Мой темный Ромео

ЭПИЛОГ

Даллас

— В последний раз обещаю, что Фрэнклин Табита Таунсенд никогда в жизни не была одержима. Сколько раз мне это повторять?

Я останавливаюсь, едва вскинув руки, не желая отвлекать Ромео от дороги. Пока Джаред (и Мэдисон) в тюрьме в ожидании суда, ему не нашлось замены.

Ромео настаивает на том, что он счастлив, что его отравили, поскольку обвинение в покушении на убийство означает, что Мэдисон будет гнить в тюрьме строгого режима, а не в каком-нибудь уютном заведении с теннисными кортами, шведским массажем и воскресными блюдами из мяса вагю.

Ромео щелкает левый сигнал.

— Ударялась головой?

— Насколько я знаю, нет.

— Она когда-нибудь снимала свинцовую краску со стен и ела ее в младенчестве?

— Нет… — я останавливаюсь. Я не лгу Ромео, и поскольку это похоже на то, что мог бы сделать ребенок Фрэнки... — Откуда мне знать? Я тогда была маленькой.

— Она не будет жить с нами, Печенька. Она может снять пентхаус в округе Колумбия, но я ни за что не допущу, чтобы этот гремлин маршировал по коридорам дома, где я надеюсь спокойно спать по ночам.

— Отлично. Договорились.

Я откидываюсь на пассажирское сиденье, удовлетворенная тем, что он предложил решение, за которое так болела Фрэнки. Ромео действительно сказал, что хочет уничтожить это место.

Я не могу представить лучшего предвестника разрушения, чем Фрэнклин Таунсенд.

— Это всего на несколько месяцев, — я достаю из бардачка закуску. — Пока папа не остынет, а колледж не отстранит ее от занятий, — Шеп снова стал папой. Пока что.

— Как она могла затопить целое общежитие? — Ромео поворачивает направо, выезжая на автостраду из частного аэропорта. — Как это вообще возможно?

Поскольку однажды я пролила хлорофилл на наш потолок, я не в праве судить. На самом деле, зеленые пятнышки все еще там. Рассеянное между освещением, как картина Роршаха.

Что же касается папы, то он разорился, когда школа прислала счет на двадцать три миллиона долларов за возмещение ущерба. Взял прямо из наследства Фрэнки, чтобы преподать ей урок, который наверняка останется невыученным.

— Это имеет значение? — я закидываю ноги на приборную панель, жуя палочки «Поки». — Я разделяю некоторую вину в этом.

— Ты не та, кто затопил все здание общежития колледжа посреди недели выпускных экзаменов.

— Конечно, но именно из-за меня папа дает Фрэнки столько свободы.

Папина версия извинения передо мной.

Где-то в этом году он подарил Фрэнки всю свободу, которую никогда не давал мне, чтобы доказать, что он изменился. Хотя я рада за нее, я также боюсь последствий.

Уже было фиаско с «Home Depot», фиаско с лыжной трассой в Швейцарии и чуть ли не международный инцидент в Дубае.

Ромео останавливается у светофора и поворачивается ко мне лицом:

— Или твой отец может проявить мужество и извиниться перед тобой словами. Тогда мы все сможем перейти к следующей главе нашей жизни. Ту, в которой Фрэнки не выгнали из дома, чтобы на собственном горьком опыте научиться ответственности.

Я отмахиваюсь от его слов.

— Кстати о переезде, когда ты собираешься нанять водителя?

Прошло шесть месяцев с момента ареста Джареда, а он все еще не закончил тщательную проверку биографических данных новых претендентов. Честно говоря, его старый водитель действительно пытался его убить.

Нельзя винить отравленного человека за скрупулезность.

— Сегодня утром Кара прислала мне электронное письмо с проверкой биографических данных.

Ах. Кара. Единственный остаток «Costa Industries» в жизни Ромео. Когда он ушел (ладно, был уволен), она тоже ушла. Он вознаградил ее лояльность огромным повышением.

Оказывается, мой муж лучше продает акции, чем, ну, акции.

Ромео проезжает через наши железные ворота, по подъездной дорожке длиной в четверть мили и мимо вилочного погрузчика.

— Почему на нашей территории стоит погрузчик? — я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на неприятную вещь, когда мы проносимся мимо. — В доме идет строительство? Я ничего не ломала, прежде чем мы ушли. Не в этот раз.

Он хмурится.

— Они должны были уйти прошлой ночью. Я заплатил им дополнительный миллион, чтобы они сделали это к тому времени, когда мы приехали.

— О какой работе мы здесь говорим? Прошло всего три месяца с тех пор, как мы отправились в гастрономический тур.

Три месяца счастья. Прыгали из страны в страну, ели все, что могли, от уличной еды до дорогих ресторанов, отмеченных звездами «Мишлен».

Он не только помнил каждую страну из моего списка «что поесть» с нашего свидания в Чапел-Фолс, но и составил для каждой из них свой маршрут питания.

Помогло то, что Ромео сейчас безработный. Ладно, хорошо. Торгует акциями. (Он клянется, что это работа. Я поверю ему на слово).

— Я нанял бригаду, чтобы переделать дом.

У меня практически отвисает челюсть.

— Весь?

Не посоветовавшись со мной?

Ромео глушит двигатель перед дверью, передавая ключи ожидающему Вернону.

Хетти распахивает мою дверь и хихикает, когда я бросаюсь ей в объятия.

— Не могу дождаться, когда ты это увидишь. Это потрясающе.

Я бросаю обвиняющий взгляд на Ромео.

— Все знали о ремонте, кроме меня?

Хетти берет меня за руку и ведет ко входу.

— Ты растворишься в луже шоколада. Это все, чего ты когда-либо хотела… — при выражении лица Ромео ее слова замирают.

— Уходи, — он отрывает ее руку от моей и кивает в сторону помещения персонала за главным домом, — прежде чем ты испортишь сюрприз.

— Ладно, ладно.

Слишком поздно.

Я уже мчусь к двустворчатым дверям, распахивая их.

Я знаю, что лежит внутри, потому что знаю своего мужа. Мужчина изо всех сил старается сделать меня счастливой.

Как я и ожидала, он превратил наш дом в библиотеку. Каждый сантиметр пространства на стене занят полками от пола до потолка.

Гостиная. Зал. Театральный зал.

Даже его кабинет.

Мои ноги несут меня из комнаты в комнату со скоростью света. Хотя я тороплюсь, мои глаза ничего не упускают.

Как он каталогизировал все по жанрам, по корешкам, именно так, как я это себе представляла. Ужасы и мистика в кабинете. Путешествия и кулинария на кухне. Романтика и эротика в спальне.

Я поворачиваюсь к Ромео, который, наконец, догнал меня, и бросаюсь на него, осыпая поцелуями все его лицо.

— Спасибо, спасибо, спасибо.

— Я уже жалею об этом, — сообщает он мне, неся меня вверх по лестнице в нашу спальню. — Книги в душе, вероятно, заплесневеют.

— Я сделаю их водонепроницаемыми.

— Те, что на кухне, могут загореться.

— Я сделаю их огнеупорными.

Он целует кончик моего носа.

— Это именно так, как ты хотела?

— Даже лучше.