Мирослав
Мы с Каминским-младшим смотрели друг на друга с минуту. Он, похоже, знал, что только что обнимал мою бывшую жену, одетую в это возмутительно откровенное платье. А вот я понятия не имел, что он к ней яйца подкатывал.
Знакомы мы были, но не близко. Мутный тип. Ну ладно, может, не мутный, но странный. Я обычный, а он какой-то не от мира сего. В наших кругах кто-то считал его гением человеческих душ, кто-то — понтовой выскочкой. Я лично никаких оценок не давал, но определенно склонялся к тому, что Артем Каминский неординарный человек. Но это было до того, как он лапищу на талию моей жены положил! Я понимал, что Яна долго одна не будет, но такой человек не для нее. Ей нужен надежный спутник по жизни, а не перекати поле! Я не хочу, чтобы кто-то подобный жил с моим сыном на одной территории. Не хочу. Просто не хочу! Но это не мне решать… Блядь!
— Что у вас? — поинтересовался коротко.
— Сугубо конфиденциальные отношения, — Каминский развернулся и пошел через толпу. Я потянулся, хотел за плечо схватить, но пьяный Эрик налетел, отвлек.
— Мир, ну ты чего? Там тебя телочка ждет, нервничает.
— Что? — не сразу понял, о ком он. — Да отстань ты! — сбросил руки. Ох, ё. Его невесте нужно бы подумать, прежде чем замуж выходить. Счастливой не будет точно. Плохо у нас, мужиков, получалось женщинам счастье дарить. Но я так-то, как оказалось, не самый хуевый — мелочь, а в карму плюсик.
Я двинул к выходу. Яна наверняка убежала. Слишком хорошо ее знал. Вроде бы. А, может, не знал? Сегодня именно так показалось. Окончательно. Она после развода постепенно менялась и становилась практически незнакомкой. Красивой, сексуальной и недоступной. Еще это платье… В таком виде опасно выходить даже бабке старой, а красивой длинноногой брюнетке с роскошными сиськами — просто противозаконно!
Я накинул на плечи куртку и вышел на улицу, осмотрелся и увидел мелькнувшие блеском волосы. Я бросился за угол. Картина, которую увидел, еще долго будет стоять перед глазами.
Яна целовала Каминского. Как она его целовала… Он тоже, естественно, но я видел только ее. Голодная, страстная, увлеченная. Он шарил по ее телу, как хозяин, но она… Яна хваталась за него, как за самого нужного и необходимого лично ей. Я знал эту женщину. Я помнил ее. Помнил тогда, когда она сгорала от желания: Яна хотела его. Это заряжало воздух рядом — я ведь стоял в десяти метрах от них, но меня не замечали.
Первым прорывом было броситься к ним. Зачем? Сам не знаю, инстинктивно, но…
— Подари мне уже оргазм, — услышал страстное, нетерпеливое, с придыханием, — и пусть это будет долго… — я отшатнулся. Во рту такой горечью помазало. Каминский уносил Яну, целовавшую его неистово, а я стоял и смотрел. И ничего, абсолютно ничего не мог сделать. Она просила его, не меня.
Я достал сигареты, курить стал много, и отправился в противоположную сторону. Поймал машину, домой поехал, ни о чем не думал, просто курил в окно и жадно подставлял лицо холодному ветру.
Домой не пошел, залив манил. Холодно. Ветрено. Сыро. Я устроился на качелях. Снова закурил. Как странно, и как паршиво. Ведь понимал, что у Яны рано или поздно кто-то появится, но глазами увидел — и просто швах… Даже описать сложно, что внутри творилось. О чувствах говорить мне всегда было нелегко: язык подвешен неплохо, разруливать вопросы в нашем тандеме со Святом мне приходилось, он больше по кулакам, а эмоции от сердца — сложно как-то.
Яна мне ничего не должна. Предъявлять ей не за что. Злиться и обижаться — тоже. Я бывший муж, считай, что просто хрен с бугра. Чужой. Да, отец Ромки. Да, мы связаны кровью нашего сына. Но для его матери я никто. Но я ведь мог ревновать? Это же не запрещено? Тихонечко сидеть у ветреного залива и погибать изнутри.
Как она его целовала. Не мог это развидеть. Мы давно так страстно не отдавались прелюдии. Я ведь помнил, как было между нами до появления Лики. Но я так заигрался в флирт с бывшей, что перестал замечать, что потерял нить с настоящей женой. Секс был, регулярный и приятный, но хорошо было только мне. Я не замечал, что Яна изменилась, что не стонет больше с упоением, что молчаливой стала, в глаза ее грустные после секса не смотрел. Она не говорила, а я не спрашивал. Казалось, все так же, а все давно было иначе со знаком минус. Теперь моя жена больше не моя. Она отдалась другому. Это не просто так. У Яны просто не бывает. Если мужчина появился, значит, это серьезно…
Я выкинул окурок и сразу закурил еще. Если хотя бы на миг, всего один шанс из тысячи, ощутил, что нужен ей — не отходил бы, пока не простила, на коврике в парадной ночевал. Не потому, что мне нужна нянька для Николь, постельная грелка и та самая хранительница очага. Я люблю Яну. Она мой самый близкий человек. Она мне родная. С ней я был по-настоящему счастлив. Мы не были идеальными, не фонтанировали эмоциями без повода и не жили на вулкане страстей. Мы просто жили: радовались маленьким и большим событиям, воспитывали детей, тихо смеялись своим шуткам, засыпали всегда в обнимку, занимались любовью, выручали друг друга. Яна всегда меня понимала и принимала. Да, ссорились, бывало, но никогда надолго. У нас не было проблем пойти на контакт и сделать первый шаг. Я привык, что мы можем решить все. Это было моей ошибкой. Я всегда оберегал ее от моего первого брака, но когда Лика переехала, потерял бдительность и позволил бывшей жене просочиться сначала в наш брак, потом в меня. Я был уверен, что контролирую ситуацию, но на самом деле быстро утратил контроль. Я думал, что Яна поймет, а если нет, то поговорит со мной: она молчала, а я не замечал. Итог: мы потеряли друг друга еще до развода.
Почему-то мне верилось, что между нами всегда что-то будет, что мы никогда не отдалимся. Эта вера закончилась, потому что все до банального просто и больно: Яна меня больше не любит. Навязываться, принуждать, заставлять, глаза мозолить, когда женщина выбрала не тебя — нет, это не мое. Я умел завоевывать, ухаживать, готов очаровывать искренне и безвозмездно, без всяких «я тебе это, а ты мне то», но не в моих правилах покорять силой, ломать, гнуть, пока раком не встанет. Так с женщинами нельзя, меня батя так учил, царствие ему небесное.
Он был из хорошей семьи, но не такой богатой, как Нагорные. Но у него были честь, ум, достоинство. Мать выбрала его и заставила своего отца дать добро на свадьбу. Папа отделался малой кровью и принял фамилию Нагорный. Он не был настолько тщеславен и брутален, чтобы биться головой об стену: он просто хотел быть с любимой женщиной, пусть с дрянным характером, но лучшей. Мама всегда говорила, что я похож на него не только внешне, но и внутренним содержанием. Я считал это комплиментом.
Я встал, смял пачку сигарет и выбросил. Потом поднял — зачем мусорить? Пошел к дому и выкинул в урну. Не знаю, что с этим всем делать. Наверное, просто жить. Голову в порядок привести, детей растить и воспитывать, сердце подлатать. Нет, его не разбивали, я сам его размазал, и оно потеряло всякую ценность.
Спал я плохо, проснулся рано, вчера выпил: вроде немного, но голова кирпичная. Пробежка не дала привычной утренней бодрости и заряда энергии на целый день. Негатив тоже при мне остался. Ночью уговорил себя, что все правильно, а утро оказалось совсем не мудренее вечера…
— Вставай, засоня, — в десять разбудил дочь. Дал поспать в выходной. Бессонница в этом доме только у меня. — Поедем сезон катания на коньках закрывать.
Ромку только заберем. Яна вчера сказала, что он у бабушки. Елене Ивановне позвонить нужно, предупредить. Или все же бывшей жене?
Я достал телефон и тупо смотрел на экран, а видел только, как она одержимо висла на Каминском, жадно подставляя губы. Мобильный убрал.
Мы приехали к дому тещи. Получалось, что тоже бывшей. Что-то у меня проблемы с настоящим. Все в давно прошедшем времени окружало. Может, не все, но многое.
— Я за Ромчиком, — повернулся к дочери. Теперь она снова сидела исключительно на заднем сиденье: у нас снова абсолютное равенство у детей. — Побудь в машине. Я быстро.
Николь кивнула и продолжила, зевая, на айпаде зависать в какой-то мультик. Они с братом начали смотреть аниме-сериал: ерунда, по-моему, но им нравилось.
Я позвонил в домофон и принялся ждать.
— Кто? — услышал голос тещи.
— Я.
— Кто я?
Ведь узнала же, но бурчит.
— Мирослав. Я за сыном.
Елена Ивановна открыла мне, хоть и нехотя. Я поднялся на этаж. Дверь была закрыта. Я только вздохнул. Мелкая месть тещи. Опять стучать пришлось.
— Явился, — сложила руки на груди. Это наша первая личная встреча за долгое время, хотя меня в принципе здесь никогда не жаловали. Елена Ивановна против мужчин с прицепом. Возможно, она права. — Как жизнь молодая, зятек?
— Нормально.
— Холостой еще или уже женился снова?
— Елена Ивановна, я все про себя знаю, — сухо ответил. — Отдайте Ромку, и я избавлю вас от своего неприятного общества.
— Ты мне не неприятен, — неожиданно заявила. — Жалко мне тебя. Неплохой ты мужик, Мирослав. Но слишком добрый.
— Надо быть злым? — мне действительно интересно.
— С нами, женщинами, иногда надо. Тогда некоторые бабы у тебя на голове не сидели бы, — и скрылась за дверью.
Я забрал сына, и мы отправились к Яне. Позвонить ей просто не смог: сообщение набирал как камнями по экрану, каждая буква давалась тяжело. Еще слова тещи засели в голове: да, привык заботиться о тех, кого приручил. Учили меня так. Наверное, зря. Лику уже выкинул из своей жизни, снял с натруженной шеи, стало легче. Я на правильном пути. Жаль, раньше не дошло, что нельзя так: обеспечивать нужно одну женщину, свою женщину, жену любимую, и детей. Все, остальное от лукавого. Вот только Яна тоже больше не моя женщина, не моя жена… Как мне поступить? Тоже ограничиться только алиментами Роме?
Так нужно? Так правильно? Это признак настоящего мужика? Я усмехнулся и посмотрел на телефон — начало месяца, счета пришли. Не мои. Мое имущество, налоги и прочая бытовуха оплачивалась бухгалтером, а вот квартира Яны, обслуживание сигнализации, общедомовые нужды в комплексе премиум-класса, парковка, опять же, сумасшедшие налоги на недвижимость — это все на мне изначально было, моя зона ответственности. Я же банкомат на ножках. Раньше это казалось просто смешным изречением, сейчас как-то невесело. Это мелочи для меня, и я без вопросов их закрывал. С Ликой было так же… Больше нет. Я отменил все преференции, даже алименты: Николь жила со мной, и де-юре это Лика должна их мне платить.
С Яной тоже так поступить? Смогу ли я? Ну, может, когда замуж выйдет. Уверен, такую женщину нужно хватать и в загс вести. Сомневаюсь, что ее избранник будет в восторге от моей финансовой поддержки бывшей жены, если, конечно, он не альфонс, и мне в нагрузку не достанется содержать еще и его. Да нет, бред. Яна такого не выберет, а Каминский точно не про это, как бы я ни ревновал.
Я только кивнул бывшей жене, стараясь не провожать взглядом, подмечая нюансы. Яна выглядела хорошо. Уставшая, расслабленная, красивая. Основательно оттраханная женщина.
— У тебя засос на шее, — равнодушным тон мне царапал горло. Блядь! Очередное подтверждение, что ее жизнь ушла в другое русло. Теперь понимал, почему Яна видеть меня не хотела, от подарков отказывалась, внимание пресекала. Невозможно смотреть на своего человека, который больше тебе не принадлежал. Не моя. Чужая. — Черт! — сигареты вчера выкинул и решил курить бросить. Руки ходуном ходили, занять чем-то хотелось.
Я спрятал их в карманы, сжал в кулаки и усилием воли унял дрожь. Да, я понял Яну. Теперь по-настоящему понял. Лучше не видеть друг друга, пока окончательно не отболит и коркой не затянется. Именно так.
В понедельник утром мы завтракали втроем. Ромка не хотел идти в садик, капризничал и дул грибы. Не выспался, наверное. Николь тоже какая-то молчаливая.
— Ты сегодня к матери? — спросил, расправляясь с омлетом. Николь вяло пожала плечами, прежде чем спросить:
— Ты отвезешь?
— Ром, ты же просил яйца, — обратился к сыну, припарковав ее вопрос. — Почему не ешь? — ну взрослый, а размазал желток по всей скатерти.
— Не хочу в садик, там скучно.
Я вздохнул глубоко про себя. Началось в колхозе утро. Я их два дня выгуливал максимально — конечно, теперь везде будет скучно. Особенно с утра пораньше!
— Так, дети, — наградил каждого строгим взглядом, — давайте без нытья. Иначе в следующие выходные будем грустить дома. Неделю трудимся, в выходные гуляем.
— Я хочу трудиться! — ответственно заявил Рома. — Можно к тебе на работу?
— И я хочу на работу! — воскликнула Николь. — Вместо школы.
Ей я просто ответил нет, а сыну:
— На работу, конечно, можно, только твоя мама мне голову оторвет. Ну и как мне жить без головы? — состроил гримасу.
Дети рассмеялись. Я отправил Ромку мыть руки, выходить уже нужно, и взглянул на дочь.
— Олег отвезет, если вы с матерью договаривались.
В их отношения я не лез, не контролировал, не вмешивался. Они сами договаривались, а водитель доставлял и забирал. Да и было это раза три, вроде. Я не мог оградить дочь от всякого дурного влияния: это то, что преследовало нас по жизни. В школе, на улице, в телевизоре и интернете. И в семье. Такое тоже случалось.
Я пытался направлять Ники, но выводы она должна делать сама. Она уже понимала, что такое хорошо и что такое плохо. Лика — ее мать, и если она нужна моей дочери, то кто я такой, чтобы обрубить их общение полностью? А дальше: что вырастет, то вырастет. Мое же. В любом случае рядом буду — отец.
— Я хотела бы с тобой… — вздохнула.
Я отложил приборы. Наверное, пора быть до конца честным и не щадить чувства Ники в ущерб моим и здравому смыслу. Неужели она ещё надеялась, что мы с Ликой…
— Ники, я не хочу видеть твою мать. Я не хочу с ней общаться. Не хочу, чтобы она снова была в моей жизни. Я не люблю ее.
Дочь просто смотрела и хлопала большими голубыми глазами.
— Лика — твоя мама, но для меня — никто, что бы она тебе ни рассказывала.
— Мама не говорила…
— Николь, не нужно больше лгать мне, — прервал нетерпеливо. — Я примерно представляю, какие слова она нашла для тебя и как вызвала нетерпимость к Яне… — закончил тише.
— Больше мама не говорила, — вяло возразила Ники. — Мы с ней мало общаемся теперь. Наверное, я не поеду к ней сегодня.
Мне стало грустно. Печально, что моей девочке не очень-то повезло с родителями. Я старался, но понимал, что во многом брал только финансовыми возможностями. Теперь я сильно сомневался, что без них они любили бы меня. Что меня в принципе без денег любили бы… Способен ли я привить детям понятие о добром, чистом, вечном?
— Ты прости меня, Ники, — взял худенькие ладошки в свои. — Я виноват, что ты оказалась втянута в игры взрослых. Ромчик, — улыбнулся, видя, как сын бежал к нам через гостиную, — меньше, его не так вовлекли, а ты… Это моя вина. Прости…
Вечером я задержался на работе до поздней ночи. Проблемы были, да. Мы со Святославом много лет работали в команде: он огнем и мечом, грубой силой, напором из монолитной горы высекал форму, а я шлифовал, придавал очертания, смазывал и заставлял механизм работать. Теперь я был один. Некоторые особо амбициозные конкуренты решили, что меч в моей руке не удержится. Считали меня чистоплюем. Я не любил применять силу там, где можно решить все договором. Это современно и правильно, но это не значит, что я никогда и никому не отрубал руки. Это же Расчленинград, мать твою!
— Какие новости? — Руслан вернулся из Москвы. Был на переговорах с Самойловым.
— Готов выдать свою крысу, — Рус сел напротив и взял кусок остывшей пиццы, — в знак доброй воли и готовности к сотрудничеству.
— Мутит он что-то, — я зевнул. — Но это лично с ним решу. Я позвоню и дам добро, дальше будем смотреть.
Что-то много всего решить необходимо, и все срочно, еще и в Мариинском в пятницу появиться нужно. Закрытая премьера, после — банкет, приветственное слово с меня. Мы реконструкцию оплатили, нужно срывать аплодисменты.
— Не хочу идти, — пожаловался Руслану. Он должен быть за моей спиной, безопасность. Нянька. Кому плакаться, как не ему? — Одному нельзя, пары нет, брать кого попало… — покачал головой. — С матерью, что ли? — на Руса взглянул.
Она же потом меня затюкает своим «я была права, как всегда», и совершенно неважно, что права мама бывала крайне редко.
— Хороший эскорт? — предложил Руслан. — Чистая девочка. Нигде не засвеченная.
— Исключено.
Еще я с блядями на торжественные мероприятия не ходил! Да в принципе выходить куда-либо со шлюхами — не-е-е. Знаю, что многие пользовались услугами сопровождения, были даже те, кто женился на подобных экземплярах, но это все не мой случай. Женщина, которая в открытую поставила на себя цену — слишком дешевая. Моя должна быть бесценной. Один раз я сумел найти такую. Получится ли еще раз? Не факт…
— Слушай, я с женой и дочкой иду. Сонька будет в восторге, если с тобой засветится. Для балерины связи тоже важны, — скривился Рус. — Это дочь так говорит. Она хорошо танцует, примой надеется стать со временем, не знаю, посмотрим… Вроде искусство, но такое продажное, — хлопнул ладонью по столу.
— Слушай, ей уже есть восемнадцать?
С девочкой моложе выйти не смогу. Я ей не отец, и не дай бог кто-то слухи пустит.
— Да, исполнилось недавно.
Я подумал с минуту: Соню Загоеву я знал, она с отцом не раз в офис приезжала, да и на совместные вылазки с детьми ее брали. Загоевы давно работали на нашу семью. Правда, не видел девочку пару лет, думал, что мелкая еще, а она уже целая балерина!
— Хорошо.
Пусть будет Соня. С дочерью друга, которой я старше на двадцать лет, выгребу без лишних слухов. Главное, чтобы новый роман, да еще и с малолеткой, не прописала пресса.