(Не)Мой (Не)Моя (СИ)

Глава 32

Мирослав

Мы вышли из квартиры, и я, сняв пиджак, повязал его на талии дочери. Николь жутко смущалась и отводила глаза. Вот так за один вечер стала взрослой: и морально и физически.

— Тебе комфортно? — мне лично нет. Меня эти женские дела обычно не беспокоили — физиология! Но дочка… Я ощущал дикую неловкость. Обычно это с женщинами обсуждали, с матерями, а я мужчина и мне сложно подобрать слова, чтобы саму Ники не смутить еще больше. — Ничего не болит?

— Нормально. Яна таблетку дала, — дочь отвернулась к окну.

— Сейчас заедем в аптеку, — предупредил. — Завтра к врачу, а сегодня к нам домой подъедет Ольга Сергеевна.

— Зачем? — повернулась Ники.

— Ну-у, — какой простой и интересный вопрос, — чтобы она обсудила с тобой… — уверен, гинеколог завтра расскажет и объяснит, но по фактам, а психолог… — Взросление, — бросил короткий взгляд на дочь. — Это нужно с женщиной, понимаешь? Я же не очень в этом деле.

— Хорошо, — согласилась вяло. Такая грустная и задумчивая. Сколько ей еще предстоит открытий в жизни и не все приятные.

Я так перепугался, когда они с Губиком пропали, еще и телефон невозможно было отследить! Лика на таблетках впала в состояние дичайшего похуизма. Но о ней даже думать не хотелось. Я перетрухнул до седых волос, представляя, почему Николь убежала. Что она слышала? Как много? Насколько ей сейчас больно?

— Ники, насчет нашего разговора с твоей матерью… — это нужно обсудить.

Меня мой психотерапевт этому уже два месяца учит. Времени у меня особо нет, поэтому общаемся пару раз в месяц. Помогает ли мне? Не понятно, но я не жду, что выйду другим человеком, мне просто нужно выговориться. Мне нравилось, что меня слушали. Когда-то Яна меня слушала, ей легко открываться: даже поныть можно, и она не осудит, вроде как не мужик, вставай, борись, нахер мне твой депрессняк. Плохо то, что сама не делала того же — не была настолько же открыта и откровенна со мной. Я ведь считал себя легким человеком, без тяжелого характера и жестких требований, но, видимо, не совсем: ей было сложно быть моей женой.

— Она… — я не знал, что сказать и стоит ли защищать Лику. Она лично мне по боку, но дочь… Это большое разочарование для любого человека: когда мама не любит, когда мама тебя даже не хотела…

— Я не хочу об этом говорить, пап, — я видел, что грызла щеку, сдерживая слезы. — О ней больше не будем, ладно? — и повернулась ко мне. — Пожалуйста.

— Дочь, со мной можешь поговорить, когда будешь готова. Не будешь — не говори, — махнул рукой. — Если легче будет с Ольгой Сергеевной, пускай. Но с кем-то обсудить нужно. Не держи в себе, Ники.

— Я подумаю… — оборонила тихо, снова отворачиваясь к окну. Оставшуюся дорогу мы молчали. В аптеку я пошел сам. Очень надеялся на провизора, но и тут засада — парень!

— Слушай, дружище, — обратился негромко. — У меня дочка двенадцать лет, и у нее начались эти дела, понимаешь? Какие штуки купить? — сомневался, что он меня поймет. Я же такой весь завуалированный. — Вот мне марки написали, — показал сообщение от Яны.

— Эти, — через пару минут принес пачку прокладок. — Для подростков обычно их берут.

— Спасибо, — и нашел наличные в бумажнике, оставил за помощь. Нам, мужикам, нужно выручать друг друга!

Возле дома уже ждала Ольга Сергеевна. Черт, нужно было машину за ней послать или хотя бы такси оплатить. Обычно она принимала Николь в своем кабинете: первые пара приемов были совместными, потому что Николь несовершеннолетняя, сейчас они общались вдвоем. Если психолог считала нужным — рассказывала и делилась чем-то со мной.

— Ольга Сергеевна, извините, что заставили ждать, — я бросил машину возле двора и открыл замок, пропуская дам во двор.

— Ничего страшного. Погода хорошая. Какой красивый щенок! — заглянула в переноску с Губиком.

— Спасибо, что приехали, — отправил Ники переодеться. — Хотите чего-нибудь? Чай, кофе?

— Воды, спасибо, — улыбнулась.

Мы прошли на кухню, и Ольга Сергеевна присела в одно из кресел, осторожно осматриваясь.

— У вас красивый дом, — заметила, отчего-то нервно поправив русые волосы. — Такой порядок и без хозяйки, — естественно, она знала, что я разведен. — А ваш сын?

— Он живет с матерью, — ответил и поставил перед ней стакан и бутылку прохладной воды.

— Вы прекрасный отец, Мирослав Константинович. Поверьте, у меня опыт.

— Стараюсь, — нарочито обреченно уронил голову.

— Не сомневайтесь в себе, — Ольга Сергеевна улыбнулась. Мы общались исключительно официально, но я всегда чувствовал интерес к себе. Правда, плохо различал: это я такой невъебенный или мои деньги бесстыже соблазнительные? Но что-то было у этой Оли ко мне. Симпатичная, стройная, с неплохой фигурой и свежим лицом. Возраст как и у любой ухоженной современной женщины определить сложно — репродуктивный и без кольца.

— Ольга Сергеевна, сегодня Ники услышала один очень неприятный разговор между мной и ее матерью. Даже убежала из квартиры моей первой жены.

— Бедная девочка. А куда убежала? Как вы ее нашли? Надеюсь, с Ники ничего плохо не случилось? Не испугалась? — засыпала вопросами.

— К моей второй бывшей жене поехала. Там все нормально, но отсюда вторая просьба: если вам несложно, обсудите с ней тему менструации. У нее как раз там и началось… Просто по-женски объясните, я ж в женской физиологии… — развел руками.

— Сомневаюсь, что совсем не понимаете, — дернула плечиком. Флирт? Две бывших, двое детей — совсем профаном меня сложно назвать.

— Кое-что понимаю, но совсем мало, — со мной жена не кончала год, как тут не засомневаться в своих познаниях женской анатомии?!

Интересно, а кокетство психолога дочери с отцом этой самой девочки — это сильно непрофессионально? Женщина, конечно, привлекательная, но дальше флирта не зайду. Мне не нужны обязательства, а моим детям мачеха, тем более психолог.

— А почему ваша вторая жена не поговорила с Николь?

Я не понял, к чему этот вопрос или выпад, но ответил соответственно.

— Яна достаточно помогла, а вам за разговор не по теме, естественно, будет доплачено, — прохладно указал, что между нами услуго-денежные отношения.

— Я ничего плохого не имела в виду, — мило покраснела, — мне нужно понимать, что за люди окружают мою маленькую пациентку. Я очень много слышала о Яне, и я рада, что Ники поехала именно к ней. Значит, наши сеансы не прошли даром.

— Спасибо, Ольга Сергеевна.

— Не за что, Мирослав Константинович, — она пригубила воду. В кухню заглянула Николь и сказала, что готова.

Я достал телефон и покрутил в руках.

— Мам, — набрал ее, когда дочь с психологом вышли, — я тебя люблю.

Она у меня точно не была идеальной, легкой, ненавязчивой, но я никогда не сомневался в ее материнской любви. Только… Редко стал говорить о своей. Нужно чаще.

— Мирослав, у тебя все нормально? Выпил? — подозрительно поинтересовалась. Я рассмеялся. Закономерный итог, когда редко говоришь о чувствах.

Через час Николь вместе с Ольгой Сергеевной спустились. Дочь выглядела по-прежнему грустной, но Губик развлекал ее.

— Я вам вызову такси, — достал телефон. Олега беспокоить не буду, он дома уже. Лично подвозить тоже: Николь оставлять не хочу, да и за руль, собственно, тоже.

— Мирослав Константинович, нам нужно будет обсудить некоторые моменты, — тихо проговорила.

— Давайте на неделе встретимся, я позвоню. Может, в перерыве получится обсудить.

— Буду ждать.

Я проводил психолога до машины, когда та приехала. Мы договорились, что с меня обед. Когда вернулся, дочь хозяйничала на кухне. Марта еще с утра напекла блинов: с творогом и мясом. Николь взялась разогревать в духовке со сливочным маслом — вкуснятина!

— Пап, я не хочу больше ходить на сеансы к Ольге Сергеевне, — ровно объявила за ужином. Я поперхнулся блином.

— Почему? — спросил, когда откашлялся.

— Мне кажется, она в тебя влюбилась. Слишком много про тебя спрашивает.

— Да мы не знакомы почти! Но в любом случае это дело взрослых.

— Я понимаю, но на терапию больше не хочу. Это мое право, верно?

Я даже растерялся. По сути, Николь права. Я много раз проговаривал, по совету, кстати, именно психологов, что ребенок в праве отказаться или прервать терапию, если у него нет реальных проблем ментального здоровья. Ники к психиатру не нужно, мы проверили.

— Твое. Я понял. Поговорю с Ольгой Сергеевной. Но ты же понимаешь, что, возможно, придет время, когда я захочу серьезных отношений с женщиной?

Дело не в том, что я собирался снова жениться: объективно штамп в паспорте мне ни к чему. Два брака за глаза хватило. Но дети должны понимать и принимать, что родители не живут исключительно ради них. У нас может быть своя личная жизнь. Это критически важное понимание.

— Да, понимаю, просто… Если тебе нравится Ольга Сергеевна, — пожала плечами, показывая, что более-менее сносно относится к кандидатуре. — Я не хочу, чтобы это было через меня.

— Я понял, а теперь ешь, остынет все. Кстати, а почему ты поехала именно к Яне? — да, мне было это важно узнать.

— Потому что она как-то сказала, что если мне понадобится помощь, то я могу приехать.

— Ты молодец. Ты правильно сделала.

Я хотел, чтобы у Николь и Яны были нормальные отношения, насколько они в принципе в данной ситуации смогут контактировать: жизнь длинная, а Рома и Ники — родные люди. Конечно, никаких вопросов Яна решать или как-то помогать совсем не обязана, но ведь можно не держать камней за пазухой. Это я про Николь в большей степени. Ладно уж, поживем увидим.

В тот день у меня было важное совещание с акционерами одного из наших предприятий- экспортеров: обсуждали требования продажи валюты и новое бюджетное правило. Я просил меня не беспокоить и ни с кем не соединять, но новая секретарша, пока показала себя не очень. Вот и сейчас кралась ко мне с виноватой улыбкой.

— Мирослав Константинович, — склонилась, — в кабинете вас ждет некая Яна Николаевна. Я не хотела впускать, но…

— Я понял, иди, — коротко отправил восвояси.

Анна новенькая и не знала имен моих бывших жен. Но это все мелочи в сравнении с приходом Яны. Это неожиданно. Мы все решали по телефону, если пришла… Может, какой-то пиздец произошел? С ней или с Ромой…

— Господа, прошу простить. Продолжайте без меня, — поднялся и направился к выходу. Я же с ума сойду, а здесь еще час как минимум сидеть!

Нет, с сыном точно все нормально, да и Яна отлично выглядела — точно здоровая. Я смотрел на нее и не очень понимал, чего она хочет. Плащ скрывал тело, но я видел странную решительность в серых с поволокой глазах и сексуальный чокер на тонкой шее. Всегда считал их очень эротичными, поэтому дарил часто, и этот тоже лично для жены выбирал, только Яна редко надевала их в люди, стеснялась шрамика. Господи, какая глупость!

— Внимательно слушаю, — скрестил руки на груди. Даже предположений нет, только уверенность, что дело именно в нас: я и она.

— Я пришла, чтобы заняться с тобой сексом.

Опа! Ничего себе! Сказано достаточно спокойно, даже цинично, только у нее руки дрожали, несмотря на самоуверенно вздернутый острый подбородок.

— И… — ждал продолжения. — Есть какие-то причины или у тебя кризис партнеров? — оскорбить не хотел, но, извините, ко мне ни каждый день с такими заявлениями приходят! Тем более Яна!

— Есть, — она даже кивнула. — Артем — мой врач, и он считает, что у меня не закрытый гештальт с тобой.

— Он твой врач?

Не понял: они спят вместе или лечатся?

— Мы ко всему прочему еще и любовники, — сногсшибательная откровенность. Как здорово! Охуенно просто!

— То есть твой врач, с которым ты трахаешься, сказал, что тебе нужно трахнуть меня. Или мне тебя? Я что-то запутался. Пояснишь?

— Неважно кто кого, — махнула рукой. Ну и выдержка! У меня мозг кипел, а нога инстинктивно копытом гребла. — В общем и целом посыл ты уловил.

— Ты зачем мне это рассказываешь? — Яна научилась ошеломлять неожиданными поворотами, спору нет.

— Чтобы не вводить тебя в заблуждение.

— Относительно чего? — тихо рассмеялся.

Яна скрестила длинные ноги на острых шпильках и посмотрела в окно: день в самом разгаре, у меня важное совещание, а мы говорим о близости, как о стрельнуть сигарету. Я мог предположить подобный разговор, с кем угодно, но только не с Яной. Не с ней! Она действительно стала другой, но… не настолько, чтобы я не узнавал в ней свою жену.

— Чтобы ты не подумал, — повернулась и свела темные брови, — что я таким образом надеюсь вернуть тебя, — взгляд прямой, упрямый, гордый. — Поймать на секс, понимаешь?

— Поймать на «золотую писю»? Ты про это? — мне было и смешно, и странно. Нервное, наверное. Хоть бы сердечный приступ не схватить.

— Ты всегда зришь в корень, — обольстительно улыбнулась, хоть и была смущена. Яне плевать, даже если ее осудят. Но это на поверхности, а в глубине ее прозрачных глаз сплошная неразбериха. Да, жизни сложная штука и нет универсальных курсов, как ее правильно прожить, моя дорогая прекрасная бывшая жена.

— Хорошо, — ответил и потянулся к галстуку.

— Ты согласен?! — Яна ошеломленно уточнила. А она еще и сомневалась! Она сама пришла ко мне! Я уже и не ждал этого. Не мечтал даже. Вообще не надеялся…

— Почему нет? Может, у меня тоже гештальт!

— Ну да, верно, — нервно засмеялась.

— А что я должен был сделать? Ты ведь что-то предполагала, когда ехала ко мне?

— Думала, пошлешь меня… — практически шепотом.

Наивная девочка. Как я мог ее послать? Куда я мог ее послать? А главное, к кому?!

— Нет, не пошлю, — обманчиво ласково. — Гештальт — это слишком серьезно… — бросил галстук на стол, снял пиджак и расстегнул ремешок часов.

— Сейчас? — Яна была уже не так уверена. — Прямо здесь?

— Сейчас. А когда еще…

Она промолчала, но взгляд не отводила, смотрела с только ей присущей упрямой решимостью. Это женщина не свернет, а я не отпущу.

— Щелкни дверь, — коротко интимно приказал. Яна подчинилась без вопросов. — Сними плащ.

Остановилась на полпути ко мне: длинные тонкие пальцы медленно с какой-то чисто-женской, врожденной эротичностью прошлись по темным пуговицам. Плащ упал к ее ногам, открывая весьма сексуальное платье и сочную полную грудь. Шпильки полетели туда же, давая свободу тяжелым густым волосам. Мой фетиш — волосы и сиськи. Нет, не так: Ее волосы и Ее сиськи.

Яна всегда была красивая, причем не милой девичьей прелестью, а женской цветущей красотой, даже в двадцать три, когда мы познакомились. Фигура — на тысячу процентов в моем вкусе: крепкие, упругие и большие сисечки, ноги длинные, бедра крутые — генетика невероятная!

Мне было похер, что я всего лишь гештальт; что пришла ко мне не из-за чувств; что ее тело приходилось делить с тем, другим. Я хотел Яну. Я чувствовал свою бывшую жену. Я околдован ею. Нам обоим это нужно. Давно нужно! Ее грудь слишком бурно вздымалась. Мой пах с болючей горячностью терся о ширинку. Сейчас только это главное — наше желание.

— Будешь меня соблазнять? — хрипло проговорил. Я все еще держался и не срывал с нее одежду.

— Нет, — шепнула, медленно приближаясь ко мне. Каждый шаг, как выстрел в мой самоконтроль. Взмах ресниц, сексуальный изгиб губ, грациозное покачивание бедер — ее любить нужно, но у меня плыло в голове от пошлых мыслей. Размазать помаду о головку члена, чтобы на длинных ресницах висели слезы яростного наслаждения, а на бедрах остались следы моих пальцев. Мое семя в ней и на ней. Чтобы как раньше, но совершенно иначе. Мы те же, но совсем другие. Что из этого выйдет сейчас совсем неважно.

— Почему? — нос пощекотал до боли знакомый аромат сирени. Это любимый запах Яны: он буквально пропитал ее кожу, даже внизу, в самой сердцевине. Она пахла сиренью в самом цветении, а на языке оставался вкус сладко-терпкого цветка.

— Почему… — повторила и обняла ладонями мое лицо: Яна лихорадочно блуждала по нему взглядом, гладила скулы, провела по бровям, коснулась губ. Она завораживала глазами. Сводила с ума, даже не коснувшись меня по-взрослому. — Ты такой красивый… — шепотом комплимент, до самого желанного поцелуя.

Мы так много пропустили. Мы так давно не целовались еще в браке. Так не целовались…

Мягкость ее губ сменилась жестокостью моего жадного желания. Я слишком давно мучился, чтобы нежничать. Яна ведь полюбила жестче. Я тоже не против. Языки встречались как удары хлыста, а зубы царапали и кусали тонкую кожу. Я хмелел от вкуса ее крови у себя во рту. Это безумие. Это огонь. Это мы. Чужие и близкие. Далекие и родные. Забытые и помнящие. Каждый миллиметр кожи. Каждый вздох на ушко. Каждый взрыв наслаждения. Стон. Смех. Слезы. Боль. Сомнения. Страх. Выбор. И любовь. Ведь это была любовь… Я знаю, что это была любовь…

Я провел языком по тонкой шее, обхватывая зубами подбородок, прислушиваясь к каждому хриплому вздоху. Ладонь нырнула в декольте и сжалась на полной груди, царапаясь и обжигаясь об острые пики сосков. Хотелось содрать платье, вставить, кончить — получить передышку, согнать первую волну, разрывающую сразу обе мои головы, но мы не закончим быстро. Я хочу долго. Хочу жестко. Хочу навсегда.

— Мир… — ахнула, когда резко совершил обмен: теперь Яна была у стола, распластанная, с раздвинутыми ногами, полностью открытая для меня. Я задрал вверх юбку, обнажая упругие ягодицы, и шлепнул по одной, затем крепко сжал, балдея от этой наполненности. Шлепнул по другой, не сильно, чтобы чуточку порозовели. Каждый шлепок сопровождался вздрагиванием и рваным стоном. Для меня это музыка, очень эротичная, очень возбуждающая, вожделенная до звона в ушах, отдававшего нетерпеливой тяжестью в яйца.

— Яна, ты хочешь меня? — рвано, с трудом складывая буквы в слова. Я спустил с нее трусики, полностью пропитанные ее соками. Я спросил не для того, чтобы знать. Мне необходимо услышать. От нее услышать!

— Хочу… — на выдохе дрожащим голосом. Я опустился перед разведенными ногами на колени, развел ягодицы и лизнул промежность. Такая же: вкус, запах, розовые нежные губки. Яна текла, и она текла для меня. Я забыл, как это крышесносно, когда твоя жена течет для тебя. Когда секс — это не только тело, но и сердце, душа, голова. Да, Яна не моя, но она и не чужая. Я чувствовал это.

— Прости, но я слишком хочу, чтобы отвлекаться на куни, — схватил бегунок на спине и рванул до самой талии. Ладонью мучительно медленно провел по гладкой спине — Яна кошкой выгибалась следом, соблазнительно оттопырив попку.

Я со щелчком выдернул ремень и освободил каменный стояк. На столе стояла аккуратная маленькая сумочка. Я выпотрошил ее, рукой нашарив презерватив.

— У тебя своих нет? — тихо смеялась Яна.

Я не ответил, смочил слюной задний вход и чуть надавил большим пальцем, поглаживая влажные складки набухшей головкой. Яна не любила проникновений туда, но я и не собирался, так, поиграть чуть-чуть.

— А я, — надавил головкой на узкий вход. Яна не протестовала: подготовленная основательно, — в офисе, — склонился так, что покрыл ее тело как жеребец свою кобылу и шепнул: — не трахаюсь, — прикусил мочку уха.

— А сейчас? — она еще смела шутить, дерзкая проказница! Мудрёна!

Я усмехнулся, раскатал по стволу силикон и наконец толкнулся на всю длину. Кончились слова, слоги, буквы и мысли. Осталась только жажда блаженства. Я мял розовые ягодицы, сжимал бедра, теребил нежный клитор, входил почти до упора и обратно с пошлыми влажными шлепками. И мне было мало. Все казалось недостаточным. До дрожи где-то в самой сердцевине нужно было видеть ее глаза, целовать губы, ловить грешные стоны. И грудь. Я хочу эти сиськи, мать вашу!

— Я должен тебя видеть, — достал член и подхватил Яну на руки. Содрал платье, выкинул лифчик, провал трусы и усадил ее верхом. Пиздец, как хорошо, как правильно.

— Я тоже, — она судорожно пыталась расстегнуть пуговицы моей рубашки. К черту. Сорочке тоже пришла хана. Теперь совсем близко, тело к телу, губы к губам. — Обожаю твой грудак, — ногтями провела по торсу с короткими жесткими волосами.

— Это у тебя охуенные сиськи, — обхватил два полных полушария, поразительно сексуально сочетавшихся с тонким станом. Яна откинула голову назад и поскакала, творя что-то поразительное бедрами: сдавливала ствол так, что яйца выкручивались, грозя затопить планету Земля за рекордные девять с половиной секунд!

Я обхватил губами сосок, обласкал и переключился на другой. Чтобы не обиделся. Это просто сокровище, самые охренительные сиськи в мире! Я вылизал их, а когда Яна прогнулась назад, ускорилась и начинала стонать все громче, не сдерживаясь, срываясь в глубину полной свободы. Это нужно Ей. Это возбуждало меня. И похер, что в моем кабинете не настолько хорошая шумоизоляция.

— Смотри мне в глаза, — обхватил острый подбородок, жестко и коротко целуя в губы. — Я хочу видеть, как ты кончаешь, — активно врезался в податливую мягкость, встречаясь с ее выпадами бурными раскатами грома.

Я смотрел ей в глаза. Яна не закрывала своих. Их заволакивало пеленой скорой разрядки. Мне нравилось смотреть на нее сейчас. Это самое прекрасное, что может быть в жизни мужчины — довольная любимая женщина.

Яна вскрикнула, сжимаясь по инерции изнутри, доводя и меня до пика наслаждения, затем упала на грудь и обняла за шею. Я грубо обхватил гладкие бедра и сжал, седлая волну бурного оргазма, утыкаясь ей в волосы, заглушая победный рев, утопая в запахе сирени. Ее запахе.

— Мне было хорошо… — Яна подняла шальную голову, раскрасневшаяся, с хмельным взглядом, взмокшими волосами на висках и путаницей на голове. Очаровательно прекрасна. Она приподнялась, и я снял полный добра презерватив. У меня все еще стоял: я не удержался, снова вошел в нее, кайфуя уже на живую, целуя ее, но уже нежно, медленно, долго. Яна отвечала также.

— Если нужно в душ… — предложил, когда она все-таки слезла. Я не против повторить, минут через пять… Ладно, пятнадцать!

— Не нужно, — Яна поднялась, прошла босая, но, наткнувшись на туфли, легко впорхнула в них. Белье не собирала, но платье натянула, только молния на спине…

Я встал, остановился сзади, провел кончиками пальцев по коже и помог застегнуть наряд. Ладони легли на живот, инстинктивно надавливая, чтобы стала ближе, теснее, во мне. Она дрожала, молчала, поправляла прическу.

— Чего ты хочешь, Яна? — сейчас было искренне, без масок и игр. Простой вопрос. Однозначный ответ. Все можно решить, если вместе. — Хочешь со мной… Снова?

— Я не знаю, — совсем неуверенно. — Запуталась…

Я был уверен. Мне показалось, что и она… Наверное, только показалось.

— Твой гештальт закрыт? — я все еще надеялся.

Я не видел ее лица, не слышал голоса, только сухой кивок.

— Ясно, — отступил, поправил одежду и спрятал руки в карманы брюк. — Тогда желаю счастья в личной жизни. Пух. — подобрал мятую рубашку и отправился в душ.

— Мир…

— Яна, у меня важное совещание, — я тоже не повернулся. Просто не мог. — Мы закрыли все гештальты. Прощай.

Я не видел, как она уходила, только слышал лихорадочный стук каблуков. Мы столько раз ставили точку, прощались, расходились в стороны, но именно этот ощущался колом в сердце.

В комнате отдыха бросил сорочку в корзину и подошел к зеркалу, с силой сжал раковину, на себя смотрел. Мне нечего было сказать, даже подумать, просто тупо дыра. Где? Да везде! Черная яма.

Я быстро обмылся и переоделся. Холодный душ заблокировал чувства. У меня еще много дел сегодня. Нужно занять себя. Нужно! Нужно, чтобы не сдохнуть от темноты. Хуйня это все про свет в конце туннеля. Нет его. Я проверил.

— Нагорный, слушаю? — ответил на звонок. Это психолог Ники.

— Мирослав Константинович, мы договаривались сегодня в три пообедать и обсудить прогресс Николь, но у меня свободное время только вечером, после семи.

— Я заеду к вам. Обсудим. Мне есть, что вам сказать. До встречи, Ольга Сергеевна.