий — это… ну… спать вместе, — она моргает, глядя прямо на меня. — Что? Не смотри так. Это важная цель.

— Господи, спаси меня… Ты хоть понимаешь, что это значит?

— Есть кое-какие догадки.

— От кого?

— Лучше не говорить, — пожимает плечами, словно я не переживаю на собственной кухне маленький экзистенциальный кризис. — Давай дальше. Четвёртый уровень был скорее мечтой, чем планом.

— Да? — после третьего я уже не уверена, что хочу знать.

Мозг всё ещё зацепился за выражение «спать вместе» — особенно, когда это произносит ребёнок.

— Четвёртый уровень — влюбиться, — рассеянно произносит она, вытаскивая второй кроссовок из-под кухонного стола. Наклоняется, засовывает ногу внутрь. — Эйден стал неожиданностью.

В горле что-то сжимается, желудок будто проваливается к пяткам. Хоть бы в руках оказались тарелки, чтобы занять их чем-то.

— Что ты имеешь в виду?

Она чешет нос, начинает искать рюкзак.

— Я провела исследование, прежде чем дозвониться в его шоу. Он вечно ворчал, но казался человеком, готовым помочь. Я подумала, что он сможет помочь тебе найти то, что ты заслуживаешь, но… — она смотрит на меня лукаво. — Он втянулся довольно быстро, да?

— Не знаю. Не так уж и быстро.

Майя склоняет голову и бросает выразительный взгляд:

— Конечно, мам.

Меня пристыдила собственная дочь.

— Он стал неожиданностью и для меня.

Разве не так всегда бывает? Самые ценные, хрупкие вещи врываются в жизнь без предупреждения. Прижимаются к тебе, обхватывают крошечными пальцами твой большой палец спустя девять месяцев глубокой паники. Врываются на кухню в поисках кетчупа. Отвечают на звонок посреди ночи.

Между мной и Эйденом есть невидимая нить. Я долго пыталась её распутать, но теперь сама тяну за узел.

— И всё же, с учётом всего, я заслуживаю мороженого, — буднично добавляет Майя.

Я закатываю глаза, пряча улыбку:

— Мы ели мороженое вчера.

— Хочу ещё. Минимум три раза в неделю.

— Это расценки для тех, кто вмешивается в личную жизнь своей матери?

Она уверенно кивает:

— Оформим письменно. Пусть мои люди свяжутся с твоими.

— Принято, — я взъерошиваю ей волосы и мягко разворачиваю к задней двери.

На крыльце уже ждёт Грейсон. Внутри кухни Матео мечется, видимо, спасая то, что Грэй сегодня напридумывал.

— Веди себя хорошо, крошка.

Она спрыгивает с крыльца, рюкзак подпрыгивает у неё за спиной. На последней ступеньке замирает, оборачивается — волосы рассыпаются по плечам, лицо серьёзное. Моё сердце бьётся больно и нежно одновременно.

— Ты всегда говоришь, что у тебя уже есть вся любовь, что ты готова лопнуть от счастья с нашей семьёй и друзьями. Но я подумала… может, хоть раз ты могла бы получить и ту любовь, которую действительно заслуживаешь. — Она улыбается. — Четвёртый уровень.

В носу предательски жжёт.

— Майя… — мой голос хрипнет, приходится сглатывать ком в горле.

Она улыбается, и я понимаю — она всё чувствует.

— Ты хоть представляешь, как сильно я тебя люблю?

— Такая ты глупая, мам, — она смеётся.

За забором тут же откликается смех Грейсона и Матео. Майя бежит по двору, волосы сияют в закатном солнце, как хвост кометы.

— Передай Эйдену привет! — кричит она.

Я слышу его раньше, чем вижу — низкий голос катится по пустому коридору станции. Сегодня я предлагала его подвезти — его «Бронко» всё ещё стоит в дальнем углу мастерской, — но он сказал, что его заберёт Джексон. Оказывается, по последним средам месяца у них всегда общее собрание. Видимо, оно всё ещё в силе.

Я направляюсь в комнату отдыха, надеясь обнаружить тайник с его кофе, как вдруг слышу своё имя. Замираю, переминаюсь с ноги на ногу. Слышу снова — откуда-то с конца коридора, неподалёку от кабинета Мэгги, дверь которого распахнута настежь. Откладываю банку с печеньем и кофе, прикидываю варианты. Подслушивать — глупо, но любопытство сильнее. Я же всего на секунду… Имя назвали дважды, это не случайность.

Я подкрадываюсь ближе.

— Ты так ей и не сказал, — вздыхает Мэгги. — Эйден, мы же говорили об этом неделю назад.

— Знаю, — в его голосе слышится неохота.

Я скольжу взглядом по тёмному стеклу аппаратной, в котором волнами отражаются они вдвоём. Значит, никакого собрания… Эйден проводит рукой по волосам, затем опускает её к затылку.

— Просто не было подходящего момента.

— Не было момента? — сухо переспрашивает Мэгги.

— Нет.

— И когда он появится?

Эйден молчит.

Мэгги снова тяжело выдыхает, но смягчается:

— Ты не можешь просто захотеть, чтобы она ушла, и выгнать её из шоу без предупреждения. Я так не работаю, Эйден.

В животе неприятно скручивается. Он хочет, чтобы я ушла? Со «Струн сердца»? И сколько он это обсуждает? Неделю? Дольше?

До того, как я осталась у него ночевать?

До того, как мы были в баре?

Я заставляю плечи расслабиться. Нет. Не стану делать выводы по обрывку чужого разговора. Эйден никогда не давал повода не доверять ему.

— Мог бы просто спросить, — говорю я, входя в поле зрения.

Эйден резко поднимает голову.

Я улыбаюсь натянуто:

— Говорят, она вполне разумная. Эта Люси.

Он тяжело сглатывает:

— Люси… — и всё. Смотрит на меня с лёгкой паникой в глазах.

Мэгги встаёт из-за стола:

— Пойду сделаю кофе.

Она выходит, на ходу сжимает мне руку, каблуки стучат по полу. Мы с Эйденом сверлим друг друга взглядом. Его лицо — как у человека, пойманного с рукой в банке печенья.

— Она ведь кофе не пьёт, — говорю я, надеясь разрушить это странное напряжение.

Он кивает, но молчит. Я не могу его прочитать. Мы переписывались и разговаривали последние два дня, и всё казалось нормальным… а вдруг нет? Может, я что-то сделала не так.

Я отталкиваюсь от дверного косяка и плюхаюсь в мешок-кресло в углу комнаты. Оно издаёт подо мной лёгкий писк, словно я уселась на животное, а Эйден впервые за время разговора чуть теплеет в лице.

— Ты хочешь, чтобы я ушла с шоу?

— Нет.

— Но Мэгги сказала…

— Потому что… — он снова трёт шею, большой палец упирается в ямочку под ухом.

Выдыхает, опускает руку. Он выглядит вымотанным. Вся его поза — усталое, мятежное, сутулое равновесие. И, кажется, футболка надета наизнанку.

— Это всегда должно было быть временно, Люси. И у меня с этим проблема.

— С временным? — хмурюсь я.

Он кивает.

— Мэгги сказала, что ты хочешь, чтобы я ушла из шоу. Так я и поняла.

— Она ошибается.

— Вот как…

Он подаётся вперёд, локти на коленях, пальцы переплетены.

— Может, в начале так и было. Но сейчас всё иначе.

Облегчение накрывает резко и неожиданно.

— Надеюсь.

Он качает головой. Его нога выдвигается вперёд, наши ботинки касаются друг друга. В полумраке кабинета его глаза сверкают, волосы взъерошены от постоянных прикосновений пальцев.

— Мне трудно тебя отпустить.

— Это нормально, — мой голос срывается. — Я не хочу, чтобы ты отпускал.

— Но должен, — он смотрит на наши ботинки, и мне хочется вцепиться в его волосы, снять с него эту усталость. — Должен, — повторяет тише, словно убеждает самого себя.

— Мы знали, что шоу — временное. Но остальное таким быть не обязано. Я ухожу из «Струн сердца», Эйден. Но я не ухожу… — я почти произношу «от тебя», но стеснительность сжимает горло. Сглатываю. — Так что придётся терпеть меня дальше, — пытаюсь пошутить.

Он всё так же не смотрит на меня. В коридоре хлопает дверь.

— Что думаешь? — спрашивает он, глядя куда-то в район наших ног. — На следующей неделе?

Я едва касаюсь носком его ботинка.

— Для чего?

Наконец он поднимает глаза — и снова это… дымка, иллюзия, лёгкий отстранённый взгляд. Как в самом начале, и я понятия не имею, отчего.

— Твоё последнее шоу, — поясняет он.

— А… — я прикусываю губу. — Да, конечно. Подходит.

— Ладно.

— Хорошо.

— Отлично, — он кивает, ещё пару секунд удерживая мой взгляд, а затем снова опускает его туда, где переплетаются наши ноги. — Это… хорошо.

— Эйден, — шепчу я, ненавидя это странное напряжение между нами, — что происходит?

— Ничего, — он берёт мои руки, большими пальцами мягко проводя по костяшкам. — Просто… слишком привык к тебе рядом. Но я отвыкну. Обещаю.

Я сжимаю его пальцы:

— А мне нравится быть рядом с тобой.

Он улыбается краешком губ:

— Да… мне тоже.

К моменту начала эфира «Струн сердца» его настроение не улучшается — напротив, становится ещё мрачнее. Он несколько раз выпадает из разговора, забывает привычное вступление, сбивается на рекламе и, не дождавшись окончания, просто отключает эфир, вдавливая большой палец в центр лба. Я слегка толкаю его коленом, и его ладонь резко ныряет под стол, цепко сжимая моё бедро, словно боится, что я исчезну.

— Эйден, — тихо спрашиваю я, прикрывая микрофон ладонью, — ты в порядке?

— Всё нормально, — бормочет он, не открывая глаз. — Просто… голова болит.

Я хмурюсь:

— Тебе что-нибудь принести?

Он что-то невнятно шепчет. За стеклом появляется Джексон Кларк, руки скрещены, лицо — тревожное. Я пожимаю плечами, и он хмурится ещё сильнее.

— Эйден, — повторяю я, — может, таблетку?

— Не надо, — он, не глядя, возится с клавиатурой и отмахивается от Джексона. — Давай просто… закончим шоу.

— Если ты уверен…

— Уверен.

По плану после рекламы должны идти звонки, и я намекаю, что лучше поставить музыку. Но он упрям, как всегда, и сразу включает линию.

— В эфире «Струн сердца» с вами Эйден и Лю… — он спотыкается на моём имени, бросает быстрый, непонятный взгляд. — Люси Стоун. Чем мы можем вам помочь?

Я сомневаюсь, что сегодня мы кому-то поможем, но всё же разворачиваю фантик мятного шоколадного леденца и кладу его на край его блокнота, себе делаю то же самое. Он обычно съедает свою конфету после второго звонка, будто награждает себя. Я же откусываю половину уже во время первого — терпеть не могу ждать.

В наушниках кто-то прочищает горло:

— Не уверен… — он смеётся, и я понимаю, что этот смех мне знаком.

Замираю, пытаясь вспомнить.

— Люси? Та самая Люси? Из мастерской?

Я чувствую взгляд Эйдена.

— Да, — отвечаю медленно.

Встречаю его прищур и пожимаю плечами: сама без понятия.

— Я так рад, что узнал тебя, — радостно выдыхает голос. — Это Колин.

— А… — я в жизни не встречала никакого Колина. — Здравствуйте.

Пауза.

— Ты меня не помнишь.

— Эм… нет, прости. Не очень.

Он тяжело вздыхает, и Эйден меняет позу.

— Думал, произвёл впечатление. Ладно. Я отец Рози. Тот парень с «Шеви».

Я смеюсь:

— Точно! Помню. Рози вот-вот будет готова, я как раз собиралась позвонить.

— Ну вот я и звоню, — легко отвечает он. — Получила мои цветы?

В руках Эйдена хрустит пластиковая ручка, брызгая чернилами на блокнот. Я бросаю на него вопросительный взгляд.

— Цветы? — уточняю я.

— Да. Красные розы, как моя малышка. Неделю назад. Там должна была быть открытка.

Её не было. Мы все решили, что букет для Харви, и он с удовольствием украсил им свой стол.

— А… да, были цветы. Только открытки не было. Прости.

— Пустяки. Красивая женщина достойна красивых цветов.

— Спасибо… — я заикаюсь, чувствуя, как пылает лицо. Эйден молчит, уставившись в блокнот.

Неловкость до дрожи — будто я тону, а он стоит на палубе и смотрит, как меня уносит течением.

— Хотите, мы поставим песню или…

Я пинаю его под столом, он вздрагивает.

— Да, — глухо соглашается он. — Для Рози?

Колин смеётся:

— А я надеялся — для Люси, если можно?

Боже. Земля, раскройся. Кажется, мисс Ширли была права.

— Колин, это очень мило, но…

— Какую? — перебивает Эйден.

— Gasoline⁷² Audioslave⁷³. Потому что Люси — механик.

— Очаровательно, — отзывается он с ледяной иронией. — Отличный вариант музыкального сопровождения для шоу «Люси ищет любовь» при поддержке «Мистера Шина».

Я задыхаюсь от возмущения. Прикрываю микрофон:

— Эйден, что ты творишь?

Колин неловко смеётся:

— Ну… я думал, она будет не против.

— Она — да, — произносит Эйден, и что-то острое вонзается между лопаток. — Держись, Колин. После песни устроим.

Он зло нажимает кнопки, срывает наушники. Гитара рвётся в эфир. Я медленно снимаю свои.

Между нами висит густая тишина. Объяснений я не получу — он не собирается их давать.

— Я заинтересована? — спрашиваю, пока он вытирает чернила, сжав челюсть, а его колено мелко подрагивает.

— Парень неплохой, — резко отвечает он, бросая комок салфеток в корзину. Чернила размазаны чёрной полосой по блокноту.

— И ты решил назначить мне свидание? — голос дрожит, и от этого я чувствую себя ещё глупее.

Он пожимает плечами:

— Он прислал тебе цветы.

— И?..

— Ты не сказала, что тебе прислали цветы.

Потому что я и не подумала, что они для меня.

— Я…

— У вас есть общие темы, — перебивает он. — О чём поговорить.

— Ремонт машин — это скорее работа, чем интерес…

— Он тебе подходит. Правильный выбор.

Я качаю головой:

— Ты же говорил, что я сама буду решать.

Он, наконец, встречает мой взгляд, но в его глазах — что-то чужое, закрытое. Он откидывается на спинку стула, скрещивает руки.

— Я просто слегка подталкиваю тебя в нужную сторону. Иногда это нужно.

Я вздрагиваю.

— Что… — голос ломается, — что сейчас происходит?

Он опускает взгляд на мои колени. В горле встаёт гнездо пчёл, жужжание нарастает.

— Эйден, — произношу его имя. Его глаза теплеют, но он всё равно не смотрит на меня. — Ты хочешь, чтобы я пошла на свидание с этим парнем?

Его пальцы дрожат, когда он проводит большим по нижней губе. Он тянет с ответом, и это боль особого рода — как трещина в груди.

— Он тебе подойдёт, — повторяет он.

— С чего ты взял? — спрашиваю, и боль превращается в горячую злость. — Решил всё из двадцатисекундного звонка? Или просто хотел спихнуть меня на первого, кто показался сносным?

Он резко встречает мой взгляд:

— Люси…

— Вне эфира. С кем-то другим. Я что-то сделала не так? — спрашиваю я.

Его странное настроение, разговор, который я не должна была подслушать, упорное нежелание делиться тем, чего он хочет. Он не рассказывает мне ничего. Каждое слово приходится вытаскивать клещами. Я стараюсь держать раздражение в узде, но не получается. Я ведь была с Эйденом честнее, чем с кем-либо в жизни, а он не может ответить тем же. Думала, мы с ним на одной волне… а оказывается, даже не в одном море.

— Ты ничего не сделала, — отвечает он.

В глазах на миг вспыхивает раздражение — первая честная эмоция за весь вечер.

— Ты сама сказала, что этого хочешь.

— Когда?

Он вскидывает руки.

— С самого начала. Ты же говорила: романтика, забота, магия. Он заказал тебе песню. Он принёс тебе цветы.

— Audioslave трудно назвать романтикой, Эйден.

Он бросает на меня уничтожающий взгляд.

— Не будь остроумной.

— Тогда не будь дураком, — мгновенно парирую я.

Он фыркает, закатывает глаза.

— Я просто реалист, — бурчит он, нажимая ещё три клавиши на пульте. — Я тут убиваюсь, стараюсь дать тебе то, что ты хочешь, а ты…

— Ты даёшь себе то, что хочешь, — произношу я сквозь сжатые зубы, с трудом удерживаясь, чтобы не схватить его за рубашку и не встряхнуть, пока он не поймёт. — Не притворяйся. Ты делаешь так, чтобы тебе самому было проще.

Эйден замирает, полусогнувшись.

Я продолжаю:

— Ты и есть то, чего я хочу, Эйден. Но по какой-то непостижимой причине ты не веришь, когда я это говорю.

Он моргает.

— Но ты сказала… — он запинается, подбирая слова. — Ты сказала, что хочешь, чтобы всё было в секрете.

Я качаю головой.

— Я этого никогда не говорила.

— Ты сказала, что хочешь, чтобы всё осталось, как есть.

— Я имела в виду — видеть тебя, быть с тобой, разговаривать. Я не хотела обсуждать нас в прямом эфире.

Его бравада рушится, словно карточный домик.

— Ты сказала, что хочешь просто веселиться.

— Ты — единственный человек, с кем я хочу веселиться. Единственный, с кем я вообще чего-то хочу. Может, всё и начиналось как игра, но теперь всё изменилось. Разве не так?

Я жду. Он молчит. Рот открывается и закрывается, как у рыбы, лоб морщится от бессильной злости.

— Лю-си, — шепчет он, ломая моё имя на два сухих слога.

Обычно я люблю, как он его произносит, но не сейчас. Сейчас это пролог к фразе, которую я не хочу услышать.

— Я тебе не подхожу.

Он говорит так, будто всегда знал, что у нас ничего не выйдет, а я просто наивная девчонка, поверившая в обратное. Меня тошнит, я опускаю взгляд на руки.

Я уже была здесь. Знаю это чувство — когда твоё не совпадает с чужим. Когда слишком быстро, слишком глубоко, и ты строишь иллюзии на пустом месте.

Но с Эйденом всё не так. Я точно знаю, что не ошиблась.

— Чушь, — тихо произношу я.

Ткань шуршит — он меняет позу.

— Люси, послушай…

— Я сказала: чушь. Всё, что ты сейчас говоришь, — чушь. Я тебе не верю.

— Я не…

— Нет, — перебиваю я спокойно, но слова режут, как лезвие. — Ты просто привык внушать себе, что не заслуживаешь того, чего хочешь, чтобы не разочаровываться. Если не веришь — не больно, да? Сколько лжи ты себе уже наговорил, Эйден?

Его взгляд испуганный, как у зверя, загнанного в угол.

— Я не лгу, Люси. Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь.

— Это решать мне, а не тебе, — отрезаю я.

Откатываю стул в сторону, беру ещё одну шоколадку, тщательно разворачиваю фантик, цепляясь за мелочь, чтобы не утонуть в раскалывающемся надвое сердце.

— Ты не любишь свою работу. Ты не веришь в любовь. Ты мне не подходишь.

Повторяю все его отговорки за последний месяц.

— Так ведь проще, да?

В его глазах вспыхивает раздражение.

— Я бы не назвал это простым.

— А я назову. Для тебя это просто. Закончить до того, как станет серьёзно, чтобы не рисковать. Ты так привык отгораживаться от любых чувств, что уже не замечаешь. Смотришь нарезки фильмов, чтобы не привязываться к истории. Отменяешь отпуск с родителями, потому что проще любить их издалека. Ты выбрал со мной «просто веселье», думая, что так будет безопасно. Но я не позволю тебе обесценить то, что я чувствую, только потому, что ты боишься.

Он сжимает челюсть. Я вижу это по линии его рта: он всё ещё боится — даже со мной. И это больно почти так же, как всё остальное. Что, несмотря на всё, он не готов попробовать.

— Я могла бы так легко полюбить тебя, Эйден, — шепчу я.

Слова бьют по нему, как грузовик. Он зажмуривается, кулаки сжаты, дыхание сбивается. На секунду я вижу того мальчишку, что повесил на цепочку пустое кольцо и назвал талисманом. Но потом взгляд гаснет — и передо мной снова мужчина, который ни во что не верит.

— Я не испугаюсь. Я знаю, что это. Я чувствую это, — говорю я.

С каждым его взглядом, каждым прикосновением, каждой улыбкой я это чувствую. Пытаюсь улыбнуться, но получается плохо. Я изо всех сил стараюсь не расплакаться.

— Я могу быть смелой за нас двоих. Я могу сама создать чудо. Тебе только нужно дать мне повод.

Его губы снова приоткрываются, но он так и не решается. В глазах — страх, в осанке — напряжение. Он и правда не ожидал, что я почувствую нечто большее, чем удобство. И это больно.

Эйден не перестал верить в любовь. Он просто забыл, как это делается. Построил крепость вокруг сердца и потерял ключ.

— Дай мне повод, Эйден.

Мы смотрим друг на друга. Он молчит. Плеер переключается на следующую песню. В наушниках тихо, словно издалека, звучит тот самый Луи Армстронг, которого я заказала в первую ночь. Почти смешно.

Похоже, мы заканчиваем там, где начали.

Я начинаю собирать свои вещи с его стола: блокнот, конфеты, несколько резинок для волос, голубой стикер с самым ужасным смайликом, что я когда-либо видела. Замираю, но вспоминаю, как он смеялся, рисуя его, и кладу в сумку. Встаю.

— Люси. Нет, — его рука обхватывает моё запястье. — Не уходи.

Я смотрю на его пальцы, на то, как большой палец проводит по вене. В голосе — настороженность, намёк на чувства… но этого мало. Мне нужны слова. Я обещала себе, что не соглашусь на меньшее.

— Сегодня мой последний эфир. Знаю, тебе кажется, что я тебя наказываю, но… — я сглатываю, выпрямляюсь. — Не хотеть, чтобы я уходила, — это не то же самое, что хотеть, чтобы я осталась. Я хочу тебя, Эйден. Только тебя. Дальше решаешь ты, ясно?

Я выскальзываю из его стальной хватки, хотя сердце рвётся от жеоания упростить ему задачу и просто броситься в его объятия. Его пальцы скользят по моей ладони, по косточкам, до самого конца, словно он и сам не хочет отпускать.

— Мои чувства не изменятся, — тихо говорю я. — Когда будешь готов поговорить — я… — ком в горле мешает, — я буду слушать.

«Струны сердца»

Эйден Валентайн: «Колин? Ты ещё здесь?»

Колин Паркс: «Да! Тут. Ты держал меня на линии минут семнадцать, дружище».

Эйден Валентайн: «Прости. Тут… кое-что случилось».

Эйден Валентайн: «Люси пришлось уйти».

Колин Паркс: «Жаль».

[Пауза].

Колин Паркс: «Она ведь всё ещё хочет пойти на свидание, да?»

Эйден Валентайн: «Кажется, я всё испортил, Колин».

Колин Паркс: «Со свиданием или…?»

Эйден Валентайн: «Со всем…»