Мой темный Ромео

ГЛАВА 27

Ромео

Четыре часа спустя затишье здравомыслия внезапно закончилось.

Печенька была в сознании и совершенно трезвая, судя по тому, сколько времени ей потребовалось, чтобы в панике рухнуть на ковер, пиная мои голени, когда она поняла, что спала на мне.

— Слезь с меня, — прорычала она со своего места на полу.

Я перевернул еще одну страницу газеты. Я читал одну и ту же статью около трех часов. Было трудно сосредоточиться, когда она прижималась к моему члену.

Обычно я гордился своей невосприимчивостью к женским чарам. С другой стороны, прошло много времени с тех пор, как я проводил так много времени рядом с великолепной девушкой.

— Я никогда не был над тобой.

И никогда не буду, если уж на то пошло.

Печенька нахмурилась, скрестила лодыжки и хлопнула себя по лбу. Воспоминания о последних двенадцати часах, должно быть, пронеслись по ее телу.

Я надеялся, что она все помнит.

Что теперь мы официально женаты.

Что она выпила достаточно, чтобы заполнить ванну.

Что ее вырвало на все, кроме крыльев самолета, она сделала мне предложение с ловкостью телемаркетолога, а затем потеряла сознание на мне.

— Я думаю, что меня снова вырвет только от воспоминаний о том, как я терлась о тебя, — она прикрыла рот рукой, заметно дрожа. — Надеюсь, я не заразилась ЗППП из-за близости к тебе.

— Скажи сегодня вечером все свои молитвы, и я, может быть, избавлю тебя от своих генитальных бородавок.

Я зевнул, хотя внутренне мне не терпелось крикнуть ей, что если она так беспокоится о венерических заболеваниях, то должна быть благодарна, что не попала к Мэдисону Лихту с упаковкой презервативов на ночь.

У мужчины на ремне было достаточно зазубрин, чтобы сделать сито для пасты.

Она посмотрела на меня с недоверием.

— Будь серьезен. Ты проверялся в последнее время?

— Нет. Но в последнее время я также не был сексуально активен.

Она остановилась, хмуро глядя на меня.

— Нет?

Я покачал головой, не понимая, почему я решил объясниться с этим полным человеческим месивом.

— Даже Морган?

Особенно Морган.

Я бы не стал прикасаться к Морган, если бы в мире закончились женщины и нам двоим пришлось бы заселять его заново. Цивилизация хорошо зарекомендовала себя, и, честно говоря, она ее подвела.

— Никто.

Колеса закрутились в ее хорошенькой головке, но мне было все равно, что она думает. Что бы это ни было, достаточно сказать, что я был бы совершенно с этим не согласен.

— Только не говори мне, что ты на самом деле думаешь о том, чтобы быть верным, — она скривилась, как будто это что-то плохое.

Ее тип был изменой подонкам? Это объяснило бы, почему она до сих пор тоскует по Лихту.

— Дырка есть дырка. С таким же успехом она может быть и твоей.

Откинув голову назад, она безрадостно рассмеялась.

— Неудивительно, что твои родители назвали тебя в честь воплощения романтических героев. Они, должно быть, знали, какой лодкой-мечтой ты будешь.

— Мои родители назвали меня Ромео в честь моего отца, который был назван в честь своего отца.

Но все остановилось на мне.

Больше никаких Ромео Коста.

Мир мог бы поблагодарить меня позже.

Она закусила губу, все еще лежа на полу.

— Мне было интересно узнать о... сексуальных вещах.

Я положил газету себе на колени, посылая ей ровный взгляд.

— Это приглашение?

— Ты... ответишь на приглашение? — она сдержала ухмылку.

Еще один смех застрял у меня в горле. Когда она не была пустой тратой места, она была на удивление терпимой.

Я изогнул бровь.

— Хозяин все еще находится под влиянием?

Ее щеки порозовели.

— Нет.

— Ты попытаешься меня убить? — спросил я медленно, как родитель, упрекающий ребенка.

— Не в этом случае.

Между нами пролетела пауза молчания.

Я прекрасно знал, что стюардесса возится на кухне, делая вид, что не подслушивает наш странный разговор.

Я не был вуайеристом, но и женщина средних лет меня не беспокоила.

Отбросив газету в сторону, я похлопал себя по колену.

— Садись ко мне на колени.

— Манеры, — сказала она тем же тоном, которым я потребовал от нее зубную щетку.

У меня вертелось на языке, чтобы я посоветовал Даллас узнать об удовольствиях секса через «Tumblr» и фаллоимитатор. Затем в моей памяти всплыли слова Зака.

Попробуй сделать усилие.

Не было никакой причины бодаться рогами с этим восхитительным, сильным, простым существом передо мной. Наше короткое время, проведенное вместе, было бы более приятным, если бы я время от времени подбадривал ее.

— Пожалуйста, — слово имело иностранный привкус. Я приподнял оба уголка губ, пытаясь изобразить улыбку.

— Уф, перестань делать такое лицо. Похоже, ты собираешься съесть меня.

Я собирался съесть ее, хотя и не так, как думала ее невинная голова.

Она огляделась, дезориентированная, совершенно не замечая того факта, что позади нее была стюардесса.

— О, как угодно. Жизнь слишком коротка, и если кто-нибудь когда-нибудь спросит, я буду отрицать, что когда-либо приближалась к тебе, — она встала и подошла ко мне. Печенька перебралась ко мне на колени, выжидающе моргая. — Что теперь?

Было несколько вариантов, все они грязные и развратные, но я решил, что самым безопасным путем будет оставить ее выпрашивать еще.

А это означало отсрочку моего собственного освобождения и подготовку ее к будущему. Ей придется придерживаться определенных моих вкусов и правил, некоторые из которых мне еще предстояло изучить самому.

Мой взгляд упал на толстовку «MIT».

— Я разрешал тебе носить мою толстовку?

— Ну, нет, но…

— Сними. Сейчас.

Она открыла рот, собираясь возразить. Я приподнял бровь, подталкивая ее к этому.

— Хорошо. Хорошо, — она поджала губы, хватая подол моей толстовки и стягивая ее, оставаясь только в лифчике. — Я думаю, это… сексуальный разговор, верно?

Я не мог решить, очаровательна она или жалка. Скорее всего, она была и тем, и другим.

Но когда ее великолепные груди уставились на меня, едва сдерживаемые лифчиком без бретелек и просящие внимания, я совсем забыл, к кому они были прикреплены.

Схватив ее за задницу, я притянул ее к себе, чтобы она уперлась в мой член. Она дернулась вперед, ее лицо было в дюйме от моего.

— Вот, что ты делаешь со мной, — я приподнял ее за задницу, а затем снова насадил на свой член. Она задыхалась, ее глаза вспыхнули. — Я вышел за рамки неприязни к тебе, Печенька. На самом деле, я должен придумать новое слово для того, что я чувствую к тебе. И все же, несмотря на это, я не могу устоять перед твоим искушением.

Вместо того чтобы поссориться, Печенька, казалось, поняла, что к чему, и заткнула меня грязным, влажным поцелуем.

Это был язык и зубы. Любительский поцелуй, как у олененка, впервые пробующего свои силы на ногах. Неуклюжий, но волшебный.

Она даже не отстранилась, чтобы сделать хоть один вдох. Ее язык нашел мой, и она больше не была робкой и неуверенной.

Она хотела этого.

Дрожа, ее руки блуждали повсюду. Мое лицо, мои волосы, мои плечи, мои грудные мышцы, мои шрамы. Они задержались на неровной, ярко выраженной коже, и я понял, что она хочет знать, что произошло.

Мой рот двигался на юг от ее губ к подбородку, затем вниз к горлу и ключицам, оставляя горячие, влажные поцелуи везде, где приземлялся.

Она откинула голову назад и застонала. Ее пальцы вцепились в мои волосы, дергая слишком сильно, слишком отчаянно. Я стянул ее лифчик до талии, освобождая ее сиськи.

— Мы не одни, — она задыхалась, извиваясь на моем члене.

Я знал, что пожалею об этом, когда мы приземлимся и мои яйца станут цвета черники, но я не мог остановиться.

— Она не проронит ни слова. У нее контракт, — я простонал ей в кожу, поймал ее сосок между зубами и дергал его, пока она не затаила дыхание.

Я почувствовал, как самолет снижается, и понял, что мы, должно быть, приблизились к Парижу. Однако ни стюардесса, ни пилоты не были настолько глупы, чтобы подойти ко мне, пока я был занят поглощением сисек Даллас, словно это была моя последняя еда.

Я лизал и сосал, дергал и царапал ее бледно-розовые соски, обхватывал ее сиськи и время от времени нежно шлепал их.

Мой член пульсировал между ее ног. Я мог сказать, что ее клитор давил на мою натянутую молнию, потому что трение сводило ее с ума.

Ее голова моталась из стороны в сторону.

— О, Господи. Это так... так...

Но она не могла подобрать нужного слова, а я не спешил побуждать ее к разговору.

— Сэр... — голос доносился с заднего плана. Он был явно мужским, что означало, что стюардесса не хотела разбираться со мной сама. Она послала пилота. — Мы быстро приближаемся к Ле Бурже. Фактически, мы должны приземлиться через пятнадцать минут и уже получили зеленый свет от...

— Нет, — убежденно сказал я, мой рот обхватил всю грудь Даллас. Я прикрыл большую часть ее невинности руками, но мне все равно не нравилось, что он висел рядом с нами, как гад. — Уходи.

— Сэр, мы должны подготовиться к посадке...

— Нет, не должны, — я поднял голову от груди Печеньки, устремив на него кинжалы своих глаз. — Мой самолет, мои правила. У нас достаточно топлива, чтобы кружить вокруг еще час.

— Час? Это пустая трата...

— Все твое существо – пустая трата. Разве ты не видишь, что я ублажаю свою жену? Или ты найдешь дорогу обратно в кабину и будешь кружить вокруг Парижа, пока мы не закончим, или я сам вышвырну тебя отсюда.

Он убежал обратно в кабину, где, как я предполагал, стюардесса тоже спряталась до конца полета, пока я осыпал сиськи Даллас поцелуями, облизыванием и посасыванием.

Она захихикала, как только он ушел, и подставила свои груди к моему лицу, наслаждаясь вниманием.

— Ты такой ужасный.

— Я не помню, чтобы ты заступилась за дорогого Пэдди, когда я сказал ему развернуть самолет.

Я вернулся к тому, что, как оказалось, лучше всего работало для меня и моей жены – доводил ее до грани оргазма, не доводя ее до точки назначения, а она хихикала и дергала меня за волосы, пока я не облысел.

Когда самолет приземлился через час, грудь Даллас была красной, сырой и вся в следах. Она также была прикрыта моей толстовкой MIT и пальто, которое я накинул на нее на всякий случай.

В целом, это был не самый худший полет за всю мою жизнь.

Но, по крайней мере, в отличие от того, который мы разделили с Джорджией, я никого почти не убил.

Что напомнило мне...

Я надеялся, что где бы ни был Скотт, он помнит свой новый жизненный девиз.

Никогда не трогай то, что принадлежало Ромео Косте-младшему.