Любовь на проводе (ЛП)

Глава 6

Люси

— Я не знаю, что мне делать, — стону я, сидя в пустом кафе, уткнувшись подбородком в скрещённые на столе руки.

Пэтти, поджав под себя ноги, уютно устроилась в кресле напротив. Во рту у неё — пробка от бутылки вина, а перед ней — две кофейные кружки. Она написала мне около полудня одно-единственное слово: «Спасти?» Я чуть не расплакалась от облегчения.

Мне срочно были нужны вино, печенье и моя лучшая подруга. В таком порядке.

— Что именно ты не знаешь? — спрашивает Пэтти, разглядывая этикетку.

В кафе горят только мягкие лампы, встроенные в книжные полки на верхнем уровне. Свет убаюкивающий, почти сказочный — если не считать этих чёртовых купидонов, которых она до сих пор не сняла после своего Анти-Дня святого Валентина. Висят, как крошечные блестящие демоны.

Майя сегодня у отца, а я сижу в своей любимой закусочной напротив дома, жалуюсь на жизнь и запиваю это вином с нижней полки.

Я протягиваю пустую кружку:

— Всё из-за радиошоу. Я не понимаю, что мне с этим делать.

Пэтти даже не смотрит на кружку — вместо этого запрокидывает голову и начинает хохотать. Мёд её волос сыплется вниз по спине. Она смеётся и смеётся, не может остановиться.

В старшей школе она дружила со всеми подряд, блистала на сцене весеннего мюзикла и разносила всех на футбольном поле. Была королевой бала, но отказалась от короны — дескать, ушки болят. Её всегда было слишком много — фейерверк обаяния и хаоса.

И по какой-то причине в одиннадцатом классе выбрала меня. С тех пор не отпускает.

— Боже мой, — выдыхает она, вытирая слёзы из уголков глаз. Стрелки у неё, конечно, даже после смеха идеальные. — Я совсем забыла, зачем мы вообще встретились.

Она на мгновение берёт себя в руки… и тут же снова разражается смехом, стоит ей только взглянуть на меня.

Я выхватываю у неё бутылку:

— Рада, что тебе весело.

— Ещё бы, — выдавливает она сквозь смех, прижимая ладони к щекам.

Пальцы веером расходятся под глазами, пока она наблюдает, как я наливаю себе почти полную кружку вина.

— Ну только ты, Люси. Только ты.

— Это что ещё значит?

— А то, — она тянется за бутылкой и плескает себе чуть-чуть, — что только с тобой могло произойти нечто подобное. Ты — наша госпожа Сглаз.

Мы чокаемся — я нехотя, с мрачной миной.

— «Сглаз» — это уже преувеличение.

Пэтти делает глоток, поднимает палец:

— Первое: ты забеременела с первого раза. Второе: ты почти ни с кем не встречаешься, а если встречаешься — то с худшим из возможных мужчин. Третье… — она добавляет ещё один палец, — …как только твоя дочь решает помочь тебе наладить личную жизнь, твоё интервью разлетается по интернету, и весь мир начинает обсуждать твою судьбу. Что-то упустила?

— Разве что тот момент, когда радиостанция предлагает мне дальше приходить в эфир и говорить о катастрофе под названием «моя личная жизнь». — Я залпом допиваю кружку. — Мэгги, та самая ведущая, говорит, что хочет помочь мне найти моё «и жили они долго и счастливо».

Пэтти закатывает глаза:

— Она хочет рейтингов, вот что она хочет. И рекламных денег. О, прикинь, если тебя будет спонсировать производитель лубрикантов!

— Пэтти.

— А что? Это логично. — Она сползает в кресле пониже и пинает меня носком ботинка под столом. — Вот оно, твоё «долго и счастливо». Лубрикант.

— Не думаю.

— Есть лубрикант с подогревом. И даже со вкусом пина-колады.

— Перестань говорить «лубрикант».

— Ладно, ладно.

Она вытягивается, достаёт с задней полки поднос с печеньем, которое сегодня не продалось, и шлёпает его между нами. Её мама — специалист по редким книгам в библиотеке Пибоди, а папа держит киоск с едой на Кросс-стрит. Пэтти всегда говорила, что открыть книжную кондитерскую — идеальный способ почтить обоих.

Я копаюсь в печеньях и вытаскиваю то, где сверху толстый слой шоколадной помадки — фирменный семейный рецепт. Сладкое решает почти любую проблему.

— Давай разберёмся, — Пэтти берёт печенье с белой глазурью. — Почему тебе хочется сказать «нет»?

— Кроме того, что мне придётся рассказывать на весь мир о самом уязвимом в себе?

Она кивает и макает печенье в вино. Откусывает крохотный кусочек — и у меня по спине пробегает дрожь. Она может быть настолько отвратительно изящной, когда захочет.

— Это, конечно, аргумент. Но, солнце, большинство людей чувствуют себя неуверенно в вопросах любви. Именно поэтому твоё интервью и стало вирусным. Ты не одна такая.

— Благодарю за поддержку.

Она пожимает плечами:

— Понимаешь, о чём я? Это, по идее, должно как-то утешать — ты не одна в этом.

Я вздыхаю, заваливаюсь на локоть:

— Да, в этом что-то есть.

— Что ещё? — спрашивает Пэтти.

— Что — ещё?

— Давай продолжим марафон позитива. Что ещё в этом всём хорошего?

— Майя в полном восторге.

Она прыгала от радости, хлопала в ладоши, когда я ей рассказала. Обняла так крепко, что чуть рёбра не переломала. Она так хочет, чтобы я была счастлива. А я так хочу быть для неё той мамой, которой можно гордиться. Которую не надо жалеть или о ней беспокоиться.

— Она уверена, что если я соглашусь, то стану счастливее.

— А ты несчастна?

— Не думаю? — Я пожимаю плечами. — Никогда раньше не задумывалась. Но ведь Майя не с потолка взяла эту идею, верно? Значит, она что-то увидела. Что-то во мне.

Пэтти мурлычет себе под нос:

— А Грейсон что говорит?

— Грейсон всегда что-нибудь да говорит. — Я улыбаюсь. — Я стараюсь держаться от него подальше, пока не определюсь. Ну, насколько это возможно, учитывая, что мы вместе растим дочь и он живёт по соседству. Он умеет влиять на моё мнение. А я не хочу, чтобы он на меня влиял.

Пэтти смотрит на меня серьёзно:

— И? Ты определилась?

Я допиваю вино и протягиваю кружку за добавкой. Жидкая смелость. Или бегство от реальности. Пока не знаю.

— Вот в том-то и дело — нет.

Три печенья и остатки бутылки спустя я машу Пэтти на прощание, выходя из кафе. Она салютует мне пробкой и закрывает замок на дверь.

Я выхожу на вымощенную булыжником улицу. Хорошо, что до дома всего несколько шагов. Ночь в этом районе всегда напоминает нечто среднее между сном и старой сказкой: деревянные вывески, как будто им по четыреста лет, кривые камни под ногами, старые фонари с дрожащим светом, дома, тесно прижавшиеся друг к другу — их крыши наклонены и будто целуются.

Я замираю — всё вокруг будто застывает, и я вместе с ним, стараясь не спугнуть момент. Щёки и нос щиплет от холода, в голове туман от вина и сахара. Из окна моего дома напротив струится тёплый свет. Там меня ждут одеяло, купленное в порыве на «Домашнем шопинге», тёплые носки и старый обогреватель, что хрипит и пыхтит, как старик.

Стою с одной ногой на булыжнике, другой на тротуаре, в этой точке между «до» и «после». Мысли расплываются. Я говорила Эйдену, что устала тратить время на то, что не приносит радости. Но… правда ли это? Я ведь даже не знаю, чего хочу. Всё путается — между тем, что, как мне кажется, я заслуживаю, и тем, на что мне хватает смелости.

Может, я и не задумывалась всерьёз.

Я вздыхаю и поднимаюсь по ступеням к дому. Говорить о чувствах в прямом эфире — возможно, не то, чего я хочу… но, может, именно то, что мне нужно. Пора выйти из кокона. Пора что-то поменять.

Я достаю телефон, пока не передумала. Пальцы чуть путаются, но я нахожу письмо от Мэгги и набираю два слова:

«Я согласна».

«Струны сердца»

Звонящая: «Раньше я никогда не слушала вашу программу, но как-то услышала разговор с той молодой женщиной… Люси. Один из моих внуков включил радио».

Эйден Валентайн: «Многие именно так и находят нас. Спасибо, что позвонили».

Звонящая: «Знаете… я подумала: если вдруг она слушает сейчас, можно я скажу ей пару слов?»

Эйден Валентайн: «Конечно».

Звонящая: «Мы с мужем вместе уже шестьдесят пять лет. Каждый день — это, конечно, не сказка. Мы много трудились — над собой, над отношениями — чтобы сохранить то, что у нас есть. Мы менялись. И я, и он. Но каждый раз мы находили способ влюбляться друг в друга заново. Снова и снова».

[Пауза].

Звонящая: «Но магия — тоже есть. Сквозь всю эту работу иногда случаются моменты… крошечные вспышки, когда всё вдруг становится на свои места. И тогда словно сама Вселенная говорит: “Ты на своём месте”. Ты рядом с ним. Держишь его за руку».

[Смех].

Звонящая: «Я просто хотела сказать Люси: ты права, что веришь в свою магию. И, надеюсь, ты найдёшь, что ищешь».