Эйден
Хорошо.
Как раз то самое напоминание, которое мне сейчас нужно. Мне необходимо, чтобы всё было изложено предельно ясно, чёрным по белому: Люси пришла сюда, чтобы найти себе пару. Кого-то, кто сможет дать ей всё, чего она достойна. Она не держалась за меня прошлой ночью просто так, не для медленных танцев в барах и не ради сомнительных уроков ски-бола от эмоционально недоступных мужчин. Я поклялся, что больше не позволю любви причинить мне боль, и это не пустые слова. Мне и одному неплохо.
Но Люси нужна встреча. Значит, я найду ей кого-то.
— Дай мне телефон, — говорю я Люси, как только начинается первый рекламный блок.
Сегодня у меня отвратительное настроение, и виню я в этом нескончаемую череду скучных кандидатов. Я обязан выбрать ей следующее свидание, а все, кто звонил, — либо неуклюжие простачки, либо самодовольные типы. Похоже, единственный способ выбрать кого-то подходящего — это бросить дротик в стену и надеяться на удачу. Никто из них не дотягивает.
Она моргает, подбородок у неё на коленях, руки обвиты вокруг них.
— Что ты сказал? — уточняет она.
— Мне нужен твой телефон, — повторяю я.
— Я слышала, — она отмахивается, — но что это за тон?
— У меня нет никакого особого тона, — бурчу я.
— У меня двенадцатилетняя дочь. Я прекрасно знаю, о чём говорю, — замечает она, подтягивая ноги под себя.
Сегодня на ней свободные джинсы с дыркой на бедре и поношенная футболка, под которую мне ужасно хочется скользнуть руками.
Я проснулся утром всё ещё в плену сноведений, от которых в памяти остались лишь руки, цепко державшие меня, прерывистые вдохи и россыпь веснушек на её плече. Её смех обвивал меня, как лёгкий дым, а губы были совсем близко. Под душем я стоял долго.
— Эйден, — рявкает она. — Зачем тебе мой телефон?
Я откашливаюсь и стараюсь придать лицу нейтральное выражение, чтобы оно не выдало: «Я мечтаю о тебе без одежды».
— А это важно?
— В некотором смысле — да.
Я фыркаю, и её губы складываются в усмешку.
Она поднимает подбородок:
— Попроси вежливо — и я дам.
Мой мозг слышит только последние четыре слова и зацикливается на них. Наша новая договорённость «никакого флирта» оказалась куда сложнее, чем я ожидал. Щёлкнув шеей, я пробую снова:
— Можно взглянуть на твой телефон, пожалуйста?
Она протягивает мне личный аппарат. Я тупо смотрю на экран. На обоях — фото её и Майи с гигантским комком розовой сахарной ваты на бейсбольном матче. Люси в надвинутой назад кепке, смеётся так, что глаза сжаты в щёлки. Вата прилипла к носу.
— Не этот, — говорю я, откладывая телефон.
Как только экран гаснет, я снова касаюсь его, чтобы увидеть снимок.
— Мне нужен «телефон Струн сердца».
Её взгляд сужается.
— Зачем?
— Хочу посмотреть сообщения, — объясняю я, стараясь держать себя в руках. — Может, там найдётся кто-то стоящий.
— Ох… — её лицо напрягается. — Нет.
— Нет?
Она аккуратно заправляет за ухо прядь волос; сегодня они распущены, не заплетены в косу.
— Нет. Там нет никого интересного. Я перестала их читать.
— Правда?
Она кивает:
— Я даже больше не включаю тот телефон.
Это ложь. Я слышал, как он звенел всю ночь в эфире.
Я изучаю её лицо: напряжённая осанка, взгляд то и дело уходит влево. Не думаю, что в Балтиморе найдётся кто-то хуже Люси во лжи.
— Что ты скрываешь?
— Я? — Она делает вид, что удивлена.
Её пальцы тянутся к мочке уха, словно по привычке почесать маленькую серьгу-гаечку, но она тут же отдёргивает руку и кладёт её на колени.
— Говорю же, в сообщениях нет ничего стоящего. Зря потратишь время.
Теперь мне хочется получить этот телефон ещё сильнее.
— Люси.
— Да, Эйден?
— Дай мне телефон, пожалуйста.
— Нет.
— Да, — отвечаю я, чувствуя, как эта женщина пробуждает во мне упрямство на уровне за который я мог бы попасть в книгу рекордов.
Я хватаюсь за подлокотник её кресла, разворачиваю его, и её колени упираются в мои.
— Отдай.
Она скрещивает руки на груди, не двигаясь.
— Можно по-хорошему, а можно по-плохому, — говорю я.
— Ладно, Джон Уэйн51. И что ты собираешься…
Я подхватываю её за талию, наклоняю и перекидываю через плечо. Стул скрипит, Люси визжит мне в ухо. Я выуживаю выданный станцией телефон из заднего кармана — словно срываю яблоко с ветки.
— Эйден! — она задыхается. — Что ты творишь?!
Держу её извивающееся тело, пока она втыкает колено мне в живот. Охнув, перехватываю и открываю телефон. Первые три сообщения вызывают у меня закатывание глаз.
— Он серьёзно? «У тебя есть пластырь? Я только что разбил колени, падая на тебя». — Принципиально удаляю. — Бред.
Люси обмякает у меня на плече, с выдохом признавая поражение.
— И не думай, что я не заметил твою ложь про отключённый телефон, — говорю я.
Она бормочет что-то себе под нос. Сообщения в основном унылы, как и звонки: дешёвый пикап, странные предложения. Пара добрых слов от слушателей. Но внизу — там я по-настоящему закипаю.
— Это что за чёрт? — вырывается у меня.
Люси пытается вывернуться, но моя рука крепче обхватывает её талию. Она опускает подбородок на мою голову, руки бессильно свисают.
— О чём ты? — спокойно спрашивает она.
— Ты прекрасно понимаешь. — Листаю дальше, и всё только хуже. — Это что? Тебе угрожают?
— Нет, это просто…
— «Заткнись, — читаю я, голос дрожит, — пока кто-нибудь не заткнёт тебя силой».
— Ну… может, слегка угрожают. Но я больше не включаю тот телефон. Честно. Большинство сообщений — это… комментарии о том, как глупо я звучала в эфире, — она смеётся, но смех выходит фальшивым: слишком высоким, слишком натянутым. — Должно быть, у Эллиота много друзей.
Дверь студии открывается, и в комнату заглядывает нахмуренная Мэгги. Люси всё ещё висит у меня на плече.
— Оригинальный способ провести рекламную паузу, — комментирует она.
Люси отталкивается, я ставлю её на пол, всё ещё листая сообщения. В её почтовом ящике сотни писем, и половина — откровенно неприемлемые. Хуже всего, что все они прочитаны. Она смотрела на этот мусор.
— Эйден, — продолжает Мэгги, — ты сегодня собираешься вернуться в эфир?
Не отвечаю на её сарказм и протягиваю телефон ей.
— Я думал, ты настроила фильтры на этом аппарате.
— Это не проблема, Эйден, — фыркает Люси.
— Это огромная чёртова проблема, — срываюсь я.
Она вздрагивает, и я глубоко выдыхаю:
— Прости. Так быть не должно.
Мэгги выхватывает телефон, пролистывает экран:
— О чём ты? — спрашивает тихо.
Через минуту бурчит:
— Включи что-нибудь, а то у нас «мёртвый эфир».
Я фыркаю и автоматически нажимаю на пульт. В наушниках звучит металлический голос Шанайи Твейн52.
— Давно это длится? — спрашивает Мэгги, глядя на Люси.
Люси трёт мочку уха:
— Пару дней, — бормочет.
— Дней?! — я не сдерживаюсь, голос срывается, и она снова морщится.
Я начинаю тереть грудь тыльной стороной ладони, ощущая холод цепочки на шее.
— Ты получаешь такие сообщения уже несколько дней?
Неужели всё началось в баре? Когда она сидела одна в ресторане? Сидела и читала это? Люси на мгновение ловит мой взгляд, затем уводит глаза к пачке мятных конфет, что у неё в руках. Достаёт одну.
— Наверное, мои слова про «минимальные усилия» со стороны партнёров кого-то задели, — тихо признаётся она.
— Эйден говорил куда более резкие вещи, — сухо замечает Мэгги, не отрываясь от телефона и хмурясь. — Вспомни хотя бы, как он в прямом эфире обозвал кого-то дураком.
— Это было всего один раз, — мямлю я, хотя понимаю, что она права.
В эфире я и правда не раз сболтнул глупости, но никто прежде не грозился «заткнуть мне рот».
Мэгги тяжело вздыхает, гасит экран телефона и тихо говорит:
— Ладно, урок усвоен. Больше никаких сообщений. Прости, Люси, что тебе пришлось с этим столкнуться.
Люси лишь пожимает плечами:
— Меня не трогает хрупкое мужское эго. — Она бросает на меня взгляд. — Без обид.
— Никаких обид, — отвечаю я.
Внутри всё ещё бурлит злость — крепкая, как глоток виски, от которой кружится голова.
— Мы можем пожаловаться? Может, устроим им маленький фейерверк?
Улыбка трогает её губы, и злость немного стихает.
— Никто не должен слать тебе подобное дерьмо.
— Я сама с этим разберусь, — уверенно заявляет Мэгги.
— Но я…
— Я сказала, разберусь, — перебивает она стальным тоном. — И, поверь, это доставит мне огромное удовольствие. Решить эту проблему — значит сделать этот месяц в тысячу раз лучше. — Она щёлкает меня по лбу. — А теперь марш в эфир. Если злость не пройдёт, дам тебе бейсбольную биту — развлечёшься с тем диваном на задней парковке.
— Он всё ещё там?
— Да. Еноты его обожают.
Мэгги уходит, оставляя за собой шёлковый след аромата, идеальную прямую линию волос и звонкий перестук каблуков. Перед моим лицом возникает шоколадка.
— Конфетку? — спрашивает Люси.
Я беру и кладу в рот. Она протягивает ещё одну.
Я беру и вторую.
— Почему ты ничего не сказала? — спрашиваю уже с третьей шоколадкой во рту. Злость постепенно отступает в тень.
Люси пожимает плечами:
— Потому что для меня это не было чем-то важным.
Я открываю рот, чтобы возразить, но она прикрывает его ладонью. Брови у меня взлетают вверх.
— Именно для меня это не было важным, Эйден. Это не первый раз, когда я получаю нежелательные комментарии от мужчин. Ты серьёзно думаешь, что, будучи женщиной-механиком, я с таким не сталкивалась?
Она убирает руку.
— Многим мужчинам не нравится, когда женщины лезут в их машины. Но мне плевать на их мнение. Я в порядке.
— Ты уверена?
— Да, — спокойно отвечает она, закидывая в рот мятную шоколадку и улыбаясь.
Я вглядываюсь в её лицо, пытаясь уловить хоть тень сомнения, но вижу лишь яркий взгляд, румянец на щеках и губы, от которых я теряю голову. Она тянется к наушникам.
— Нам, наверное, стоит перестать крутить Шанайю Твейн.
— Всем нравится Шанайя Твейн.
— Но не одна и та же песня три раза подряд, — усмехается она.
— Спорный момент.
Неохотно возвращаюсь к звонкам. Они стали немного лучше, чем в начале эфира, но не сильно: большинство пытается доказать Люси, что она не права, или же рассказывает свою печальную историю. Кажется, сегодня мы — самое унылое шоу на волне, и я всё чаще думаю: а вдруг Люси после этих двух неудачных свиданий просто махнёт рукой?
Одна мысль о том, что я снова останусь в кабинке один, слушая, как Шарлин заказывает шесть яичных роллов, потому что до сих пор не поняла, что это не китайский ресторан, заставляет меня схватить ещё одну мятную шоколадку. Без Люси — без конфеток. Без её каракулей на полях блокнота с надписью «Лицо попроще». Без мёдового голоса у уха. Без аромата ромашек и моторного масла.
Без тех мимолётных прикосновений, которые я выдаю за случайность.
Если Люси решит, что всё закончено, я, скорее всего, больше её не увижу.
— Похоже, Эйден забыл, где он и что делает, — Люси тыкает меня ручкой «Струн сердца», и я понимаю, что провалялся в своих мыслях почти весь эфир. — Добро пожаловать на «Струны сердца». Спасибо, что позвонили.
Она широко раскрывает глаза, глядя на меня. Я отвечаю тем же.
«Что?»
Она наклоняет голову.
«Что?»
Я киваю: «Всё нормально».
Кроме чувств, которых не должен испытывать, снов, которых не должен видеть, и оправданий, которых не должен придумывать. Мне нравится Люси. Нравится так, что в груди будто туго затянут ремень — дышать трудно, когда её нет рядом. Я строю планы, которых не должен строить.
Люси смеётся, и это вырывает меня из мыслей. Парень на линии сказал что-то глупое, и она светится, как фейерверк.
— Худшая шутка, что я слышала, — произносит она, но всё равно улыбается.
Смотрит на меня из-под лобья, и улыбка постепенно гаснет. Всегда так — я заставляю её улыбку исчезать. Хмурюсь.
— И это многое значит, потому что я не уверена, что Эйден вообще умеет шутить.
— Умею, — бурчу я.
Не часто, но бывает. Парень на линии — Оуэн, Оливер… что-то на «О» — говорит Люси, что у неё красивый смех, и я замечаю, как её щёки наливаются румянцем.
Я чувствую себя ревнивым ребёнком, который прячет любимую игрушку в углу класса.
— У тебя есть причина звонить, Отис? — резко бросаю я.
Люси вопросительно поднимает бровь, но я делаю вид, что не замечаю.
— Э-э… вообще-то, Оливер, — пауза, неловкая. Я не спешу её заполнять. — Слушал вас по дороге с работы и… просто почувствовал, что должен позвонить. Хотел поговорить с Люси.
Морщинки у глаз Люси углубляются.
— Это всё Шанайя Твейн, да?
Он смеётся:
— Да, ты права. Услышал «Man! I Feel Like a Woman!53» четыре раза подряд и подумал: «Чёрт, надо поговорить с женщиной с такой уверенностью».
Люси снова смеётся, и я принимаю решение. Она пойдёт на свидание с этим парнем. С его сомнительными шутками, любовью к Шанайе Твейн и именем на «О», которое я снова забыл.
Он может оказаться идиотом, но он заставляет её улыбаться. А Люси заслуживает того, кто будет делать её счастливой, а не того, кто стирает улыбку с её лица.
Я обещал найти ей свидание. Вот оно.
— Освальд, — спрашиваю я, — как у тебя со временем на этой неделе?
«Струны сердца»
Эйден Валентайн: «Тук-тук».
Люси Стоун: «Что?»
Эйден Валентайн: «Вообще-то отвечают не так».
Люси Стоун: «На что?»
Эйден Валентайн: «На “тук-тук”».
Эйден Валентайн: «Тук-тук».
[Пауза]
Люси Стоун: «Что? Почему ты так на меня смотришь?»
Эйден Валентайн: «Тук-тук, Люси».
Эйден Валентайн: «Кто-то стучится в дверь».
Люси Стоун: «Что происходит?»
Эйден Валентайн: «Я пытаюсь рассказать шутку».
Люси Стоун: «Правда?»
Эйден Валентайн: «Конечно!»
Люси Стоун: «Шутку “тук-тук”?»
Эйден Валентайн: «Очевидно».
Люси Стоун: «Прости! Я не была готова. Давай ещё раз».
Эйден Валентайн: «Нет».
Люси Стоун: «Ну же, не стесняйся. Я просто удивилась».
Эйден Валентайн: «Нет».
Люси Стоун: «Это из-за того, что я сказала, что ты никогда…»
Эйден Валентайн: «Нет. Забудь».