Мирослав
— Твой сын в больнице, мало? — Яна вся пылала, желая засунуть мне в задницу каблук поглубже.
— А можно толком и по делу? — сузил глаза.
Сегодня, мягко говоря, я совсем не настроен слушать, какой я во всем кругом виноватый. Глаза слепит от святости людей, меня окружавших!
— Что с Ромой? Он там? — хотел обойти Яну. — А Николь? Не могу ей дозвониться.
Бывшая жена не дала мне пройти. Руки на груди сложила и коршуном смотрела.
— Подожди. Нужно поговорить, — и пошла от двери, за угол. Уверенная, что я за ней побегу. Хотелось скрипеть зубами, и тем не менее я отправился за черным шелковым платьем. Злилась, что ее от приятного вечера оторвали? — У Ромы кровь носом пошла, не останавливалась, его даже рвало ею, — у Яны заметно подрагивали руки. Ей было страшно, но злилась она сильнее, чем боялась. Значит, ситуация под контролем.
— Черт… — сглотнул и взлохматил волосы.
— Потому что они с Николь решили поиграть и запихнуть моему сыну…
— Нашему, — напомнил, если она подзабыла об этом в поисках претендентов на звание нового «папы».
— Засунуть в нос M&M'S! Весело же! — с сарказмом резюмировала.
— Ты обвиняешь Ники? Думаешь, она специально? — теперь руки тряслись у меня.
Да, у меня абсолютно не подарочная дочь: капризная, избалованная, эгоцентричная, склонная к манипуляциям, и еще целый букет! Но она не злая! Она никогда никому не причиняла физических страданий! Я разбирался в школе: говорил с психологом, после того как начитался про буллинг и что он в себя включал. Меня убедили, что до рукоприкладства не доходило, и что Николь больше позер, нежели реально способная на травлю. Но с этим мы все равно работали. Пока школьный специалист, дальше посмотрим. Направят к психотерапевту, пойдем, деваться некуда. Сейчас еще можно рихтовать поведение.
— Ты ведь восемь лет ее растила.
— Я не уверена, что эта все та же девочка… — проговорила с горечью.
— Ты переволновалась, Яна. Поэтому так говоришь. Тебе нужно успокоиться.
— Но вопросы у меня не к ней, а к тебе: почему дети были одни? Где был ты?
— Мне нужно было уехать. Срочно. Я уложил их, не подумал, что может что-то произойти.
Да они же уже в постели были! Меня не было всего два часа, ночь, почему они не спали?!
— Зачем ты взял Рому на ночь, если не собирался проводить с ним время? Если у тебя дела, — нарисовала кавычки в воздухе, словно бы я к шлюхами поехал, оставив детей.
— Прости. Я виноват. Больше этого не повторится, — извинился. — Прости, Яна. Я не подумал…
— Я это уже поняла, — прервала едко. — С кем поведешься, да?
— Главное, чтобы ты водилась с умными людьми, — нарочито мягко ответил, сканируя ее явно не домашний наряд.
Да, это моя вина, согласен. Понадеялся, что пронесет! Дурак, но, бля, хватит уже училку включать и отчитывать меня как школьника! Я весь на нерве, а Яна стала вообще без тормозов.
— Это безответственно, Мирослав! — она не сдавалась взорвать меня окончательно.
— Да ебать! — выругался, уже не сдерживаясь. — Я ж пиздец как мало ответственности несу! Вообще нихуя не делаю! А ты, Яночка, охуенно устроилась!
Мне разрывало голову от бесчисленной волны претензий ко мне как к бывшему мужу, отцу, мужику, сыну. И это все исключительно с женщинами! Может, по пальцам молотком хуярить и ни о чем не думать? Может, стать воскресным отцом-молодцом, с алиментами, которые установили по закону, а не теми, что по факту платил, и ноль помощи в остальном, как делали восемьдесят процентов разведенных мужчин в моем окружении? Раздать детей бывшим женам, и пусть воспитывают двадцать четыре на семь без меня, такого хуевого! Может, тогда что-то щелкнет? Ценить помощь начнут, а не бесконечно пальцы загибать, права качать и смотреть на меня, как на врага, блядь, народа!
— Ты тоже не дома была, — кивнул на ее наряд. Нет, право имела, не спорю, свободный вечер, как и ночь, но как бы поучать основам святости не надо. Нимб уже не так сверкает.
— Да, не дома, потому что сына забрал ты! — и еще ткнула мне тонким пальцем в грудь.
— Да, Яна, так бывает, прикинь! — мы оба перешли на повышенные. — Это ты у нас правильная святая мать, а остальные долбоебы!
Она от неожиданности вздрогнула и громко сглотнула. Смотрела на меня, как на незнакомца. Да, привыкла девочка, что с ней так нельзя. Мы жили в максимально здоровой атмосфере с уважением и благодарностью друг к другу. Мы даже ссорились интеллигентно. Я хотел сохранить теплоту даже после развода. Мать его, я старался! Не козлил, не приставал, не лез под юбку, не абьюзил, помогал, чем мог! И все не так! Видимо, нужно по-другому…
— Я извинился. Что мне еще сделать? На колени встать? — громко топнул одной ногой.
— В общем, так, — Яна, очевидно, решила взять себя в руки и вернуться к привычному формату «без истерик». Это хорошее качество, но иногда бесит, — я решила, что на ночь Рома больше не остается: забирай, гуляйте, развлекайтесь, но без ночевок.
— Да ты что! — хлопнул в ладоши и демонстративно округлил глаза. — А что еще?
— Ничего, — едко фыркнула.
— Все, не могу это слушать. Я к Роме, а ты выпей кофе, успокойся и поезжай домой, — развернулся и отправился в дежурную смотровую. Эта клиника, после отъезда Святослава, тоже теперь моя забота. Совсем недавно принял ее под свою эгиду.
— Мирослав! — стук острых шпилек преследовал меня. — Я не шучу! Я забираю Рому.
Я резко притормозил и обернулся. Яна клюнула носом в мою грудь. Я помог ей устоять, но не задерживал ладоней на ее талии.
— Ты хочешь подать апелляцию относительно опеки? Судиться со мной будешь? — спокойно сложил руки на груди.
Яна гордо вздернула подбородок. Какая поразительно дерзкая самоуверенность! Девочка ощущала себя в силе вести со мной судебную тяжбу? Или она полагала, что новый мужчина, вероятно, Каминский, перекроет все ее финансовые затраты? Ошибается. Таких дураков как я еще нужно поискать…
— Если это касается здоровья моего сына, то буду! — сверкала глазами, но тон уже не такой уверенный.
— Не доводи, Яна. Просто не доводи меня. Ты даже не представляешь…
Она просто не знала, что я тоже мог быть другим. Таким, как сегодня. Я этого не хотел. Я никогда не хотел быть зверем. Я человек, но… Но если понадобится, стану.
— Я многое начала понимать, Мирослав, — и почему-то передернула брезгливо плечами. — Вряд ли меня можно удивить и поразить мужской жесткостью.
— Я смотрю, ты полюбила пожестче во всех смыслах. Хорошо, я буду жестче, — угрожающе тихо произнес. Очевидно, что наш мир таков: доброта — это слабость; жестокость — это норма. — Хочешь, заберу Ромку, пока ты строишь личную жизнь? Ты ведь строишь, Яна? Я и без судов могу это сделать. — Она побледнела. — Иди, гуляй, оттянись за молодость в подгузниках.
— Ты не посмеешь… — одними губами.
— Отчего же? — развел руками. — Отдыхай, кайфуй, ходи по вечеринкам… — взгляд неожиданно выхватил цифры на тыльной стороне ее ладони. Бесцеремонно схватил за руку и рассмотрел их. Код. Яна даже не сопротивлялась, перепуганно хлопая глазами. — Весьма сомнительным, — отпустил тонкое запястье. — Сын пока со мной будет.
— Знакомые места? — Яна уничтожающе улыбнулась, потирая ладонь.
— Ян, давай перед тобой будет оправдываться новый мужик, — реально отмахнулся от дебильного предположения. — Я тебе уже все сказал относительно моей верности. Не веришь, это твоя проблема, — и двинул к смотровой. Яна, естественно, не отставала.
Я нажал на ручку и сразу окинул взглядом кабинет. Роме уже вставили тампонаду и сейчас вытирали лицо от крови. Николь сидела рядом с врачом и испуганно наблюдала. Медсестра держала лоток с кровавой рвотой. Бедный мой. Что же такое…
— Ромчик… — пошел к нему, но бывшая жена обогнала. Именно этого я не хотел: мы должны были быть заодно как родители, если уж не получилось как у мужа и жены. Теперь мы соревновались.
— Сынок, — она погладила его по голове. Рому снова начало рвать запекшейся кровью. Яна поддерживала его и вытирала аккуратно губы. Она на мгновение прикрыла глаза, и сквозь густые ресницы просочилась одинокая слезинка. В этот момент я внутренне признал, что не смогу сделать того, что только что обещал. Просто потому что у любящих матерей детей не отнимают, даже если у них проявился сучий характер.
— Ты как, герой? — подошел к сыну. Николь послал взгляд, что вижу ее, что поговорим, и не надо бояться. Я тоже решил заняться своим ментальным здоровьем относительно воспитания детей: у меня сын и дочь, которую нужно воспитывать фактически одному. Отец-одиночка взрослеющей девочки — это не шутки.
— Как герой, — вяло проговорил Рома и широко зевнул. Вареный. — Спать хочу.
— Доктор, — обернулся к дежурному врачу, — Мирослав Нагорный, — представился и протянул руку, крепко пожимая, благодаря. — Как нам быть? И почему это случилось?
— Слабые носовые сосуды. Николь и Яна Николаевна объяснили ситуацию. Я посмотрел: в пазухах не было инородных предметов, — заверил нас. Я выдохнул. Честно, боялся, что Ники… Мне стыдно, но я тоже сомневался в ней. — Видимо, пальчиком далеко зашел и задел крупные сосуды. При заднем носовом кровотечении кровь стекает не только вперед, но и по горлу в пищевод, отсюда рвота. Наш желудок раздражает кровь, и начинается рвотный спазм, — объяснял врач: — Давайте понаблюдаем в стационаре. Возьмем кровь, поставим восстанавливающую капельницу, завтра если тромбоциты и гемоглобин не сильно упали, снимем тампонаду и купируем серебром поврежденные сосуды. И не лазить в нос! — это уже четко для нашего Ромика. — Промываем, капаем маслице, сморкаемся. Ничего не сдираем: корки в носу нужно размягчать и только потом убирать, только так не травмируется слизистая.
— Я останусь, — Яна буквально держалась за сына.
— У нас все есть в палате, только если какие-то личные вещи понадобятся, — врач осмотрел ее платье. Спать в таком не очень удобно.
— Ничего не нужно. Если у вас найдется зарядка, то все нормально.
— Наташ, — врач обратился к медсестре, — оформляй, а я провожу в палату.
— Я помогу, — посмотрел прямо на Яну и взял на руки Рому. Он моментально отключился, устроив голову у меня на плече. — Что-то нужно? — тихо спросил у бывшей жены. — Могу метнуться домой, привезти, что скажешь.
— Ничего не нужно, — хрен мне, а не нормальное общение.
— Ясно. Завтра тогда приеду, отвезу домой.
Через десять минут вернулся в смотровую и заполнил документы на госпитализацию.
— Где твоя куртка? — спросил у дочери.
— В кресле, — мы вышли и забрали одежду вместе с тут же брошенным телефоном.
— Поехали домой, — взял за руку, и мы вышли из клиники. Рядом с моим ХМ стоял черный гелендваген, но тогда я еще не знал, кто водитель. Каминский курил, облокотившись на капот. Вероятно, он их привез.
— До свидания, — Николь попрощалась с ним, когда мы поравнялись. Я только кивнул. Он помог моему сыну, как ни крути, но никаких благих чувств я не испытывал. Да и Каминский ко мне. Слишком пялился и оценивал.
Я пристегнулся, завел машину, обхватил руль, но не нажал на педаль: пристально смотрел на свои руки. Это реакция на стресс? Странно, но я ничего не чувствовал. Тотальное эмоциональное опустошение. Яна, Лика, мать, брат, друзья, знакомые — полный штиль, никакого эмоционального отклика. Только к детям что-то едва, но ёкало и билось. Вроде бы все понимал, оценивал верно, но не получалось прочувствовать сердцем. Правильно и неправильно. Хорошо и плохо. Что можно, а что нельзя. Моральный компас на месте, но… Жесть какая-то. Надеюсь, пройдет по утру. Не хочу превращаться в бездушную машину.
Домой попали в третьем часу ночи. Николь в машине уснула, хотел ее занести, не будить, но она проснулась. Зевала, еле шла, но сама.
— Пап, — уже в доме, — я ничего Роме не делала. Мы просто играли. У него спроси, он подтвердит!
Вот почему проснулась: хотела сказать, что не виновата. Моя дочь столько наворотила за последние несколько месяцев, что и сама понимала — ей могут банально не поверить. Как в той притче про мальчика и волков.
— Я тебе верю, — погладил по волосам. — Иди, ложись, завтра все расскажешь.
Мне психолог сказал: главное, что родитель мог дать ребенку, — безопасность. Не стоит кричать и отчитывать ребенка при посторонних; шикать и шипеть при сверстниках; выпытывать правду, когда нужно дать успокоиться. Нужно показывать, что ты, родитель, — защита от всего мира, что ты на стороне своего ребенка, а дома, в кругу семьи и близких, уже нужно разбираться.
Николь поднялась, а я устало стянул с плеч куртку. Сбросил, туда же отправил толстовку, потер лицо: каждая ступенька отдавалась тяжестью и простреливала голову, ноги свинцом налились, руки…
Руки под душем очень долго тёр щеткой. На них ничего не было, а мне казалось, что кровь запеклась под ногтями. Это был очень сложный вечер и еще более тяжелая ночь.
Сейчас спать, завтра за Ромой в больницу. Надеюсь, Яна остынет и не станет больше обострять. Рационально я тоже понимал, что перегнул с ней, но бывшая жена меня достаточно хорошо знала, чтобы не понимать: дети мои, и лишать меня общения с ними — может плохо кончиться.
Кардинальные меры я не любил (сегодня снова в этом убедился), но объективно: пока Ромчик маленький и привязан к матери особенно, но время не стоит на месте. Яна молодая, красивая, сексуальная, в отношениях — не сегодня-завтра замуж выйдет. Правда, я в упор не понимал, почему Каминский отвел свою женщину к извращенцам в «Замок». Люди в масках там абсолютно теряли человеческие лица. Яна никогда не должна была окунуться в это дерьмо. Я был там однажды лет десять назад со Святом, но на переговорах: хозяин этого экзотического гадюшника не наш, но хотел работать в Петербурге. Мы обговорили нашу долю и красные линии — изначально там были снафф-сценарии с реальными изнасилованиями и даже смертью девочек. В моем городе это табу. А так… Если кому-то охота ссать в рот, жрать говно или продавать свою целку — ради бога! Я уверен, что моя бывшая жена осталась шокирована. Только зачем ей в принципе это знание?! Я не понимал! Я берег ее. Свою женщину нужно оберегать.
Я не хотел, чтобы Каминский был тем самым отчимом, но как я мог запретить?! Я вообще не желал никаких вторых «пап», но кто меня спросит?! А как к этому отнесется наш сын? Никто предсказать не мог, но факт, что Рома будет расти, и в пубертате мог начать исполнять, что мало не покажется всем нам. Возможно, я ему тогда буду нужен больше: если захочет, всегда может переехать к бате. Я ж теперь Батя! Очень надеюсь, что худо-бедно справлялся без женской поддержки.
Я встал пораньше, но не в шесть, а в девять утра, сходил на пробежку, а вернулся и только сейчас заметил, что в гостиной валялось несколько полотенец в крови, диван испачкан, а ковер в рвоте. Собрал, что можно было, остальное просто накрыл покрывалом и написал ассистенту, чтобы вызвала клининг в течение дня.
По воскресеньям Марта к нам не приходила, но в холодильнике были заготовки для завтрака. Обычно мы втроем кашеварили, сегодня вдвоем: сделали яичницу, хлеб поджарили, колбаска тоже в стороне не осталась.
— Рассказывай, — мы перешли к чаю и десерту, пора выяснить, что произошло.
— Когда ты ушел, мы решили поиграть в Роблекс, — начала Николь. — Потом я достала упаковку M&M'S. Мы ели, баловались, подбрасывали конфеты и ловили ртом, потом я вставила их себе в нос, у меня же ноздри большие, — и нажала на кончик носа, задирая. — Рома решил повторить, но у него же не так таких ноздрей! Я ему говорю: не пихай! — пожала плечами. — Мы достали конфету, но она раскрошилась, Рома начал пальцем ковырять, и пошла кровь… — она испуганно сглотнула. — Вообще не остановить. Его и рвать начало.
— Испугалась?
— Очень.
— Извини, что не ответил на твои звонки. Я не слышал. Ты потом Яне позвонила?
Николь не сразу ответила, но расстроилась еще больше.
— Маме, — тихо проговорила.
— И? — я насторожился.
— Она сказала, позвонить родителям Ромы. Что это не ее дело, — отвела глаза.
Ну какая сука! Я клацнул зубами так сильно, что щеку до крови прокусил. Какая же Лика пустая и жестокая. Никого не любит, даже собственную дочь! Да, это тоже в чем-то моя вина: Лика никогда особо не хотела детей и не любила их…
— Ясно, — прокомментировал сухо. — Потом ты Яне позвонила.
— Да, — закивала активно. — Яна приехала быстро. Она… Она… Хорошая, да. Она любит Рому.
Я слабо улыбнулся. Николь начала выздоравливать от влияния своей биологической матери и признала, что бывшая мачеха — добрая женщина.
— Мы все любим Рому.
— Да, но, понимаешь, — так обескураженно посмотрела, — Яна очень любит Рому. Любит, понимаешь? — взгляд растерянный.
Да, моя девочка сейчас на живую проводила параллель между чувствами двух разных матерей к своим детям. Увы, ее мама не умела так любить свое дитя.
— Ники, как ты думаешь, почему так вышло?
Психолог сказал, что в спорных ситуациях нужно задавать вопросы и ждать, как рассудит ребенок — кто виноват?
— Потому что ты велел спать, а мы не послушались, — опустила глаза. Прогресс! Виноват ни Рома, ковырявший в носу, ни я, что ушел, а они вдвоем, потому что не послушали взрослого.
— У Ромки скоро день рождения. Ты подумала, что дарить ему будешь? — решил переключиться с темы.
— Может, картину нарисовать? — задумалась Ники.
— Хорошая идея, — согласно кивнул, — а теперь чай допивай, посуду в посудомойку, а я позвоню Яне, спрошу, когда их забрать можно.
Уже одиннадцать. Выписывали вроде до двух дня.
— Привет, — набрал ее, — как Рома? Во сколько за вами приехать? — сейчас я уже не был настолько нервным. Надеюсь, она тоже не будет лезть в бутылку.
— Рома нормально, — слышно, что не забыла вчерашнюю ссору, бля. — Мы уже дома. Нас забрали, — холодно бросила.
— В смысле? — шерсть на затылке снова встала на дыбы. — Я говорил, что отвезу. Я сыну обещал! — не сдерживал злости. Да какого хрена вообще?!
— Нас в семь разбудили на кровь, сделали анализы, все в норме. Роме вынули тампонаду, мы оба хотели домой. Почему мы должны ждать, когда ты выспишься?
Я хотел сказать, что могла позвонить, но…
— Я тебя услышал, Яна, — сбросил вызов.
Очевидно, бывшая жена больше не хотела поддерживать нормальные отношения. Окей, будем общаться в соответствии с буквой закона.
Я вошел в кабинет и достал из сейфа документы по разводу. Меня интересовали правовые отношения с Яной Нагорной и опека. Так, посмотрим.
Мне присудили алименты в размере трехсот пятидесяти тысяч. Это не двадцать пять процентов от моих финансовых поступлений, но, оказывается, если у родителя сверхдоходы, то расчет шел из ежемесячных расходов на ребенка. А еще алименты — это не только плата отца, мать тоже должна вкладываться. То бишь, семьсот тысяч в месяц — суд решил, что этого за глаза для мальчика пяти лет. Я платил миллион. Еще два переводил Яне как помощь, содержание, желание, чтобы ее образ жизни не изменился. Это не обязанность, это было моей волей. Этот пункт можно расторгнуть в одностороннем порядке, потому что у меня не было перед бывшей женой финансовых обязательств. У нас был брачный договор, и все выплаты, причитающиеся Яне по нему, получила сразу. Содержание — это не обязанность, а мое право. Лику я снял с дотаций, как только она уехала с чемоданом. Не моя эта забота. А Яна?
Да тоже не моя! Сколько мне говорили, чтобы не лез, не мозолил глаза, не делал щедрых жестов? Часто. Почти всегда после развода. Не буду больше. И свои деньгами не буду смущать ее нового партнера. Пусть берет ответственность за свою женщину: ее достаток, образ жизни, красоту и здоровье.
Нет, если Яна попросит о чем-то, сама попросит, никогда не откажу. Но сейчас ей объективно это не нужно. Мужик у нее есть. Понял и принял.
Ромчик мой: сколько платил, столько и буду. Сомневаюсь, что Яна в месяц в должности преподавателя китайского языка зарабатывала только на него триста пятьдесят тысяч. Не ценился у нас в стране интеллектуальный труд, только в бизнесе реальные деньги. Жаль, но что делать, такая система.
Няня, садик, хоккей, сейчас на плавание пошли — это все моя ответственность. Сын всегда будет сыт, одет и обут. Как и дочь. Остальное — дело чужое. Ну и что греха таить, обеспечивать новые отношения бывшей жены мне не хотелось.
Как юрист я очень дотошно изучил пункт моих встреч с Романом Нагорным — четыре дня в неделю, а в скобках уточнение — четверо суток. Значит, я мог забирать сына во вторник и четверг с ночевкой, а не на полдня. Договор составлен идеально, оспорить его в суде максимально сложно и очень дорого. Сама Яна может жить как хочет, но ограничивать меня в отцовских правах не позволю!
— Ники! — крикнул уже в коридоре. Я взял документы и собрался к Яне. Будем говорить предметно и на цифрах.
— Что? — она спустилась почти кубарем.
— Я могу тебя одну оставить дома? Не будет сломанных рук, ног, разбитых носов?
— Нет, — смущенно улыбнулась.
— Или к бабушке отвезти?
— Пап, я буду паинькой. Кстати! — загорелась. — Я придумала подарок Роме!
— Внимательно слушаю, — произнес, завязывая шнурки ботинок.
— Собаку!
— У его матери аллергия на шерсть.
— Давай подарим ему, а жить собачка будет у нас? — предложила простодушно.
— Ну ты хитрюга!
— Есть гипоаллергенные собаки, пап. У них шерсть как наши волосы. Можно ведь такую?
— Ладно, давай так, — придумал кое-что, — тебе задание: собери информацию про щенков, характеристики, плюсы и минусы. Создай презентацию с фотографиями. В общем, сделай так, чтобы я захотел купить животинку!
Николь обрадовалась и побежала заниматься проектом. Я поехал к бывшей. Посмотрим, как выйдет с Яной…